Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы - Андрей Валентинов

– Я тоже, – согласилась Берг. – Я смотрела на вас, а затем собаки исчезли.

– Это не важно, – прервал ее Лебедев. – Что вы увидели на улице, господин Арцеулов?

– Я разговаривал… – начал было Ростислав, но осекся.

– Но вы были там один! – удивилась Берг. – Вы постояли, поглядели по сторонам…

– Ладно, – капитан понял, что объясняться нет времени. – Нас обнаружили. Господа, прошу занять позиции. Господин Казим-бек, вы идете ко второму пулемету. Всех остальных прошу покуда перейти во внутренние комнаты.

– Я не уйду, – негромко возразил Лебедев. – Вы правильно намекали относительно моего боевого опыта. Я просто летчик, но из винтовки стреляю не хуже Казим-бека.

– Господин полковник, можно вас на минуту?

Арцеулов отвел Лебедева в соседнюю комнату.

– Слушайте… Очевидно, они окружат дом. До темноты нам не уйти, а это еще час-полтора…

– Я это понял, капитан, – по лицу Лебедева мелькнула невеселая улыбка. – Жаль, я не имею права сдать нас всех в плен…

– Погодите, – перебил Арцеулов. – Вашу адскую машину мы всегда успеем использовать. Здесь, в подвале может быть подземный ход…

– Это не готический замок, капитан, – невесело улыбнулся Лебедев.

– Там должна быть другая кладка, более поздняя. Идите вниз и посмотрите… В конце концов, мы ничего не теряем. Возьмите с собою этого юношу… Богораза. Простучите стены. Я вас прошу…

– Вы серьезно? – полковник недоуменно поглядел на Арцеулова. – Хорошо, капитан, попробуем…

В комнате между тем были заметны перемены. Профессор Семирадский притащил откуда-то несколько больших керамических емкостей и теперь заботливо расставлял их возле окон.

– Против папуасов? – усмехнулся Арцеулов.

– Да-с, – согласился Семирадский. – Дикари боятся огня, электрических фонарей и шума огнестрельного оружия.

– Это война, профессор, – вздохнул Арцеулов, занимая наблюдательный пост у окна. – И там не папуасы – враги!

– Не враги! Не враги, молодой человек! А, скажем, вырвавшиеся из сумасшедшего дома больные…

– Буйнопомешанные, – уточнил Казим-бек.

– Пусть так! Но нельзя же без крайней нужды применять против больных людей оружие! Жаль, у меня почти не осталось «Кикиморы»… Ну ничего, подпустим хлорпикрину. Господа, не забудьте маски…

– Вот они, – прервала его Берг.

На улице послышался шум. Около калитки затормозил грузовик, затем другой. Из кузовов посыпались вооруженные парни в полушубках и шинелях.

– Самое время выпускать кошку, – усмехнулся Арцеулов, почувствовав себя в привычной обстановке.

– Вы правы, – Берг подозвала ничего не подозревавшую Шер и вопросительно посмотрела на капитана.

– Сейчас, – кивнул тот, – выпущу ее через дверь… Господин поручик!

– Я! – отозвался из соседней комнаты дежуривший у пулемета Казим-бек.

– Замените меня на минуту. Полезут через забор – стреляйте!

– Господа, господа! – заволновался профессор. – Ведь это же люди, пусть и ненормальные!

– А что же делать, Глеб Иннокентьевич? – поинтересовался поручик, открывая окно и выдвигая пулемет.

– Ну, не знаю… Шапки у них сбивайте, что ли. А лучше подпустите поближе…

И он аккуратно поднял с полу тяжелый керамический цилиндр.

К особняку на Трегубовской Пров Самсонович прибыл лично. Он проследил, чтобы дружинники заняли позиции вдоль забора и приготовился командовать.

– Товарищ Чудов, они нам нужны живыми, – напомнил Венцлав, стоявший тут же.

– Живыми… Хрен бы им живыми, контра… – просипел Пров Самсонович и, вытащив из кобуры огромный морской бинокль, стал пристальней разглядывать дом. – Ишь, пулемет выставили, гады! Давить эту контру!

– Не забывайте, у нас приказ! – негромко напомнил Венцлав.

– А что – приказ! – не выдержал Чудов. – Подумаешь, приказ! Научились там в столице приказывать, ровно как при старом режиме! Вот Белобородов на Урале приказа не сполнил – и порешил Романова! И я тоже дурных приказов сполнять не буду! Привезут завтра белого гада Колчака – лично порешу! Это по-нашему, по-большевистски!

– Плевать на Колчака, – дернул щекой Венцлав. – Но если мы не возьмем живым Лебедева, я вас тоже порешу – лично. По-большевистски!

Чудов мрачно поглядел на Венцлава, но предпочел смолчать. Дальнейший спор был прерван появлением запыхавшегося Косухина.

