Наука убийства - Стив Айлетт

Онемевший Данте уставился на плиты балкона. И он обещал Малышу, что они получат ответы.

— Значит, я прошёл лёгкий тест и стал читателем.

— Не тормози. Очень мало кто знает об этом убежище — планы были публично доступны очень недолго, из-за невинной ошибки. Архитектор подумал, что я правительственный агент. Я быстро подменил их планами офисного здания. Внешний лифт поднимает только на четвёртый этаж — любой, кто попробует подняться выше, таковой возможности не получит. Счета приходят на фирмы, которые предположительно находятся здесь. Тут есть бесчисленные охранники — прелесть башни в том, что её зубчатые стены находятся внутри.

— Почему ты совсем не уехал из Светлопива?

— Потому что нет более инфернального развлечения, чем наблюдать, как твердеет цивилизация. При необходимой защите и дисциплине отсюда можно и смотреть, и делать выводы. Ты знаешь, что есть целые штаты, в которых оригинальное мышление более недоступно — церебральные пустыни, Чудляндия. Когда я был молодым, этот недостаток уже поглотил штаты Паники и Огайо. Терминал идёт по тому же пути — и ты не чувствуешь это в выжженных, рваных краях Нашего Прекрасного Штата? Заразная любезность стерилизует даже преисподнюю. Всё лишено вкуса. Локоть, ты похож на тех старых стилистов, которые делают всё это ещё трагичнее.

А вторая причина, если честно, в том, что я одержим обезьянами. Эти шимпанзе внизу абсолютно непобедимы, уж поверь мне. Когда я наконец покину это место, я дам им свободу и буду нежно смеяться сквозь слёзы.

— Ладно, а как ты подделал убийство? Нельзя отрицать, что ты известен собственной смертью.

— Так же, как и ты. Временное нарушение. И в тот же день нанял Паркера.

— Сложил время и пожертвовал своей второй половиной?

— Ну, тут в пистолете есть червяк, Локоть, — не путай знание и информацию. Ты знаешь, что после складки остаётся настоящий и путешественник во времени — один стабилен, второй нет. Это путешественник нестабилен, Локоть — ты. Именно ты должен был сгореть в огненном шторме копов. А теперь не напрягайся — присядь.

Данте, подскочив, принял вторую стадию вришика-сана — позу скорпиона в оборонительном удивлении. Но постепенно расслабился, сел на место, словно уколотый успокоительным, и принялся искать стакан с Граалем — он швырнул его в стену.

— Почему ты так говоришь?

— Когда ты смотрел в книгу — что ты видел?

— Как я выползаю из труповозки и начинаю носиться как идиот.

— И готов спорить — частью истории было то, что это другой Локоть, а не ты. Почему ты переживаешь его подвиги, а не собственные? Потому что ты более в мире недействителен.

— А ты?

— Хороший вопрос — но я не распадусь на поток молекул в ближайшие пару часов. Ты изучал грязные данные, Локоть, — шутки со временем слишком опасны, чтобы люди знали, насколько они просты. Учёный однажды создал устройство, способное отменять манипуляции со временем, но его убили — может быть, те, кто думал, что им придётся худо, если восстановится естественный порядок. Ещё он изобрёл машину, работающую на депрессии, — парень по имени профессор Гуппи.

— Что случилось с устройством? — потребовал ответа Данте. — С выпрямителем времени?

— Украли за пару недель до убийства — Билли Панацея, взломщик экстраординарный, несмотря на то, что на территории бегала дюжина сторожевых собак. Дурак-оппортунист. Он, конечно, теперь в Молоте, который никто вроде бы не может взломать. Слушай, Локоть, это костоломная стыдоба, но так и есть. Нас обоих заставили совершить преступление, не подлежащее классификации. Мы заплатили цену. Такова жизнь. Суматоха и план.

— Чёрт побери тебя и твою суматоху! — заорал Данте, подрываясь. — Не верю ни слову! Распадусь? Вспенюсь вихрем атомов? Это будет верхом презрения, как смерть в машинке на автодроме! Иди ты на хрен! — Он повернулся и вылетел прочь.

— Локоть, ублюдок! — крикнул Гамета, поражённый — и шокированный. — То, что ты чувствуешь, — это последний прилив единения с миром, последняя надежда на эффективность в нём! У тебя осталась пара часов! Ты трещишь по швам!

3. Расскажи мне

— Расскажи мне о своём первом преступлении.

— Я была слишком юной, чтобы всё запомнить. — Роза села и спихнула с кровати клубок резиновых трубок. Вернув на стойку метаболический обрез, чтобы с ним чего не вышло, она принялась стягивать шоквер. — Дэнни, выбираемся потихоньку из петли.

