Тульский–Токарев. Том 2. Девяностые - Андрей Константинов

— В Архангельской.

— А я в Кировской отбывал, Омутинский район, поселок Восточный… Короче, у «особиков» такой взгляд бывает, понял?

— Теперь понял.

Тимов дернул плечами:

— Не за что, короче. Я знаю, тебе меня опросить, туда-сюда… Короче, отпускай нас троих. Эти двое, что со мной — если и видели бы, то все равно: ни гу-гу. Но они не видели. Они в воров играют. Несудимые. Ну и не надо, чтобы они… Нам-то еще… Короче, я завтра утром — у тебя, и все повторю. Ксиву возьми, как залог.

Харламов кивнул:

— Да я верю…

Но Тимов покачал головой:

— Возьми, короче, для начальства… Мол, прижал блатного, ценный источник…

— Спасибо, Дима.

Тимов дернул подбородком:

— А кент его — вот он выходит, видать, допросили уже. Короче, я исчез. Не забудь выпустить моих. Пока.

И Тимов, засунув руки в карманы широких штанов, гуляющей походкой пошел прочь. Харламов же подошел ко входной двери бара — оттуда как раз вышли что-то громко обсуждавшие парень с девушкой и хорошо одетый, зажиточный с виду мужчина лет тридцати пяти.

— Товарищ! — быстро окликнул его Степа. У мужчины чуть обвисли плечи, он обернулся.

— Да, именно вы — подошел к нему вплотную Степа. — Вас кто отпустил?

— Сотрудник ваш… — нервно ответил мужчина. — А я что — задержанный был?

— Что вы? — обманчиво улыбнулся Харламов. — Не были… Вы сейчас задержаны!

— Н…не… понимаю… Вы кто? — залепетал мужчина.

Степа укоризненно вздохнул:

— Что-то никто сегодня вечером меня с первого раза не понимает… Руки! Да не вверх, а развернуться ко мне спиной и руки назад! Пофыркай еще!

На запястьях мужчины защелкнулись наручники. Харламов развернул его лицом к себе и рыкнул:

— Фамилия!

— У… Ужинский…

— Сам знаю! Так вот, подозреваемый Ужинский. Около получаса тому назад недалеко отсюда был задержан гражданин Янковские Павел Григорьевич, который уже в машине поведал мне, как он по предварительному сговору с вами, вернее — с тобой, перхоть ты подзолупная, — зарезал девку молодую. Сейчас он уже это пишет и, очевидно, про тебя не забывает…

Ужинский, слушавший Степу с ужасом, прислонился к водосточной трубе и вдруг осел. Звено мятой трубы выскочило из крепления, и Ужинский с жестяным грохотом опрокинулся на асфальт. Охранявший вход старший сержант Плотов подошел к ним поближе, глянул на упавшего мужчину и спросил спокойно Харламова:

— В поддых ты ему, что ли?

— Обижаешь! — хищно оскалился Степа. — По нервам, и в самое яблочко!

Ужинский заворочался на асфальте. Харламов наступил ему на грудь ботинком и сказал, закуривая. — Не теряйте самообладания, уважаемый! К стенке поставят Янковскиса, а тебе, гнида, прокурор на лбу только пятнашку и нарисует! А если мне сейчас явку накарябаешь — так тринадцать получишь! Ну как — по рукам, Ужинский?

Ужинский затравленно глянул на Плотова. Старший сержант сокрушенно кивнул:

— Дело говорит. Ты, милок, соглашайся, а то… Его из лагеря строгого режима поперли за то, что он явку с повинной о подготовке покушения на Горбачева выбил… у семерых.

Ужинский закрыл глаза. Его заколотило. Ссохшимися губами он вдруг замямлил:

— Неужели вы ему верите, что я знал, что он убьет?

— Верим! — заорал Харламов. — Ему — верим! Он ведь чистосердечное пишет, а ты, мразь, разлегся здесь! Подъем! В этапную камеру, сука!

Пока Степа поднимал на ноги враз обессилевшего мужика, из бара выбежал Токарев. После короткого обсуждения Ужинского, как драного кота, поволокли к машине.

Старший сержант Плотов, пока суть да дело, деликатно поинтересовался у Харламова:

— Слушай, а кто такой Янковский?

— Не Янковский, а Янковские, — поправил его Степа. — Это мой двоюродный брат из Риги.

— О, как! — хмыкнул старший сержант.

Началась суета. Даже Токарев на радостях цокал языком:

— Ай да Харламов, ай да сукин сын! На голом месте — развалил до седла!

Степа зарделся от удовольствия…

…Василий Павлович принял решение остаться в баре вместе с Ткачевским и другими вызванными силами, чтобы с прокуратурой доделать мелочи.

