Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никак нет, — мягко ответил Швейк, — тут просто произошло печальное недоразумение, и больше ничего. Когда я получил ваше приказание раздобыть вам что-нибудь хорошее поесть, или купить, я начал раздумывать, что бы мне такое сделать. Тут у вокзала вообще ничего нельзя было получить, кроме колбасы из конины и вяленой ослятины. Дозвольте доложить, господии поручик, я все очень подробно обдумал. В походе необходимо что-нибудь питательное, тогда можно будет легче переносить все военные тяготы. Ну, мне и захотелось порадовать вас — сварить вам, господин поручик, куриный бульон.
— Куриный бульон? —повторил за ним поручик Лукаш, хватаясь за голову.
— Так точно, господин поручик, куриный бульон. И я купил луку и пятьдесят грамм вермишели, — вот, пожалуйста. В этом кармане у меня лук, а в том — вермишель. Соль у нас есть в канцелярии и перец тоже. Так что нехватало только самой курицы. Ну, я и вышел на вокзал и пошел в Ишатарчу. Собственно говоря, это — деревня, как будто бы и не город, хотя там на первой улице написано «Ишатарча-варош»[24]. Я прохожу одну улицу с садиками, другую, третью, четвертую, пятую, шестую, седьмую, восьмую, девятую, десятую, одиннадцатую, двенадцатую и только на тринадцатой улице, совсем в конце, где за последним домом уже начинались поля, я увидел курятник и разгуливавших возле него кур. Я подошел к ним и выбрал самую большую, жирную — вот извольте посмотреть, господин поручик, сплошной жир, так что ее и щупать не надо, а сразу видать, что она не мало поела всякого зерна… Вот я ее, значит, совсем открыто, при всей публике, которая что-то орала на меня по-венгерски, взял, держу за ноги и спрашиваю того, другого по-немецки и по-чешски, чья это курица, чтобы я мог ее у хозяина купить; а тут бегут из крайнего домишка мужчина и женщина и давай меня сперва по-венгерски, а потом по-немецки ругать, что я у них средь бела дня курицу украл. Я ему говорю, чтоб он на меня не кричал, потому что меня послали купить у него курицу для вас, и рассказал ему, как дело было. А курица, которую я держал за ноги, вдруг захлопала крыльями и попыталась взлететь, и так как я держал ее в руке только слегка, то она потянула мою руку за собой и села своему хозяину прямо на нос. Ну, а тот с чего-то стал вопить, будто я ударил его курицей по морде. И женщина тоже все голосила и причитала: «Моя курица, моя хохлаточка, моя, моя!» Тогда какие-то идиоты, не разобрав, в чем дело, натравили на меня патруль, и я сам предложил ему пойти со мной на вокзал в комендатуру, чтобы моя невиновность выступила наружу, как масло из воды. Но только с господином подпоручиком, который там сегодня дежурит, и поговорить-то толком не пришлось, хотя я его просил справиться у вас, правда ли, что вы послали меня купить вам что-нибудь хорошее. Он еще на меня даже накричал, чтобы я и пикнуть не смел, потому что, мол, по моим глазам видать, что по мне давно уж толстый сук да крепкая веревка плачут. Он, кажется, был в очень плохом настроении, так как сказал мне, что таким здоровым может быть теперь только солдат, который грабит и крадет; в комендатуру станции уже и без того поступил ряд жалоб; как раз позавчера у кого-то рядом пропал индюк, а когда я ему ответил, что мы в то время были еще в Рабе, он сказал, что такие отговорки не имеют для него никакого значения. Вот он и отправил меня к вам, а какой-то ефрейтор тоже на меня еше накричал, потому что я его не заметил, и спросил, знаю ли я, кто он такой. Я ему сказал, что он — ефрейтор, а если бы служил в егерском полку, то назывался бы колонновожатым, а в артиллерии — старшим канониром.
— Швейк, — после минутного молчания промолвил поручик Лукаш, — с вами случилось уж столько необычайных происшествий и казусов, столько «ошибок» и «недоразумений», как вы изволите выражаться, что, пожалуй, в самом деле в ваших злоключениях вам может помочь только крепкая веревка на шее с воинскими почестями посреди каре. Вы понимаете?
— Так точно, господин поручик, каре или так называемый замкнутый батальон состоит из четырех, а иногда, в виде исключения, из трех или пяти рот… А как вы прикажете, господин поручик, не положить ли в суп из этой курицы побольше вермишели, чтобы он был погуще?
— Швейк, я приказываю вам немедленно убираться вон отсюда вместе с вашей курицей, а не то я вас так тресну ею по башке, идиот вы этакий, что…
— Так точно, господин поручик, иду, но только сельдерея, дозвольте доложить, я нигде не достал, и моркови также. Я положу туда кар…
Швейк не успел договорить «тофелю», как пулей вылетел вместе с курицей из штабного вагона. Поручик единым духом выпил стакан коньяку.
Швейк отдал честь перед окнами вагона и поспешил скрыться.
После благополучно закончившейся внутренней борьбы Балоун как раз собирался открыть коробку сардин своего поручика, как вдруг появился Швейк с курицей в руках; это, конечно, всполошило всех сидевших в вагоне. Все глядели на Швейка, словно спрашивая:—«Где ты это украл?»
— Я ее купил для господина поручика,—ответил на их немой вопрос Швейк, вытаскивая из кармана лук и вермишель. — Я собирался сварить ему суп из нее, но он не хочет и подарил ее мне.
