Тропами вереска - Марина Суржевская

— Сторожка, говоришь, — княжна встала из кресла, прошлась, не иначе, платье богатое показывала. А я пальцы скрестила, чтобы она намек мой поняла. Не могу же я прямо сказать! — Сторожка… Есть у меня такая. За северными воротами, на лес смотрит. Устроит?

А сама усмехается, вот же зараза. Конечно, сторожку ту вся дворня десятой дорогой обходит! Думает княжна, что гадость сделала пришлой вдовице, и радуется. А мне только того и надобно!

Я растянула губы в благодарной улыбке.

— Сойдет, благодетельница! Щедрость ваша и красота границ не знают! — помялась, раздумывая. — Братишки со мной младшие только. Но тихие, послушные, по хозяйству помогут, или и вовсе сидеть тише мыши в доме будут, не побеспокоят…

Пока говорила, дверь за спиной тихо открылась, и того, кто вошел, я всем нутром почувствовала. Едва удержалась, чтобы не обернуться радостно.

Ильмир прошел, скользнул по мне взглядом невидящим, а Велене улыбнулся. И, видимо, это и решило вопрос в мою пользу, княжна кивнула милостиво.

— Что ж, так тому и быть. Занимай домик лесной, но каждый день на заре должна в поместье быть. Братишки твои за ворота пусть не ходят, нечего тут посторонним шастать. Оборот луны без оплаты работать будешь, посмотрю на твои умения. Сегодня можешь устраиваться, а завтра к обязанностям приступай. Зовут как?

Я посмотрела на спину Ильмира, что отошел к окошку.

— Вересенья, — пробормотала тихо. Внешность новая и имя к нему. Вереск у нас еще инеем зовут, как раз к моей душе замерзшей подходит…

Велена кивнула, махнула рукой, отпуская меня — служанку, и к Ильмиру подошла, расцвела улыбкой. Он к ней повернулся, а я ушла. Не хотела смотреть, как любимый другую обнимает…

****

Первым делом забрала из харчевни «братишек», и отправились мы втроем в лесной домик. Он маленький совсем был, две комнатки, да мне не привыкать. Леля пофыркала насмешливо, поняв, куда нас определила княжна. Я тоже улыбалась, стирая пыль с лавок и окошек. Таир за водой на озеро сходил, притащил два ведра. Теньку и Саяну я отпустила и сразу отправились новое место жительства осматривать.

Коргоруш явился, когда я полы уже вымыть успела, паутину из всех углов сняла и очаг зажгла. Леля-то не удивилась, хмыкнула только- да продолжила картошку чистить, а вот Таир выронил ведро, расплескав грязную воду, и ойкнул. Но то понятно: не каждый день увидишь, как из углей горящих черный кот вылезает, садится на доски пола и смотрит на тебя красными глазищами.

— А я уж думала, никого на озере не осталось, — поклонившись, сказала я.

Коргоруш облизнулся, выгнул спину и сказал почти по-человечьи:

— Долго пропадала, Шаисса… Ждали мы тебя… А ты все не идешшшь…

— Не могла, — серьезно ответила я.

— Знаю… Нашшептали духи… Хорошшшо, что пришла…

— Что у вас тут происходит? — нахмурилась я.

— Земля умирает… Сил нет… ушли все… Хорошшо, что ты пришшшла…

Я села на лавку, задумавшись. Да уж…

— В дом никого из посторонних не пускай, — велела коргорушу, — только отводи осторожно, да не в лес, а к поместью. А ежели кто дорожку найдет, тайники мои береги, понял?

Кот кивнул, а потом принялся умываться, вылизывать мордочку розовым языком. До вечера мы привели домик в порядок, разложили свои пожитки. Мы с Лелей устроились в одной комнате, Таир — в другой, возле очага. После бессонной ночи спать хотелось нещадно, но я решила прежде прогуляться. Снова свой платок повязала да пошла, Тенька в образе псины за мной увязалась.

Лес тут не хуже моего северного был, только здесь ни снега, ни льда уже, на солнечных склонах желтеет калужница и пушится мать-и-мачеха. Но тихо так, непривычно. Шмель пролетел, опустился на цветок и тут же сорвался, унесся, недовольно жужжа. Я присела, тронула пальцем тонкий стебель и желтое соцветие. Силы нет в цветке, пустой почти. Нахмурилась. Оглянулась на поместье за озером. В надвигающихся сумерках все окна горят огнями, переливаются красиво. Словно не дом, а игрушка сказочная.

Я пошла по тропинке между деревьями, прислушиваясь уже не человечьим слухом — ведьминым. И мрачнея все больше. Звуков леса, привычных и знакомых, я не слышала. Ни шороха звериных лап, ни шелеста птичьих крыл, ни плеска рыбы в воде. Закрыла глаза, пытаясь уловить шепот леса, но и тут ничего…

— Вы не боитесь гулять одна по ночам? — тихий голос заставил меня вздрогнуть и открыть глаза. Тенька, глупая, бросилась к человеку, чуть ли не хвостом виляя. Ильмир посмотрел удивленно.