Токарев знал, что этот этап работы — самый неблагодарный и скучный, но самый важный для следствия и суда. «Дожимать» Ужинского он доверил «молодежи»:

— Пусть берут на себя ответственность… Харламов, Тульский… Боцман, наверное, уже пришел. Все будет правильно, так он объяснил свое решение Ткачевскому. Тот согласился с начальником, поскольку по-человечески все было понятно — все видели лицо Артура…

* * *

…Когда Харламов притащил полубесчувственного Ужинского в 16-е отделение и объяснил все Тульскому, то… То Артур очень спокойно усадил «клиента» посреди комнаты и заварил чайку. Сдерживаясь, Тульский, начал играть в «доброго следователя»:

— Видел, как Свету убили?

— Да, но… Вы поймите!

— Спокойно, спокойно… чем убили?

— Как спицей…

— Куда воткнул?

Наручники у задержанного были сняты Тульским для чаепития, свободной от чашки рукой Ужинский, дрожа, показал на Артуре.

— На себе, ублюдок, показывай! — заорал Харламов так, что подозреваемый облился чаем.

Тульский «возмущенно» одернул его:

— Степа! Ну зачем ты?! Гражданин все рассказывает… раскаивается… правильно?

— Угу…гу… — глотал истерично чай Ужинский. Артур понимающе сочувственно покивал и спросил:

— А за что убили-то?

— Просто так, — всхлипнул Ужинский. — Но это — не я!

Тульский резко отшатнулся, ему было невмоготу больше притворяться добрым.

— Это тебе тоже «просто так»! — Харламов со всей дури вмазал ойкнувшему задержанному по спине — из рук у него вылетела чашка и, упав на пол, разбилась.

— Это на счастье, — сказал Степа. — Но, сука, не на твое. Тебе, падаль, счастья не видать, потому что ты меня рассердить не боишься…

Артур присел перед Ужинским на корточки:

— Слушай! Ты инвалидом хочешь стать!

— Нет!!! Но я же не…

— А веришь, что можешь?!

— Но послушайте, я же даже не…

Сзади подошел Харламов и резко ударил Ужинского ладонями по ушам — > тот завыл и упал со стула на колени.

— А сейчас — веришь?

— Да, да!

Артур встал на колени рядом с Ужинским и, практически касаясь щекой его подбородка, зашептал:

— Я тебя медленно-медленно мучить буду… А потом, когда ты падалью станешь — выкину на помойку, и тебя там крысы обглодают. Я одно такое укромное местечко знаю — за пару часов без остатка все сожрут…

Ужинский заплакал в голос — страшно, с подвывом. Он был на грани безумия. Харламов одобрительно закивал:

— Жа-алко себя… Пожалей, пожалей, тут тебя никто больше не пожалеет!

Артур, уже почти слетая с катушек, рявкнул:

— Фамилию, имя, телефон! Все конкретное о подельнике! Ну, сука!!!

Ужинский отчаянно завыл:

— Не зна-а-а-ю!!!

Тульский переглянулся с Харламовым, взял задержанного под мышки и начал усаживать обратно на стул. Последним усилием воли Артур заставил себя не сорваться и почти спокойно выдохнул:

— Сразу трудно сказать — понимаю! Успокойся… ну… все хорошо… Итак — как его звали?

Тульский почти перешел на шепот, и Ужинский таким же шепотом откликнулся:

— А… Артем.

— Правильно!.. А фамилия, фамилия какая?

— Токарев.

Артур со всего маху ударил Ужинского ногой по лицу. Тот откинулся навзничь и, не долетев до пола, успел еще поймать удар Харламова. Задержанный свернулся на полу и захрипел.

— Ы-ты, рыбина какая! — довольно проворчал Степа. — Крученая!

Опера мгновенно решили, что Ужинский выдал себя: раз говорит про Артема, значит знает их мир, и блатной мир знает, и названное имя — это вроде издевки.

Они уже начали стервенеть и потому не сообразили, что никак Ужинский на блатного не тянет.

В этот момент зазвонил телефон, Тульский схватил трубку — звонил Артем.

— А, — тяжело дыша сказал Артур. — На ловца и зверь… Тут один упырь говорит, что ты с ним Светку убил: как тебе?

— Какую Светку? — ошарашено спросил Токарев-младший.

Тульский сообразил, что Артем ведь еще ничего не знает, и ответил неопределенно:

— Ты подгребай… Когда будешь?

— Через пять минут…

Когда Токарев-младший влетел в кабинет, Ужинский лежал, забившись в угол. Волосы его были липкими и мокрыми, потому что Харламов облил его почти кипятком.

— Мужики, вы чего это…

— Здорово, Артем — откликнулся Артур, глаза у которого блестели нездоровой сумасшедшинкой. Он пнул Ужинского по голени и спросил:

— А вот и твой подельник, узнаешь?

Тульский наклонился и повернул Ужинского лицом к Артему. Правый глаз у задержанного уже заплыл и ничего не видел.

— Нет!!!