Курс выживания - Оксана Обухова

Или все-таки Ирине Яковлевне я мешаю? Я не тороплюсь обрадовать ее внуками, не заглядываю в рот, шучу, строптива больно… Свекровь решила, что я перестала подходить ее сыну? И если я исчезну, Назар вновь сойдется с Ульяной, она у нас девушка куда как покладистая, послушная, о ее прошлом Яковлевна ничего не знает…

Да нет же! Чепуха какая-то! Бригада связывается с главной слонихой стада, и та начинает стучать на всех подряд. Бред! К ней никто близко не подойдет!

Тем более что Туполев как-то уже сказал: не встреть я Софью, всю жизнь в холостяках бы провел. Ребенок у него есть, забот навалом, а женщина для нежных встреч всегда найдется. Женщина, а не жена. Туполев – волк-одиночка.

Но вот если дело касается как раз именно этих слов Назара Савельевича… то сюжетец закручивается совсем серьезно. Исчезни из его жизни я как ближайший – и дееспособный – родственник, вопрос коснется огромного наследства. А это уже мотив. Это цена. Дальнейшую цель информатора даже предположить страшно…

Кроме пока еще меня, наследников у Туполева всего двое – Ирина Яковлевна и Тимофей. И оба, мягко выражаясь, недееспособны. Тимофей по возрасту, Ирина Яковлевна по наклонностям. И для подобного случая, если я не ошибаюсь, в завещание Туполева включен пункт об опекунском совете.

Информатор – опекун?!

Невероятно. Туполев ни за что не включит в совет нечистоплотного человека.

И потом ни один из опекунов не появлялся у нас в доме, когда в прихожей валялась сумочка с пачкой «Парламента». И вообще это бред. Банкир Вишневский, ворующий сигареты из дамской сумки…

Если только… Если только информатор не связался с кем-то из опекунов и не попросил долю.

Я представила, как некто смутно узнаваемый из персонала поместья приходит в офис банкира Вишневского или юриста Полумятко и предлагает ему сотрудничество по устранению главной наследницы – Софьи Туполевой. Или звонит и намекает…

Бред. Полный бред. Ни один из этих умнейших мужиков в такую авантюру в жизни не впутается! При всей цене им репутация дороже. Они ее потом и кровью зарабатывали и под хвост коню не пустят. С прислугой из барского дома даже разговаривать не будут! Неподставятся, так как это – глупо.

Но теперь, как ни крути, цена вопроса в данном контексте возрастает многократно. Следуя логике поступков информатора, следующей целью может стать мой муж.

Я утопила педаль газа и понеслась к городу, почти не обращая внимания на запрещающие знаки. У меня осталось только пять дней до приезда Туполева, и за это время я обязана вычислить негодяя. Иначе выход останется действительно один – уволить всех и каждого, невзирая на личные обстоятельства. А выдержит ли данное решение моя нежная совесть, это еще бабушка надвое сказала. Не исключено, что двадцать лет после этого мне по ночам будут сниться тетя Паша, садовник и горничная Ира с ребенком на руках. Я себя знаю. Даже если оплачу выходное пособие на эти двадцать лет вперед, буду чувствовать себя гадко – людей обидели недоверием. Унизили. Из-за меня.

От совести трудно откупиться.

Расплавленный в жарком мареве город встретил меня практически пустыми проспектами и переулками – граждане мудро перебрались поближе к водоемам и дачам, автомобили попрятались под сенью гаражей и закрытых парковок, и даже гаишники на перекрестках не раскаляли под солнцем погоны и бляхи.

Сиеста.

Я мчалась по раскаленному городу в прохладе кондиционированного салона и, придерживая руль одной рукой, другой набирала на сотовом вызов лучшей подруги.

– Да, Сонь, – басисто отозвалась Диана.

– Ты дома?

– А где ж еще в такую жару?

– Я к тебе.

– Валяй. Только я не в форме.

– Гуляла вчера? – огорчилась я.

– Нет. Приезжай, увидишь.

Моя подруга Диана – журналистка, работающая под ерническим псевдонимом Дуся Колбасова, – чуть было не расстроила меня признанием «не в форме», потому что гуляла Дуся редко, но метко. Она вообще все так делала. В романы не попадала, а влипала. Мужчин четко делила по предназначению: для души и для тела. С первыми общалась за рюмкой, со вторыми устраивала «разгрузочные дни». Поскольку было в нашей Диане почти сто килограмм весу. (На сколько больше – секрет. Но раньше было ощутимо весомее. Два года назад Дуся освоила белковую диету и сбросила, по ее словам, четыре пуда.)

