Украина от Адама до Януковича. Очерки истории - Сергей Бунтовский

Вышли из лагеря и ромеи, также надежно прикрытые доспехами. Обе стороны храбро сражались, попеременно тесня друг друга, и было неясно, кто победит. Но вот один из воинов, вырвавшись из фаланги ромеев, сразил Сфенкела, (почитавшегося у тавроскифов третьим после Сфендослава[24]), доблестного, огромного ростом мужа, отважно сражавшегося в этом бою. Пораженные его гибелью, тавроскифы стали шаг за шагом отступать с равнины, устремляясь к городу. Тогда и Феодор, прозванный Лалаконом, муж непобедимый, устрашающий отвагой и телесной мощью, убил железной булавой множество врагов. Сила его руки была так велика, что удар булавы расплющивал не только шлем, но и покрытую шлемом голову. Таким образом, скифы, показав спину, укрылись в городе. Император же велел трубить сбор, созвал ромеев в лагерь и, увеселяя их подарками и пирами, побуждал храбро сражаться в предстоящих битвах».

Так началась трехмесячная кровавая Доростольская эпопея. Русы периодически выходили на поле, атаковали греков, храбро сражались, а затем, устав, отходили в город. Византийцы даже не пытались штурмовать крепость, предпочитая обстреливать её из камнеметов. Обе армии в этих боях медленно перемалывали друг друга, неся большие потери, но ни на шаг не приближаясь к победе.

Правда, дважды русам удавалось нанести грекам болезненные удары, одержав тактические победы. Первый раз русские дружинники устроили вылазку и сожгли надоевшие им осадные машины врага. При этом они умудрились не только сжечь камнеметы и разогнать их обслугу, но заодно и зарубить императорского родственника магистра Иоанна Куркуаса, отвечавшего за инженерные машины в византийском лагере. Причем, погиб этот военачальник не в честном бою, а, скорее, курьезно. В момент нападения он был пьян и просто свалился с седла под ноги русам. Те, недолго думая, изрубили его на кусочки, насадили его голову на копье, водрузили ее на башне и стали потешаться над греками, крича, что они закололи императора, как жертвенного барана. Императором они его посчитали потому, что на нем было нацеплено множество украшений, и даже сбруя коня была покрыта золотом. Естественно, что когда это ослепительно разряженное чудо налетело на русов, те церемониться не стали.

После того, как в Дунай вошли византийские корабли с «греческим огнем», русы вытащили на берег свои ладьи, и реку отныне полностью контролировали греки. Как только в городе стали подходить к концу запасы съестного, русы выбрали ночку потемнее и под самым носом у греческого флота, спустив на воду ладьи, отправились поискать по окрестностям, чего бы можно позаимствовать съестного. Византийцы эту вылазку не заметили, и наши благополучно набрали припасов, сколько смогли найти. Уже возвращаясь, русы заметили на берегу греческий обоз. Обозники, ничего не подозревая, поили лошадей, запасали дрова, в общем, занимались совершенно мирным трудом. Наши тихонько высадились на берег, обошли византийцев с тыла и показали им, где раки зимуют. Затем, погрузив все, что можно было забрать у перебитых обозников, на ладьи, дружинники благополучно вернулись в Доростол.

Утром в императорском шатре ничего не знавших о случившемся византийских моряков ждала настоящая буря. Цимисхий в выражениях не стеснялся и костерил своих адмиралов до хрипа. Напоследок он пообещал флотоводцам устроить знакомство с палачом, если хоть одна русская лодка покажется на воде. Думаю, он был весьма убедителен, так как после этого разноса моряки стали выполнять свои обязанности с завидным рвением.

Тем временем осада тянулась своей чередой. Византийцы плотно обложили город и ждали, пока голод ослабит русов, а те ежедневно делали небольшие вылазки, вырезая греческие аванпосты. Если бы Цимисхий был просто полководцем, то он мог бы как угодно долго осаждать Доростол, но он был еще и правителем огромной и неспокойной страны. Длительное отсутствие императора в столице уже привело к одному мятежу, правда, быстро подавленному, так что Иоанн должен был параллельно с ведением войны заниматься и прочими государственными делами. А каждый лишний день, проведенный в чужой стране, ослаблял его позиции дома, в Константинополе. Так что, раз не получалось уничтожить всех русов, то он решил нанести удар лично по Святославу.