Данте Второй смотрел, как она управляется с прекрасной машиной своей костно-мышечной системы. Она пнула в сторону заделанную в резину киянку. Поймала его дыхание с любовью, вышедшей за грань человечного контекста.

— Ты пока подлечись, а я перекрашу коповозку и собью мигалку с крыши — не будем вызывать огонь на себя. — Она наклонилась и подарила ему поцелуй, подобный молчанию Майлза.

Оставшись один в вагоне, Данте Второй уставился в потолок. Он переживал лёгкий безграничный кризис, токсичная красота пылала, как неон, под кожей. Затянувшаяся артериальная любовь оставила ушибы на плоти и волокна в сердце. Два психоза двадцатипятилетней выдержки, и вот чем они занимались вместе — фармацевтический роман, такой глубокий, что для него нужны баллоны с воздухом.

Попкорнирование мозга развилось в шпаклёвку пулевых попаданий и брызги разлетевшегося в пыль стекла. Что-то снаружи.

Там шла перестрелка — он уселся, наручники дёрнули, и он упал назад. Минимум дюжина скорострельных Хеклеров. Он видел, как Роза подключает свой Зауэр и Дартволл и они плюются огнём. Она выдавала пули так, словно они входят в моду. Она пришла в неистовство. Данте Второй чуть не кончил от одних звуков. Потом кто-то раскрылил злобину, которая разлетелась на куски, как гвоздебомба, взорвала окно и посекла занавески в мельтешении искр. Что-то загорелось.

Он понятия не имел, где ключи. Наручники были пристёгнуты к перекладине в изголовье кровати. Он изогнулся и приподнял матрас — пыточные инструменты Розы вполне подойдут, чтобы открутить гайки. Там лежало подобие гаечного ключа, с которым сегодня близко познакомилась его голова — он неуклюже выцарапал его из простыней и приложил к зажиму. Снаружи раздались крики. Тон удивления в них мог означать лишь одно — братство. Среди мультифонической стрельбы взорвалось что-то вроде флюоресцентной бомбы, вмяв стену и раскачав вагон. Загорелся ковер, питательный бак ветвера клокотал, как паровой котёл.

Изголовье с лязгом упало. Он рывком поднял его и побрёл через дым, прыгнув в отверстие, которое лишь он считал окном. Огонь пополз по стойке метаболического обреза, и воздух взорвался усиливающими наркотиками. Данте Второй пошёл на свет.

«Подчинение причинам — вот что обрушивается на богов», — думал Паркер. Но была ли причиной любовь? Его сердце опухло, словно от рака.

Роза Контроль с пустой визиткой и кожаными волосами. Она стала нежным ветром, несущим перекати-поле по улицам и хлопающим дверями салунов в его сознании. Её эмалевая кожа, примитивный хардвер и пламенеющий талант приносить несчастья заставлял его задыхаться от жалости. Она была исключительно опасна.

Он рассеянно смотрел в окно Дрельяк-склада на месте его бывшего оружейного магазина. Какой убийца умер во мне, думал он. Он был подлинным изыском среди тех, чей бизнес заключался в приближении конца человеков. Должен ли он подняться по ступеням к её двери с детонатором в руке? Может, поэма про цветы и жуков? Он еле писал — какие там времена? Я зарежу, я режу, я зарезал. Бесполезно — она разобьёт ему кадык.

Но жизнь, прожитая в страхе, — это жизнь, прожитая в ясности. Если тебя переполняет смелость твоих убеждений в человекоубийстве, ты будешь действовать. Это преступление — хотеть связаться с человеком без посредничества разогнанной пули? — бесился он. Это Светлопив, и на глубинном уровне он знал ответ.

Но ведь он и так в розыске?

Данте выполз из пробитого лифта и через ободранный танк, появившись на Торговой, как стрелок в длинном плаще. Перед ним расстилалось остывшее место преступления, старые новости, паровички, затритоненные ударом ХАРПа. Разные прикольные танки и блуперы из дотов торчали по всей улице, целясь ровнёхонько в воздух.

Коп, сидящий на капоте танка, обгрызал длинный хот-дог и смотрел вперёд во времени, гадая, кто его пристрелит — смертельно-бледный парень в пластах или чёрный, как свернувшиеся страницы обгорелой книги.

Данте опустошил пистолет, залез внутрь и завёлся, развернул танк и направился в нижний округ с мёртвым коном на капоте.

За четыре мили до бункера Молота Бенни и Кори начали спорить. В результате побочного эффекта стробо-гипноза Молота чувства Бенни раскрылись на полную катушку.

— Ценность основывается на редкости, спросе и лёгкости замещения, — заявил он, не отрывая рук от руля. — Поэтому в зависимости от твоего отношения к человеку он может стоить всё или ничего.