Печать волка (СИ) - Федорченко Юлия

— Иди ей навстречу, — сказал Натан, а следующие его слова повергли Ланна в полнейшее замешательство. — Утешь ее, как сможешь.

Глава 8

Она просыпалась, открывала глаза и, видя перед собой два голубых ока, зловеще мерцающих в темноте, закрывала их снова. Волк был рядом, он терся об нее теплым боком и дышал ей в лицо. Почему доселе она полагала, что оборотни бывают только прямоходящими? Разве это делало их похожими на людей? Под ее ладонью обнаружилась жесткая шкура, в нос ударил запах мускуса и весеннего леса. Шрам на волчьем плече был свежим, рана едва успела зарубцеваться: одно неверное движение — и можно заставить ее кровоточить. Летиция осторожно погладила шрам подушечками пальцев. Волк проснулся и перевернул ее на спину, лапами придавив к постели. Когти, вонзившиеся в кожу, в одно мгновение стали сухими ладонями человека, морда волка превратилась в знакомое лицо, и прежде, чем она успела вымолвить хоть слово, он накрыл ее губы своим ртом.

— Ланн? — Госпожа ди Рейз, наполовину находясь во власти сна, приподнялась на кровати. — Ланн, ты здесь? — Фигура у стены шевельнулась, человек машинально откинул со лба волосы, сел прямо.

— Что? — хрипло спросил он. Кашлянул, прочистив горло. Его глаза не горели во мраке, только чуть сверкнули, когда Ланн повернул голову: привычный отблеск света, струящегося из окна.

— Где волк? Мой отец? — заволновалась Летиция, медленно возвращаясь к реальности. — Ночь еще не закончилась?

— Ты проспала целые сутки, моя госпожа, — мягко ответил ульцескор.

Вчера ночью Ланн, позаботившись о ране ди Рейза, с некоторой опаской отвел Летицию в ее комнату и почти насильно уложил в постель. Ему не давали покоя слова ее отца, сказанные напоследок: они одновременно и сердили Ланна, и будоражили его воображение. Девушка, пережив сильнейшее потрясение, мгновенно уснула; наемник же долго не мог найти себе места, вышагивая по коридору за дверями ее спальни. Утром он сжег тела и закопал яму, тем самым избавив Натана от ненужных расспросов; какое — то время пытался выследить вожака, порезавшегося об стекло, но капли крови были редкими и след обрывался на ступенях, которые вели в город.

Прободрствовав двое суток, Ланн крепко спал, и видения, являвшиеся ему, были тревожными и нездоровыми: ему снился запах паленой плоти, ленты дыма, струящегося над пепелищем, солнце, блестевшее на лезвиях клинков, сморщенные, окровавленные лица карцев, некогда его соратников, и огонь, пожиравший все. Ланн искал выход в лабиринте из пламени, и огонь заступал ему дорогу каждый раз, как он делал шаг. Он чувствовал жар и боль, но его одежда и волосы оказались неподвластны лижущим языкам огня, а кожа не покрывалась язвами и не чернела. Голос Летиции вырвал ульцескора из дремы и развеял чувство одиночества, мучившее его во сне. Эта девушка — всего лишь на время, как и те, другие; привязываться к ней было бессмысленно.

Летиция вспомнила все до мельчайших подробностей и возжелала ответов.

— Что будет с моим отцом? Он станет волком?

— Да.

Они помолчали. Госпожа ди Рейз кусала губы — ей не хотелось обнаруживать свою слабость. Она женщина, еще подросток, она испугалась: в тот момент мысль о том, что своими действиями она ставит под удар не только себя, но и остальных, попросту не пришла ей в голову. Архен собирался обратить ее, и, не появись отец, на Летиции бы уже лежало проклятье. Но ведь и так должно было случиться, разве нет? Она достанется зверю.

— Это моя вина, — сказала она.

— Да.

Его вялый, безучастный ответ вывел девушку из себя.

— Почему ты всегда такой? — вспылила Летиция. — Никогда не пытаешься быть милым. Утешить меня, в конце концов. Неужели ты никогда не имел дело с противоположным полом?

Утешь меня. Ланн передернул плечами и согнул одну ногу в колене, опершись на нее локтем. Он избегал ее взгляда, поэтому ответил, смотря в стену напротив:

— Я всего лишь сказал правду.