— Тень, ко мне, — чуть хрипло сказала я, отвела взгляд. А то удивится, что это я так уставилась. Хотя служитель к женским взглядам привычный. Посмотрела прямо: — Так чего опасаться? Поместье рядом совсем, а мне перед сном подышать захотелось. Весна все же.

Он кивнул, внимательно меня рассматривая.

— Издалека к нам?

— С севера, — я смотрела в синие глаза, не отрываясь. — У нас там тоже леса… и горы. Скалы синие, вдоль тропок вереск цветет до поздней осени. Даже когда первый снег выпадает. Красиво очень… Снег белый, а вереск лиловый и розовый, пахнет сладко…

Он смотрел равнодушно, ничего в глубине глаз не отражалось. Тенька тявкнула недоуменно.

— Осторожнее будьте, — кивнул Ильмир и мимо прошел.

— А в ваших краях есть, чего опасаться? — бросила ему вслед.

— Всегда есть, чего опасаться.

Его темная фигура быстро удалялась, а я качнула головой. Интересно, а что он сам делал поздним вечером почти в лесу? Или тоже весной дышал?

Погуляла еще, пытаясь понять, что с этой землей произошло, и пошла к домику, спать…

* * *

… деревья кронами небеса подпирали, корни змеились между мшистыми валунами и лежалой листвой. Пахло осенью: тленом и сыростью, немного болотом, чуть-чуть дождем… Я удивилась. Весна ведь… осмотрелась внимательно, не понимая, где это я. Лес незнакомый, чужой, хоть и не чуждый. Ноги босые, а не холодно. Иду по тропке, но не шелохнется под стопой листва, словно и земли не касаюсь. Что за диво?

Голову закинула— в вышине звезды горят, каждая словно светоч яркий, справа синие, слева — красные. Между ними две луны, одна полная, другая узкая, словно месяц новорожденный.

Где это я?

— Нравится тебе мой мир, Шаисса? — голос тихий, да знакомый. Я подпрыгнула, обернулась. Но демона не увидела.

— Зачем привел сюда? — нахмурилась я.

— Показать хотел.

— Зачем? — рассердилась я. Тронула пальцами кору дерева. Шершавая… Значит, лес реальный, а вот я — нет. Сон все… — Ни к чему мне твой мир, Шайтас, у меня свой есть. В нем я останусь, зря стараешься!

Демон захохотал за спиной, а оглянулась — снова никого.

— Не вспомнит он тебя, ведьма… Забыл. Не нужна ты ему. У Ильмира невеста красавица, да служба нужная. Таких, как ты, изводить. Зачем ему тебя вспоминать? Чтобы в твоей норе лесной жить? Со зверьем диким дружбу водить? Зачем ты ему?

Я молчала. Хотелось уши заткнуть, чтобы этот голос не слышать. Да знала — не поможет. Заткну уши — все равно в голову проберется, в мысли самые… Во сне ведь мы.

— Может, сон, а может и нет, — шепот снова за спиной, так близко, что на виске дыхание чувствую. — Жду я тебя, Шаисса… Давно жду. Много лет наблюдаю. А ты все бежишь, глупая… Разве не нравится тебе здесь?

— И что мне здесь делать? — насмешливо отозвалась я. — С нечистью дружить да людей на злобные дела направлять? Или на тебя, Шайтас, любоваться?

— Может, и так, — прошипел он. — Теперь ты ближе ко мне, чем раньше, у самых ворот стоишь, Шаисса…

Я плечом дернула, отодвинулась, забормотала заклинание для отвода дурного сна. Вот же нелепость, во сне шептать, чтобы сон не снился… Демон захохотал за спиной.

— Мне твои заговоры, что ветер, глупая. В моем мире только я и властен. Увидимся еще… Не сбежишь…

Осенний лес затянулся туманом, истаял… А я проснулась.

Полежала, рассматривая темные потолочные балки и Саяну, уснувшую в углу. Поднялась, поправила тихонько на Леле одеяло, улыбнулась. До сих пор не верится, что сестричка со мной. Смешная такая во сне, малявка совсем. Волосы короткие торчат в разные стороны. За ночь домик остыл, зябко стало. Я на ночную рубашку шаль накинула, ноги в ботинки засунула, подумав, что надо детям еще вещей разных прикупить, да книг, чтобы головы их занять. А то я совсем от жизни людской отвыкла, обращаюсь с ними, словно со зверьками — накормить, напоить, рыкнуть, чтобы не мешали…

Прошла во вторую комнатку, Таиру вихры пригладила, зажгла тихонько очаг, угли поворошила…

В поместье пришла, когда солнышко еще не встало. Прошла на кухню, кивнула сонной стряпухе.

— Никак экономка новая? — всплеснула Белава пухлыми руками, осмотрела пристально. — Так молода совсем! Марфа опытная, и та не справилась, а тебе и двух зорек не продержаться!

— Продержусь, — улыбнулась я, удержавшись от порыва обнять кухарку. Она за годы и не изменилась будто, все тот же румянец да пышная, сдобная фигура. Присмотрелась — ан нет, еще пышнее стала! А привычка всех кормить — прежняя. Вот и меня за стол усадила, булку маковую всучила.