Молчание в тряпочку - Татьяна Луганцева

— Так я…

— Домой! Домой! Домой! Завтра у меня будет сложный разговор с начальницей пансиона, и посторонний мужчина в номере с пробитой головой мне совсем не нужен.

— Какой же я посторонний?! — возмутился Ричард.

— Все, разговор закончен! Никогда не пытайся сорвать мои планы, а то в следующий раз могу и пришибить. Ты мне отпилил решетку, считай, что спас от пожара, теперь уходи! — Яна была настроена решительно.

— Как?

— Так же, как и пришел, через окно, дорогой, через окно.

Яна принялась подталкивать стонущего Ричарда к подоконнику. Прижимая тряпку к голове, он вылез в темноту под проливной дождь.

— Ты бессердечная, Яна. Эту ночь мы могли бы провести вместе в уютной кровати, прийти к общему знаменателю примирения, так сказать.

— Уверяю тебя, Дик, здесь не самое уютное место! — парировала Яна и захлопнула окно перед его носом.

На следующее утро, после того как ей открыли дверь со сломанным замком, она уже с собранными вещами прошла в кабинет к директрисе. Лилия Степановна курила сигарету, судя по количеству дыма в небольшом помещении далеко не первую за сегодняшний день.

— Яна Карловна?

— Я покидаю ваше гостеприимное заведение.

— Я очень рада, в смысле, что вы назвали наше заведение гостеприимным! Я вчера была несколько не в духе и наговорила вам колкостей. Извините, Яна Карловна.

— Ничего страшного. Я уже нормально себя чувствую и ухожу домой, но с собой я хочу забрать Бориса Ефимовича.

— Что?! — Директриса удивленно уставилась на нее. — Более нелепой просьбы я еще не слышала! Зачем вам это?!

— Понимаете, меня терзают муки совести, что я сдала сюда своего старика, который погиб по нелепой случайности. Поэтому хочу забрать другого, который по неосторожности попросил меня о помощи, и позаботиться о нем, — сказала Яна, спокойно наблюдая за реакцией Лилии Степановны.

— Но это невозможно!

— Почему? Квартира его останется вам, а старика я заберу к себе.

— Что вы с ним будете делать?

— Я богатая женщина и в домашних условиях смогу обеспечить ему достойный уход. К нему будут ходить врачи на дом, найму сиделок, медсестер… — Чем больше говорила Яна, тем больший страх закрадывался в светлые глаза Лилии Степановны.

— Это невозможно!

— Объясните, почему? Кто его сдал сюда?

— Он сам изъявил желание жить у нас и отдал свое жилье пансиону, — глухо ответила директриса.

— Тем более Борис Ефимович — человек одинокий, жилье его остается за вами, а старика забираю я, — сказала Яна.

— Нет! Нет и еще раз нет! Мы не можем раздавать своих пациентов, словно игрушки для успокоения совести богатых дам! — Наконец-то Лилия Степановна оправилась от неожиданной просьбы Яны, и голос ее приобрел прежнюю крепость. — Я уверена, что у нас ему будет лучше! Никакой домашний уход не заменит комплекс медицинских мероприятий в лечебном, специализированном учреждении! Разговор закончен!

— Борис Ефимович — взрослый человек, давайте спросим у него, где он захочет жить, у вас или у меня?

— Доступ к людям, находящимся в тяжелом состоянии, запрещен.

— А если я пожалуюсь в Департамент здравоохранения на то, что вы насильно удерживаете людей?

— У меня есть все бумаги, подтверждающие, что люди, находящиеся у меня на попечении, недееспособны и все вопросы за них могу решать только я! — Неприятная победная улыбка появилась на лице директрисы.

Яна встала и, холодно посмотрев на Лилию Степановну, медленно проговорила:

— Я ухожу, но боюсь, Лилия Степановна, вы пожалеете, что мы встретились! Не будь я Яной Цветковой, но вы пожалеете, что сейчас отказали мне. И не дай бог, если что-то случится с Борисом Ефимовичем!

Она встала и в полной тишине вышла из кабинета и из пансиона тоже. Всю дорогу Яна ждала, что сейчас на нее набросятся и не дадут покинуть территорию «Прогресса» после ее угроз. Но ей дали спокойно уехать, и лишь на сердце у Яны осталась тревога. Она не знала, что многие в свое время пытались забрать стариков и старушек назад домой, но никому это не удавалось… С документами у Лилии Степановны всегда было все в порядке.

Глава 18

Яна переехала жить к Асе, несмотря на все уговоры и мольбы Ричарда. Она продолжала избегать с ним встреч и навещала сына, когда муж был на работе, намереваясь вообще забрать его к себе. Останавливала ее только Агриппина Павловна, которая говорила, что не сможет жить без малыша. В стоматологической клинике «Белоснежка» дела вела заместитель Яны и ее верная помощница, она же главный бухгалтер клиники. Сама же Яна каждый день ездила в детективное агентство. На деньги, что она получила от Григория Андреевича, хотя фактически они принадлежали Ричарду, Яна подыскивала другое помещение, в более престижном районе и с лучшей планировкой.

