Через мост и дальше - Олег Федорович Соловьев

около получаса. Ну, то есть, не каждый, конечно. Каждый четвертый, скажем так. Потом, и именно поэтому, из института меня отчислили, и мне пришлось сменить центр Москвы на воинскую часть – не самая приятная смена обстановки в моей жизни. Но я тут пожил, да. Сейчас тут все, правда, немного по-другому, но и время прошло, все же. – Он немного помолчал. – Где тут можно пива-то выпить?

Я назвал первое, что пришло в голову:

– Лора Крафт?

– Я не знаю, что это, но звучит достаточно ужасно. Пойдем.

Мы прошли еще двадцать метров и повернули налево в Армянский переулок, а затем свернули в арку, на входе в которую на асфальте большими желтыми буквами было написано “нотариус”.

– Выглядит как идеально место для паба с названием “Лора Крафт”. – Отметил мой спутник. – Как будто именно здесь он и должен был открыться.

Внутри было довольно тесно, поэтому мы взяли по стауту и уселись за столик на улице. Я сделал глоток и уже хотел задать какой-то вопрос, но он меня опередил.

– Я так боялся уезжать в институт. И хотел и одновременно боялся. Очень хотелось уехать из дома, сколько мне тогда было? Лет 17, наверное, а за всю прежнюю жизнь я ни разу из дома не выезжал. Почти не выходил даже, только в школу. А тут – поступил! Уехал! В другой город. Один! Было страшно, правда. Помню, я стоял перед главным зданием МГТУ.… Не знаю, ты представляешь себе, как оно выглядит?

Я кивнул.

– Так вот. Стоял, и пытался охватить его взглядом, а оно банально не помещалось. Мне казалось, что оно какое-то удивительно огромное. Статуи эти, колонны, ступеньки. Еще и крылья, которые, как будто, меня потихоньку окружали и загоняли в западню. Я себе в тот момент казался крошечным, меньше, чем муравей, хоть это и не было так, конечно. Мне тогда очень хотелось развернуться, повернуться к нему спиной и никогда его больше не видеть. Но развернуться означало вернуться домой, а этого мне хотелось меньше всего, поэтому я откуда-то набрался смелости и пошел вверх по ступенькам. На последней остановился и посмотрел вниз, на реку и Лефортовский парк и внезапно мне стало легче. Потому что я перестал видеть здание, наверное. Не знаю. В общем, я смог достать из кармана пачку сигарет – мою первую в жизни пачку сигарет, которую я купил два дня назад, и закурить. Это, пожалуй, самое сильное воспоминание, которое связано с институтом. Потом начались какие-то глупые пары, мне приходилось чертить втулки и брать производные, а мне это совсем не нравилось. По большому счету, я поступил в институт только ради того, чтобы уехать из дома. До самого обучения мне дела не было.

– Ну, мне кажется, это достаточно популярная позиция на первом курсе, разве нет?

– Наверное. Пожалуй, да, большинство так думает. Но потом все что-то понимают и начинают учиться. Хотя бы минимально. Ну, не все, конечно. Но я так и не начал никогда. Мне не понравился ни один мой одногруппник, они все казались странными и тупыми. Скорее всего, странным и тупым был именно я, ведь у меня не было почти никаких социальных навыков, не осталось, да и не было никогда, школьных друзей, по сути, в своей жизни я общался только со старшим братом и отцом. Но один ушел из дома, когда мне было десять, а второй умер через четыре года после этого. Возможно, поэтому я не хотел ни с кем общаться, не знаю. Никогда об этом не думал.

Я слушал его и не понимал, нужно ли мне что-то говорить в ответ, или нет. Он явно не чувствовал передо мной никакого стеснения. В конце концов, я был абсолютно случайный человек, который почему-то оказался с ним сегодняшним вечером. Почему бы не излить душу случайному человеку? В этом был определенный эгоизм, потому что он таким образом, пусть и частично, избавлялся от своей боли, а я его боль в какой-то мере приобретал. Но меня никогда не пугала перспектива взять немного чужой боли на себя. Если бы было можно, я бы забрал всю боль у тех людей, которые особо остро ее чувствуют. Но так было, к сожалению, нельзя.

Он продолжал:

– Ты правильно ничего не говоришь. Пока не надо. Сейчас мы выпьем еще какое-то количество пива, и говорить будет одновременно и проще и сложнее, тогда ты и начнешь задавать вопросы. Я к этому абсолютно готов.

– Я просто не знаю, что сказать. И не уверен, что вообще нужно что-то говорить.

Он усмехнулся.

– Вот и правильно. В общем, институт у меня совсем не удался. Вместо того, чтобы ходить на пары, я днями сидел дома и слушал музыку. Прослушал кучу всего, беспорядочно и хаотично, но в тот момент это было вообще не важно. Странно, что я выбрал именно это занятие. Слушать музыку. То есть, буквально, включал какой-нибудь альбом, ложился на кровать и смотрел в потолок все время, пока он играл. Вслушивался в текст, пытался разобрать смысл песни, все такое. Если не понимал какие-то слова – смотрел их значение и старался запомнить. А чтобы лучше запоминалось, заучивал тексты и распевал их утром в душе. Было, в общем, весело. Мне это нравилось гораздо больше, чем ходить в институт и пытаться понять, что такое литье в кокиль и зачем это вообще надо. Музыка меня освобождала, я слушал ее и забывал, что у меня было какое-то там детство, что где-то остался дом с матерью, куда я не хотел возвращаться никогда, и что мне нужно ходить в институт, а иначе именно это и произойдет.

Вечерами я выходил на прогулки по району. Они абсолютно не были оригинальными, я просто выходил из дома и шел прямо, а потом в какой-то момент поворачивал туда, где больше нравилось. Я впервые был в Москве, но мне совсем не хотелось ее изучать, ходить в какие-то музеи или куда-то еще. Я даже на Красной Площади впервые побывал спустя три месяца, после того, как сюда приехал. Хотя жил от нее в двадцати минутах ходьбы. Странно, что мои случайные повороты меня туда ни разу не привели, правда?

– Мне кажется, что Красная Площадь – явно не первое место в Москве, куда стоит идти. Не знаю. Я ее уже почти не замечаю, когда прохожу рядом. Даже, когда иду по ней не замечаю. Погоди пару минут, хорошо?

Он кивнул. Я спустился в бар, сходил в туалет и взял нам еще по