Стрелы Перуна - Станислав Пономарев

— Мыслится мне... — Князь зловеще усмехнулся, дернул ус. — Не свое злато Пубскарь и иже с ним Хакан-беку дали... Рогволодовы то гривны. А может и... — Святослав как бы поперхнулся, подозрительно глянул на молодую женщину. Он знал, Малуша не болтлива и пуще собственного глаза бережет его тайны. Не раз и не два его любая любечанка проявляла недюжинный ум и предвидение в делах серьезных, не женских.

— Мыслишь, и Свенельд злато рассеивает по козарской земле, штоб потом урожай собрать и свои закрома пополнить? — спросила Малуша.

Князь нахмурился, хотел ответить, но легкий стук в дверь остановил его. Малуша гибким движением скользнула с ложа, исчезла за пологом...

Появилась она с золотым подносом в руках, на котором стоял серебряный, с тонкой восточной резьбой узкогорлый кувшин. Два кубка не уступали ему в невесомости и казались сотканными из морозных узоров. Рядом по подносу рассыпались заморские солнечного цвета плоды. Полированное узорчатое серебро, отражая их, как в зеркале, казалось, источало зной и прохладу восточных оазисов.

Святослав наполнил кубки, кивнул Малуше, разрешая трапезу. Сам глотнул добрую порцию, вытер усы широким рукавом расшитой рубахи, рассмеялся:

— Доброе питье! Могут агаряне делать напитки зело чудные... Да вот только, штоб отведать их, нам надобно златом платить. А разве напасешься злата на болярскую прорву? Конечно, не сие главное. С Востока нам ткани надобны, изделия добрых мастеров, кони быстрые, зелье исцеляющее, плоды заморские... А путь гостям нашим закрыт. Козары! А ты речешь, воев скликаю!

— Да яз так... — смутилась Малуша. — По женскому недомыслию. Да и то жалко, сколько народу гибнет на войне.

— Еще более погибнет, ежели будем сидеть сиднем да ждать беды, отмаливаясь. Ворог лютый только мечу в доброй деснице поклоняется. Богами нашими его не проймешь. Людей жалеешь. Да только и у нас всякие люди есть... Свенельд, гордый варяг, на стол великокняжеский поглядывает. Но стережется покамест меня и сторонников моих, особливо дядьку Асмуда. Скрутил бы его в бараний рог, да иные, первостепенные дела не велят.Не  до него: козары — вот главная боль моя! Не ведаю, сеет ли Свенельд злато в козарских пределах. Вряд ли. Хоть и норовист конь, а будет он нынче везти мою упряжку. Иначе ему нельзя. Иначе он потеряет все, што на Руси нашел. Варяг, почитай, с трети земли нашей дань берет. Вот ежели яз кнут потеряю, тогда конь сей сбросит меня наземь. Только зря надеется, яз наездник добрый, и десница моя тот кнут крепко держит. — Князь замолчал, глядя куда-то вдаль, сквозь стены, в будущее.

Малуша тоже молчала.

— Люди, говоришь. — Святослав очнулся от своих дум. — Пубскарь тож человек, да о нем соромно и поминать. А Семик Бус? Аль забыла? Только ли баловства ради хотел он бесчестие над тобой учинить? Небось ежели бы тать тот о моей чести помыслил, так...

Случай, о котором вспомнил Святослав, произошел недавно. По наущению ли Предславы или рассчитывая на покровительство других, но Семик Бус, полоцкий боярин, пьяница и буян, как-то подстерег Малушу в пригородном лесу. Любечанка, бывшая лесная охотница, обладала неженской силой, была гибка и стремительна... Так что Семик Бус, богатырь исполинской силы, слишком на себя понадеялся. Если бы он просто подстерег любовницу князя и прикончил ее, тогда никто бы и не узнал имени убийцы. Но он, увидев красавицу писаную, великой страстью возбудился, заломил ей руки за спину и со смехом повалил в траву. Да только позабыл сластолюбец о своем ноже, заткнутом за пояс. Малуша не потеряла хладнокровия, всегда присущего ей в опасности... Бус долго катался по поляне с распоротым животом и ревел медведем, воочию и во плоти ощутив на себе ту беду, которую он уготовил другому.

Святослав распалился гневом: он приказал всех родственников Семика Буса, случившихся в Киеве, продать в рабство. Всех! Даже детей малых! Предславу после этого случая князь оставил совсем. На уговоры матери он хмурился, отмалчивался, но законную супругу свою к семейному ложу упорно не подпускал.

— Она дочь хана угорского Термицу, а он самый сильный князь в своей земле. — Ольга строго сдвигала соболиные брови. — Забижая Предславу, ты оскорбляешь ее отца и братьев! Нам с уграми мир надобен, а не огнь войны! Ну чего молчишь, ако камень? Ответствуй перед родительницей!

— Мира подолом не делят! — ответил непреклонный отпрыск. — Уграм дружба с Русью более надобна, чем нам с ними. С востока их никто не беспокоит, ибо тут мы — оплот им! А вот с запада король немский Оттон покою уграм не дает, с севера ляхи на них свои дружины ополчают, а с юга — царь булгарский Петр! Ежели бы не моя дружба с уграми, смяли бы их давно недруги сии. Русь — защита для Угорской земли!.. А што до Предславы, не люба она мне! Не люба, и все!

— Дети у вас...

— А у Малуши кто? Волк? Тож дите рода княжецкого. — Глаза отца потеплели, и он продолжил с тихой лаской: — Смел и смышлен княжич Володимир, моими стопами пойдет. Доброй крови отрок, не чета старшему. Ярополк заносчив, необуздан: играет в нем кровь дикая, угорская. По завету отчему он, как старшой из рода княжецкого, должон будет стол Киевский и всея Руси держать... Кто ведает, удержит ли?.. А Олег ласков и тих... Что-то будет, как Перун призовет меня в дружину свою на нивы небесные... — Князь глядел невидящим взором в дали неведомые, вперед, в судьбу, и стремился угадать в неведомых перстах ее предсказание о дальнейшей своей жизни.

— Рано еще пытать деву Обиду[63], — прервала его размышления Ольга. — Молод ты. Да и дети твои — отроки малые. О жизни думай!.. А Предслава... Что ж, сердцу не прикажешь. Воля твоя, коль другая люба. Счастию твоему мешать не стану!..

— О чем задумалась, лада моя? — Святослав обнял Малушу. — Аль Семик Бус так напугал тебя? — пошутил князь.

Молодая женщина покраснела.

— Нашел кого на ночь помянуть. Семик Бус — тож мне ухарь-ухажер. С ножом к бабе полез. Вот и поплатился. Да ну его к лешему! — Малуша глянула прямо в искрящиеся смехом глаза Святослава. — Любый мой, возьми меня в поход на ворога лютого. Покойнее мне, когда ты рядом.

Князь сразу перестал смеяться.

— Нет! Не дело для бабы — мечом махать!

— Разве на войне других дел нету? Кто ж поранетым воям лучше бабы поможет? Кто лучше нее раны перевяжет и боль словом ласковым утолит? Да и в битве яз не всякому гридю уступлю. Аль не ведаешь, как яз на коне скачу и с луком управляюсь?

— Наслышан. Доскакалась до раны тяжкой. Моли Перуна, што жива осталась. Война — дело мужеское! Дите у тебя крови княжецкой. Его береги! Да стерегись недругов здесь, в Киев-граде. Не раз еще завистники и убийц подсылать будут и наговоры городить... Не досаждает ли тебе разлюбезная моя супружница Предслава?