— Нам не потянуть ежемесячную аренду… — сокрушался Григорий Андреевич.

— А мы и не будем арендовать, мы купим себе новое, просторное помещение. У меня же есть свой капитал! — парировала Яна и повторила то, что уже однажды говорила: — Вы думаете, что только мой муженек может обеспечивать свою сумасшедшую жену? Я сама достаточно зарабатываю и вправе распоряжаться своими честно заработанными деньгами, как мне вздумается!

— Мы не нуждаемся…

— Я нуждаюсь! Я в неоплатном долгу перед вашим агентством из-за прихоти моего мужа! Не приведи он меня сюда, возможно, все были бы живы! Это же мне пришла в голову идея устроить в этот чертов пансион вашего сотрудника для разведки!

Яна вообще пребывала в прескверном настроении, так как ее угрозы Лилии Степановне повисли в воздухе, то есть так и остались пустыми угрозами. Яна привыкла доводить до конца начатое дело, и уж тем более если что-то пообещала кому-то. Она проверила по своим связям пансион «Прогресс» и с грустью поняла, что к нему не подкопаться. Все документы, лицензия были у них в порядке. Никаких претензий к ним не было и от санэпидслужбы, и от проверки качества проводимой лечебной работы. Яна не знала, что ей делать. Класть кого-то еще туда она не решилась бы теперь ни за что на свете, а ее саму в пансион не подпустят и на пушечный выстрел. Прощальный, умоляющий о помощи взгляд несчастного старика Бориса Ефимовича преследовал ее в кошмарных снах, где она в медсестринской форме вместе с Алисой вливала несчастным старикам в капельницы цианистый калий, при этом зловеще смеясь. Она просыпалась в холодном поту.

— Яна!! — прервала ее грустные размышления Лера звонким голосом. — Тебе какой-то пакет!

— Мне?! — удивилась Яна. После того как она не добилась особых результатов в расследовании, вряд ли ее клиент Анатолий Борисович будет присылать ей деньги по почте.

Яна взяла конверт среднего размера, с печатями, отправленный пять дней назад, судя по штемпелю, с почтамта номер восемьдесят как ценное письмо. Она села на свое место рядом с Лерой и вскрыла пакет ножом для бумаг.

— Осторожней, — предупредил ее шеф, выглядывая из своего кабинета, — вдруг там споры сибирской язвы.

— Они к ней не пристанут! — оптимистично добавил Евгений из своей комнаты.

Яна вытащила содержимое пакета. Это было письмо, написанное на плотной бумаге большими, почти печатными буквами. Яна погрузилась в чтение.

«Здравствуйте, Яна.

Если вы получили мое послание, значит, меня уже нет в живых…»

«Неплохое начало», — подумала Яна, поежившись.

«…Пишет вам бывшая пансионерка „Прогресса“, ваша знакомая Клавдия Михайловна. Я ушла из жизни с неспокойной совестью, и у меня не осталось времени замолить свой грех. Возможно, вы несколько облегчите мои страдания в аду, найдя этих нелюдей. Я считала себя самой счастливой из всех жителей пансиона. Наивная! Смерть подкрадывается ко всем, не спрашивая, счастлив ты в это время или опечален. Перед нею все равны. Мне всегда было страшно в доме пенсионеров и инвалидов в последнее время, и я хотела уехать оттуда в свою еще одну оставшуюся у меня квартиру. Страшно потому, что я жила там достаточно долгое время и заметила странную тенденцию. Почти все обитатели „Прогресса“ рано или поздно начинали себя плохо чувствовать, переезжали в блок для лежачих больных, а затем на кладбище. Нет! Нет! Я никого не обвиняю! Я пытливая старушка и не заметила ничего криминального в действиях персонала пансиона. Все милы, любезны, обходительны, к тому же профессионалы своего дела. Никаких уколов с запрещающими лекарственными и отравляющими веществами. Никогда и никто не травился пищей в пансионе. Ничего! Можете мне поверить, я наблюдала за ними долгие месяцы. Наверно, я преувеличиваю, и это естественный процесс старости, плавно переходящий в стадию беспомощности, а затем и смерти. Но поверьте мне, быть безмолвным свидетелем всего этого просто ужасно! Все говорят, что старики должны общаться друг с другом, им есть о чем поговорить, о чем вспомнить. Им никто не треплет нервы, они спокойны. Кроме того, они находятся под постоянным медицинским контролем, поддерживая свое пошатнувшееся в старости здоровье. Это полный бред! Старики должны жить среди молодежи, среди детей и внуков, среди своей семьи! Видеть свое продолжение в них и не ждать смерти, молодежь просто не даст думать о ней.