Между ними повисла долгая пауза.

— У тебя нет выбора. Ты должен убить вожака.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я так и планировал.

— Когда произойдет превращение?

Она снова пыталась быть сильной и держать себя в руках. Ни единого признака волнения, ни единой слезы или предательского дрожания губ. Ведьмы носили похожие маски: надевая их, они становились безжизненными, как скульптуры, высеченные из мрамора. И все же за фальшивой личиной спокойствия они лихорадочно искали ответ, используя силу и знания, которыми были наделены, — в отличие от них, Летиция была беспомощной, она не имела внутреннего источника, из которого могла почерпнуть необходимые сведения. Рано или поздно ведьмы выбирались из темницы страха — госпоже ди Рейз пришлось бы томиться в ней вечно.

— Во время следующей полной луны.

— Нужно найти его до того времени, — убежденно произнесла Летиция, как будто это она, а не ульцескор, намеревалась сразиться с волками. Стараниями Ланна стая поредела, лишившись двух самцов, но если предположить, что всего оборотней около десятка, это не имело решающего значения.

— Да, — согласился он.

— Подойди.

Ланн послушно встал и приблизился к ней медленным, ленивым шагом. Уткнулся взглядом в темный балдахин над кроватью, скрупулезно разглядывая вышитые на нем звезды и раздумывая над причиной, по которой мог бы уйти. Летиции подползла ближе, шурша простынями, и зажгла лампу на столике. Ульцескор поморщился от яркого света.

Вилл вернется утром, и все встанет на свои места. Летиция собиралась отпустить ульцескора, сказать, чтобы он нашел постель и отдохнул как следует, а не спал в ее комнате, прислонившись к стене. Вилл вернется утром, и это к лучшему. Проклиная себя за эти слова, госпожа ди Рейз вымолвила:

— Мне сначала показалось, что ты некрасивый. — Свет лампы лежал на его щеке, не отмеченной шрамом. — Ужасно некрасивый. — Ланн промолчал, сглотнув слюну. Привязываться — бессмысленно; зачем он здесь? — Ты не ответил мне.

— Не понял?

— Ты имел дело с девушками? Любил кого — то? — Летиции нравилось разглядывать его лицо. Сейчас Ланн должен отшутиться, сказать какую — нибудь глупость, и она почувствует облегчение. Потому что он, дурак, не нужен ей; точно так же изнеженная девчонка не может стать парой ульцескору. Ланн молчал. — Может, одну из ведьм? — предположила она.

Эта мысль ужаснула его.

— Нет. Конечно, нет. Тауматургам нельзя сближаться с мужчинами. Это запрещено Гильдией.

— Почему?

Ланн долго подбирал слова.

— Конечный продукт их любви оказывается чудовищным. Проще говоря, от этого союза рождаются монстры. Тауматургия дает возможность изменять материю и вмешиваться в порядок вещей, но она, как и любая приобретенная власть или могущество, требует определенных жертв.

Внешний мир, раскинувшийся за рекой, привлекал ее все больше; Летиция уже готовилась принять его законы. Другая жизнь сулила приключения: она изобиловала опасностями и источала трупный смрад — и в то же время была преисполнена смысла.

— Что случается с теми, кто нарушает запрет?

— На них охотятся, — сказал Ланн.

— Такие, как ты?

— Нет. Ловцов преследуют наравне с ведьмами, если они нарушают положения Гильдии. Любое неповиновение должно быть наказано, и союз ведьмы с мужчиной считается одним из самых страшных проступков. При отсутствии смягчающих обстоятельств он карается смертью.

Летиция поневоле улыбнулась.

— Ты становишься таким серьезным, когда говоришь об этом. — Она потянула Ланна за рукав. — Садись. И ты все равно не ответил мне. Значит, ведьма?

Он опустился на краешек кровати.

— Я же сказал тебе, нет.

— Ты злишься. Почему?

Ланн ответил не сразу.

— Ты заставляешь меня делать вещи, которые мне не по душе.

— Разговаривать? — насмешливо спросила она.

— Я не шут и не сказочник, — медленно произнес Ланн. — Мне кажется, ты принимаешь меня за одного из них. Ты часто разговариваешь с парнями, которые стерегут врата в поместье?