– Так что, разведал! – бодро доложил Степа. – С четырех сторон забор, окна на первом этаже забиты. Два пулемета, чердынь-калуга, у главного входа и слева, там, где пустырь… Эх, вжарим сейчас!

– Стрелять пока не будем! – покачал головой Венцлав. – Сейчас подойдут мои ребята…

– А чего ждать! – нетерпеливо просипел товарищ Чудов. – Тут и наших, сибирских, хватит! А ну-ка, товарищ Косухин, загляни-ка во двор… Давай, Степан!

– Как хотите, – Венцлав дернул плечом и отошел в сторону.

Косухин подтянулся и заглянул за забор. Двор был пуст, дом молчал. Но тут дверь на секунду приоткрылась, и во двор выскочила худая пятнистая кошка.

– Ух ты! – ахнул Степа, узнавая свой подарок. От удивления Косухин позабыл о всякой осторожности – и напрасно. На втором этаже дернулось пулеметное рыло, и короткая очередь сбила с красного командира шапку. Пришлось приземляться прямо в сухой колючий снег.

– Ах, контры! – прошипел товарищ Чудов и взмахнул ручищей. – Уперед, товарищи! Выжжем гнездо вражье!

Увы, потеря голоса сыграла с товарищем Чудовым дурную шутку – пламенный призыв был услышан далеко не всеми. Наконец дружинники, осознав свой революционный долг, без особой резвости стали перелазить через забор, с опаской поглядывая на пулемет.

Степа поднялся, помотал головой, сбрасывая залепивший волосы снег, и принялся искать шапку. Лишь найдя ее и нацепив на голову, Косухин сообразил, что атака, собственно, уже началась. Стало стыдно. Степа хотел вместе со всеми лезть через забор, как вдруг кто-то легко тронул его за плечо. Косухин оглянулся и увидел товарища Венцлава.

– Не спешите, Степан Иванович, – тонкие красные губы дернулись в усмешке. – Еще успеете…

– Так ведь… – начал было Косухин, как вдруг где-то рядом что-то хлопнуло, зашипело, и в ту же секунду Венцлав ухватил Степу за руку и потащил в сторону.

Вовремя! За забором поднялось негустое белесое облако, и улица огласилась хрипом и дикими воплями: «Братва! Газы-ы-ы!!!».

Прову Самсоновичу пришлось хуже всех. Через забор его подсадили, а вот обратно пришлось выбираться самому. Товарищ Чудов, стараясь не вдыхать стелющуюся по воздуху мерзость, беспомощно прыгал у забора, пытаясь ухватиться за край, пока кто-то из дружинников не догадался открыть калитку и вытащить кашляющего и плачущего от рези в глазах вождя иркутских большевиков.

– Это не смертельно, – небрежно прокомментировал товарищ Венцлав. – Похоже, хлорпикрин. Мы имеем дело с гуманистами, Степан Иванович. Забавно… Ладно, где наш главком?

Товарищ Чудов сидел прямо на снегу и плакал. Конечно, проливать слезу стойкому большевику, прошедшему каторги и тюрьмы, не полагалось, но Пров Самсонович мог утешать себя тем, что эти слезы есть не результат интеллигентских эмоций, а последствия отравления, полученного в героическом бою.

– Сжечь! Пушку сюда! – сипел Чудов. – У, проклятые угнетатели народа!

– Вы успокоились? – осведомился Венцлав. – Я могу звать своих людей?

Вместе ответа Пров Самсонович грозно высморкался и погрозил врагу кулачищем.

– Степан Иванович, – предложил Венцлав. – Сходите-ка покуда парламентером. Газ, кажется, уже рассеялся… Белый платок у вас есть?

– По-моему, господа папуасы больше не сунутся, – удовлетворенно заявил Семирадский, снимая газовую маску.

– Не думаю, – Арцеулов, не без удовольствия последовав его примеру, выглянул в окно. – Странно, они не стреляют… Ага! Белый флаг!

– Папуасы капитулируют? – осведомился профессор, готовивший новый керамический цилиндр с неприятной начинкой.

Над забором, действительно, мелькал белый платок, привязанный к острию штыка. Затем калитка несмело отворилась, и во двор вошел молодой парень в сером полушубке.

– Господа! – поразилась Берг. – Это же мой знакомый чекист…

– Желаете лично вести переговоры? – усмехнулся капитан. – Господа, отойдите от окон! Разговаривать буду я.

Парень постоял у ворот, затем, убедившись, что платок на штыке был понят правильно, осмелел и подошел поближе.

– Эй, в доме! – крикнул он. – Покажитесь, стрелять не будем!

Арцеулов подошел к окну, став так, чтобы не искушать судьбу – поближе к стене.

– Говорите!

Парень покрутил головой, затем поправил черную мохнатую шапку. Лицо его внезапно стало суровым:

– Значит, так, контра! От имени власти пролетариата предлагаю сдаться. Всем сохраним жизнь, а кто лично не участвовал в войне, будет отпущен на свободу!