Я на всех парах мчалась к подруге и молилась, чтобы «не в форме» относилось к чему угодно, кроме мозгов. Голова у нашей Дуси варила замечательно. Ее бы голову да на плечи нашего губернатора Мельникова, сейчас бы в регионе был полный порядок, сынишка губернатора не колол дрова в колонии для бывших наркоманов, а я бы не неслась по жаре, перепрыгивая пешеходные зебры, а любовалась видами Французской Ривьеры с палубы яхты. Короче, дом, который построил Джек. Начинаем с Дусиной головы и плавно подбираемся к моим неприятностям.

Дусино лицо обильно украшала каша «Геркулес».

– Только-только перед твоим звонком маску наложила, – едва шевеля стянутыми овсянкой губами, сказала Диана и махнула рукой в сторону комнаты. – Иди. Я сейчас.

Пока Колбасова плескалась в ванне, я чинно села в огромное кресло и приготовилась ждать. Женщинам, наводящим на лице порядок, лучше не лезть под руку. С вопросами, комментариями, охами и вздохами. Красота требует отвлеченности и самозабвенной нежности.

– Знаешь ли ты, Соня, что такое старость? – входя в комнату и обтираясь салфеткой, спросила Колбасова.

– Нет, – рассеянно призналась я.

Дуся села на пуфик перед туалетным зеркалом, оглядела себя критически и выдала перл:

– Старость, Соня, подступает в момент, когда подбородок начинает жить отдельной от всего лица жизнью.

Н-да, не вовремя я заявилась. У Дуси подбородок готов объявить самостийность, выкинуть оранжевый флаг и всей массой уйти в НАТО, зарабатывать на вставную челюсть.

– Чего приехала? – нашлепывая на лицо жидкий крем, пробасила Колбасова. – Случилось что?

– Ага. Случилось.

– Ну так иди на кухню. Ставь чайник.

На кухне Дуся оборудовала «уголок откровений». Стокилограммовая журналистка редко выбиралась в гости и отчаявшихся подруг предпочитала выслушивать в непосредственной близости от очага и холодильника, забитого белками под завязку.

Я наполнила чайник водой, поставила его на плиту и, подойдя к окну, посмотрела на улицу, полную солнечного света, яркой листвы и пыли. Идиллическая картина летнего дня радостных эмоций не вызывала. Я снова погружалась в черную меланхолию и испытывала чисто страусиное желание засунуть голову в песок. Спрятаться, забыться и, быть может, задохнуться в теплой пыли.

– Эй, ты что? Совсем расклеилась? – Добродушный басок Дианы вернул меня к действительности, я села на табурет, принимавший на себя столько задниц огорченных Дусиных подруг, и рассказала ей все, все, все с самого начала, без прикрас и без утайки. (Умолчала только о контрразведке и полковнике Огурцове.) В отношении чужих секретов Дуся – могила. Проверено и подтверждено.

Колбасова хмуро посасывала сигарету, запивала ее чаем и мрачнела с каждым знаком препинания.

– Почему сразу ко мне не приехала? – спросила в итоге с некоторой обидой.

– А зачем? Впутать тебя в разборки с семейством Мельникова?

Дуся пожала мощными плечами и продолжила обижаться. Для ушлой журналистки любая информация как свет для кактуса!

– А чего сейчас пришла?

– За помощью.

– А где твой Антон?

Начальник службы безопасности Туполева мой друг. И будь он на месте с самого начала этой истории, никаких иных помощников мне бы не понадобилось.

– В отпуске. Сплавляется по рекам, вернется через две недели.

– Н-да, – крякнула Дуся, – ловко время выбрано.

– А я о чем?! Все рассчитано! Я одна, я беззащитна, мне никто не верит!

– Так ты никому ничего и не рассказывала, – резонно заметила Колбасова. – А не верит тебе только Туполев. И то до поры до времени. Ведь Мельников поможет тебе оправдаться?

– Да! Но я этого не хочу. Всплывет махинация с ДТП, и тогда Назар мне точно голову оторвет!

– Да уж, накрутила, – согласилась Дуся. – И что дальше делать намерена?

– Прежде всего мне нужно узнать, каким образом мне в организм попал наркотик. Точнее – кокаин. Я не знаю, какой экспресс-анализ мне сделали в аэропорту – общий или узконаправленный, – но абсолютно уверена: меня травили кокаином. Тем, что лежал в багаже. Иначе все теряет смысл.

– Логично, – кивнула подруга. – А почему ты не узнала в точности, какой тест тебе делают?

– Ду-у-уся, – с мольбой и укором протянула я, – я в прострации была! Какие точности?! У меня в голове все путалось.

– Ну ладно, – стукнула ладонью о стол журналистка, – путалось так путалось. Что от меня конкретно нужно?