Иоанн Цимисхий послал Святославу вызов на личный поединок, чтобы хоть так решить исход войны. Мы никогда не узнаем, собирался ли император честно биться на мечах или задумал какую-то ловушку. И тот, и другой варианты одинаково возможны, ведь он был не только хорошим воином, не раз лично убивавшим своих противников, но и циничным и коварным политиком, не брезговавшим никакими средствами для достижения цели.

Святослав предложение отклонил, заметив, что сам знает, что делать и в подсказках не нуждается, а «если император не желает больше жить, то есть десятки тысяч других путей к смерти; пусть он изберёт, какой захочет».

Но вечно отсиживаться в крепости было нельзя, и 20 июля Святослав вывел свою армию из города для большой битвы. Построившись, русы первыми атаковали греков. Интересно, как, описывая это сражение, Лев Диакон пишет, что в этот день русскую армию «ободрял и побуждал к битве некий знаменитый среди скифов муж, по имени Икмор, который после гибели Сфангела (Сфенкела) пользовался у них наивеличайшим почетом и был уважаем всеми за одну свою доблесть, а не за знатность единокровных сородичей или в силу благорасположения». Из этих строчек можно сделать вывод, что нашу армию в бой вел не Святослав, а даже не упомянутый в русских летописях богатырь Икмор. Странно, если действительно так было, то чем это вызвано? Святослав поручил командование соратнику? Или Икмор лишь шел на острие русского удара, ведя за собой дружинников, а Святослав командовал всей армией? Этого мы уже не узнаем.

Как бы там ни было, но один из телохранителей императора по имени Анемас сумел зарубить Икмора. Диакон описал роковой для русского богатыря удар: «Анемас. ударив его мечом в левое плечо повыше ключицы, перерубил шею, так что отрубленная голова вместе с правой рукой упала на землю». После гибели Икмора русы дрогнули и начали отступать. Вскоре отступление превратилось в бегство. Сражение было явно проиграно, греки преследовали Святослава до крепостных стен, но в город ворваться не смогли.

Вряд ли для византийцев это была легкая победа. Ведь если в бою участвовал императорский телохранитель, то русы, видать, прорвались почти к самому Цимисхию. Еще одно интересное свидетельство о том дне оставил нам Скилица. Снимая после боя доспехи с убитых русов, греки с удивлением обнаружили среди погибших женщин, которые сражались вместе с мужчинами. Это воистину бесценное свидетельство, так как об этих русских амазонках не сохранилось практически никаких исторических сведений. Зато во многих былинах встречаются нам образы богатырш-поляниц, предпочитавших оружие и войну прялке и прочим мирным женским занятиям. Если бы не пара строчек в греческой книге, так и гадали бы мы, были ли на Руси женщины-воины или это только легенды. Теперь знаем — действительно были.

Пока греки праздновали победу и обирали павших на поле боя, в Доро-столе Святослав с приближенными мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Перспективы у русского войска были нерадостные: дружина понесла страшные потери и восполнить их нельзя, припасы кончаются, и пополнить их негде, помощь не придет.

Можно попытаться представить себе этот совет. В коптящем свете факелов они спорили хриплыми голосами. Звучали, обсуждались и отвергались разные предложения: биться до конца, договориться, тайно сбежать. Но за Святославом было последнее слово. Это была тяжелая ночь для русского князя. Наверняка, поутру прибавилось морщин на его лбу да появилась седина в чубе. Что он должен был сделать? Рискнуть всем и еще раз попытаться лихим отчаянным ударом переломить ход судьбы и снова выиграть? Кинуться сломя голову в последнюю атаку в надежде сокрушить и разгромить имперскую армию или погибнуть с честью? А, может, начать переговоры? Византийцы ведь тоже устали, да и русские мечи собрали богатую жатву среди воинов императора? Цимисхий будет сговорчивым.

Большинство дружинников хотели мира, но Святослав решает рискнуть и начать новую битву. Что же, мертвые сраму не имут. И дружина пойдет за своим предводителем в новый бой. Но сначала нужно было почтить своих павших и достойно проводить их в вечность. Когда наступила ночь, русы вышли на равнину и начали подбирать своих погибших. Павших они сложили у крепостной стены, затем разложили гигантские костры, на которых и сожгли тела. Но перед этим над погребальными кострами русы принесли в жертву богам обильные человеческие жертвы[25]. Грекам, которые смотрели со стороны за этим действом, эта ночь, наверняка, запомнилось до конца жизни. Ревущее в темноте пламя костров, полные ужаса крики убиваемых пленных и неизвестность. Что дальше ждать от русов? Может, они снова пойдут в бой? Так что не спалось византийцам, и взглядами, полными тревоги и тоски, они следили за войском Святослава.