Прерий душистых цветок… - Вера Колочкова

— Ну, это мы уже поняли. И что, напечатанные есть? – с интересом спросила Василиса

— Нет. Напечатанных нет. Но это мне и не важно. Я сам придумываю другую жизнь, понимаете? И в процессе этого счастлив…

— А почитать можно?

— Что?

— Ну, роман какой–нибудь. Жизнь эту твою придуманную…

 Саша отложил ложку, снял очки, задумчиво стал протирать их салфеткой. Снова надев, уставился на Василису внимательно через дымчатые их стекла, будто оценивая. Потом, улыбнувшись, тихо проговорил:

— Тебе можно. Тебе дам. Ты декабристами в школе не увлекалась?

— Декабристами? – заморгала удивленно на него Василиса. – Нет, не увлекалась…

— А я тебе дам роман про любовь. Ты же девушка молодая у нас, тебе положено про любовь читать… Знаешь, была такая трогательная история любви дочери гувернантки Камиллы Ледантю и юного декабриста Ивашева. Он уже в ссылке был, когда она его родителям призналась, что любила его с детских лет, и поехала к нему в Сибирь. Другие декабристки ехали к женихам да к мужьям, и это героически–романтически давно и красиво уже описано, а она, Камилла, в полную ведь неизвестность ехала вместе со своей любовью… Ты знаешь, я эту историю увидел воочию прямо, откуда–то она извне ко мне пришла и запросилась настойчиво в текст. Я прямо устоять не смог…

 Саша вдруг резко поднялся из–за стола, вышел из кухни. Вернувшись через минуту, положил перед Василисой толстую синюю пластиковую папку с распечатанным на принтере текстом.

— На. Читай.

— А мне? – обиженно спросила Ольга Андреевна. – А я тоже хочу…И тоже про любовь…

— Хорошо, Ольга Андреевна, будет и вам роман про любовь, — весело переглянувшись с Василисой, улыбнулся ей Саша. — Я подумаю, что вам дать…

 В этот момент из прихожей на кухню донеслись короткие прерывистые звонки, словно кто–то из последних сил давил на кнопку с той стороны двери. Тревожно взглянув на Ольгу Андреевну и пожав плечами, Василиса бросилась в прихожую, на ходу приговаривая:

— Кто это…У Пети шесть уроков, для него еще рано…

Вскоре из прихожей послышались ее тревожные восклицания, и в кухню ввалился Петька, рухнул на свободный стул, поднял на Ольгу Андреевну странные, затянувшиеся будто серой пленкой глаза:

— Бабуль, я заболел… Меня с пятого урока домой отправили. Голова так кружится, и дышать больно…

— Петечка, что? Что, Петечка? И горло болит, да? Ой, а лоб какой горячий, господи… — суетилась вокруг него, словно испуганная наседка, Василиса. – Ты что, без шапки ходил? Или ноги промочил?

— Нет, Вась… Я мороженое ел… Много… — безвольно опустил он голову в ее ладони. – Ой, Вась, я сейчас упаду…

 Он и впрямь начал слегка заваливаться на нее со стула, болезненно и медленно двигая красными веками, как маленькая птица. Саша, поймав на лету будто сломавшееся вмиг худое тельце и подняв на руки, бережно перенес мальчишку в комнату, уложил на диван. Вместе с Василисой и под жалостные причитания Ольги Андреевны они суетливо, то и дело сталкиваясь лбами, раздели его, уложили под одеяло, потом долго по Сашиному мобильнику дозванивались до скорой помощи, потом Саша долго встречал ее внизу у подъезда, потом бежал подобострастно по ступенькам лестницы впереди толстой одышливой врачихи, извиняясь от имени ЖЭКа за неработающий уже вторую неделю лифт. Успокоились они только к вечеру, когда пылающий Петькин лоб после жаропонижающего укола покрылся спасительной испариной и мальчишка уснул, хрипло и тяжело втягивая воздух через воспаленные бронхи.

— И где он этого мороженого только наелся, интересно… — вздохнула Василиса, отходя от Петькиного дивана и направляясь на кухню. Махнув Саше приглашающе ладошкой, проговорила тихо:

— Пойдем хоть чаю попьем, что ли…

— Где, где… — уныло и виновато взглянул на нее исподлобья Саша, заходя следом за ней на кухню. — Я вчера ему купил мороженое это… Я ж не знал, что он целую упаковку враз смечет…

— Саша–а–а–а… — протянула в ужасе Василиса, обернувшись к нему. – Ну ты что… У него всегда горло плохое было, отец потому и в фигурное катание его отдал, чтоб спортом закалять… Он уже два года как не занимается, правда, но еще ни разу так не болел…

— Ой, ну прости меня, дурака старого! Я ж не знал…

— Да ладно, - махнула рукой Василиса, тяжело вздохнув. — Если б только это… Просто одна проблема всегда за собой другую тянет…

— А что такое?

— Ну, мне ж завтра на работу идти, это опять на сутки почти. А кто теперь бабушке поможет? Ну, утром я ее в кресло перетащу, допустим, а вечером – с кресла на кровать? Петька–то с этой проблемой самостоятельно справлялся…

— Да я помогу, Василиса! Чего ты… — горячо и виновато заговорил Саша. — И Ольгу Андреевну перетащу туда–сюда, и с Петькой посижу, и накормлю всех…

— А еще завтра Лерочка Сергеевна придет, наша массажистка. Ее надо обязательно встретить, похвалить, улыбнуться и обязательно напоить кофе. Там, в столе, специально для нее банка хорошего кофе стоит…

— Все, все сделаю, не беспокойся, пожалуйста. И встречу, и улыбнусь, и баночку специальную разыщу. Ну что ты, ей богу… Плакать, что ль, собралась?

Василиса и впрямь торопливо смахнула со щеки досадную слезу, но в следующий миг плакать будто передумала и, взглянув на него исподлобья, улыбнулась доверчиво:

— Да нет, не буду, пожалуй. Не хочу. Передумала я плакать. Чего я вдруг плакать начну, это с таким–то помощником…

 ***

10.

 Петька разболелся не на шутку. На следующее утро Саша сбивался с ног, бегая из кухни в комнату с лекарствами, градусником, мокрым холодным полотенцем, горячим куриным бульоном, потом встречал с улыбкой, как и велела Василиса, массажистку Лерочку Сергеевну, большую любительницу самого наивысшего сорта кофе, потом кормил обедом Ольгу Андреевну, потом встречал медсестру из детской поликлиники, пришедшую ставить Петьке укол – слава богу, без улыбки и без кофе, потом пришла старушка–соседка посочувствовать, потом он сам побежал в аптеку Петьке за лекарствами… Когда прозвенел очередной звонок в дверь, он по привычке уже бросился в прихожую, на ходу соображая, кто ж это может быть на сей раз и на всякий случай улыбнулся – а друг это Лерочка Сергеевна вернулась…

 В дверях стояла Марина. Смотрела на него уперто исподлобья, прищурив глаза, то ли виноватой хотела быть, то ли обиженной - непонятно. Слегка сдвинув его с дороги плечом, уверенно вошла в прихожую, сняла куртку, быстро скинула ботинки. Показав пальцем на дверь, спросила:

— Вот эта твоя комната? Я войду? Поговорим?

— Марина, знаешь, мне некогда. Давай потом, а?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});