— А что, она не была дохлая? — недоверчиво спросил старший писарь Ванек.
— Да я ей сам голову свернул, — ответил Швейк, вытаскивая из кармана нож.
Балоун с благодарностью и вместе с тем с подобострастием взглянул на Швейка и молча зажег спиртовку своего барина, а затем, захватив несколько бачков, побежал за водой.
К Швейку подошел телеграфист Ходьшский и, предложив свои услуги — ощипать курицу, шопотом спросил его:
— А это далеко отсюда? Надо лезть во двор, или они ходят по улице?
— Я ее купил.
— Да брось ты заливать-то! А еще товарищем называешься. Ведь мы же видели, как тебя вели.
Однако, он продолжал усердно помогать ощипывать курицу. В торжественных приготовлениях участвовал и повар-оккультист Юрайда, резавший на кусочки картофель и лук.
Выброшенные из вагона перья возбудили внимание подпоручика Дуба, ходившего взад и вперед вдоль поезда.
Он крикнул, чтобы тот, кто ощипывает курицу, показался ему, и в дверь высунулась довольная рожа Швейка.
— Это что еще такое? — накинулся на него подпоручик Дуб, поднимая с земли отрезанную куриную голову.
— Так точно, господин подпоручик,— ответил Швейк,— это голова курицы бойцовой породы. Эта порода хороша и для носки, господин подпоручик, и при правильном уходе дает до двухсот шестидесяти яиц в год. Вы только извольте посмотреть, какой у нее богатый яичник.
И Швейк протянул подпоручику куриные потроха Подпоручик Дуб сплюнул, пошел было дальше, но потом вернулся.
— Для кого вы готовите эту курицу?
— Так точно, господин подпоручик, для вас. Вот поглядите, какая она жирная.
Подпоручик Дуб решительно повернулся и пошел, бормоча себе под нос:
— Погоди, я еще до тебя доберусь.
— Что он тебе сказал? — обратился к Швейку Юрайда.
— Да сказал, что мы еще где-нибудь встретимся. Эти благородные господа обычно бывают очень глупые.
— А ты ее посолил? — обратился Швейк к Балоуну, который, воспользовавшись минутой, попробовал cунуть что-то в свой вещевой мешок. — Ну-ка, покажи, что у тебя там, Балоун? — серьезна продолжал Швейк, — что ты хочешь делать с этой куриной ножкой? Обратите внимание, ребята, он украл у нас куриную ножку, чтобы сварить ее потихоньку для себя oдного. А ты знаешь, Балоун, что ты сделал? Ты знаешь, как это наказывается по законам военного времени, когда на походе обкрадывают своих товарищей? Taих негодяев привязывают к дулу орудия и расстреливают картечью. Что ж, теперь поздно вздыхать! Как только мы встретим где-нибудь артиллерию, ты явишься к первому попавшемуся фейерверкеру. А до тех пор ты в наказание займешься у меня ученьем. Вылезай из вагона.
Несчастный Балоун вылез, и Швейк, стоя в дверях вагона, принялся командовать:
— Смирно! Вольно! Смирно! Глаза напра-во! Смирно! Прямо! Вольно!.. А теперь, Балоун, ты будешь делать вольные движения на месте. Поворот напра-во!.. Послушай, голубчик, да ты впрямь корова, только что без рогов. Им бы там и расти, где у тебя раньше было правое плечо… Отставить! Напрааа-во! Налеее-во! Полуоборот напра-во!… Стой, стой, болван, не так! Отставить! Полуоборот напрааа-во! Ну, видишь, дубина, теперь уже лучше! Чище, чище!.. Полуоборот налеее-во! Налево, налево, тебе говорят, курицын сын! Во фронт! Во фронт! У, дурак! Не знаешь, что такое «во фронт»? Прямо! Кругом! На колено! Ложись! Садись! Встать! Садись! Ложись! Встать! Ложись! Встать! Садись! Встать! Вольно!.. Вот видишь, Балоун, это очень пользительно, так у тебя, по крайней мере, желудок хорошо варить будет!
Кругом собрались кучки зрителей, веселившихся от души.
— Ну-ка, посторонитесь, — кричал Швейк. — Он у нас сейчас будет маршировать. А ты, Балоун, постарайся, чтобы мне не приходилось отставлять. Я, знаешь, не люблю по пустому мурыжить людей. Так вот: направление на вокзал. Замечать, куда я показываю… Шагом-марш! Шеренга — стой! Стой, чортова кукла, или я тебя под арест! Шеренга — стой! Наконец-то остановился, дурья твоя башка. Шагом — марш!.. Реже, реже! Не знаешь, что значит «реже»? Ну, так я тебе покажу, поумнеешь тогда! Шире! В ногу! На месте! Ах, ты, обормот ты серый! Когда я командую «на месте!» — ты обязан копытами топотать на месте!
- Дожить до рассвета - Василий Быков - Классическая проза
- Том 4. Пьесы. Жизнь господина де Мольера. Записки покойника - Михаил Афанасьевич Булгаков - Классическая проза
- 2. Валтасар. Таис. Харчевня Королевы Гусиные Лапы. Суждения господина Жерома Куаньяра. Перламутровый ларец - Анатоль Франс - Классическая проза
- Чудесные похождения портного Фокина - Всеволод Иванов - Классическая проза
- Муки и радости - Ирвинг Стоун - Классическая проза
- Дом на городской окраине - Карел Полачек - Классическая проза
- На горах - Павел Мельников-Печерский - Классическая проза
- Господин из Сан-Франциско - Иван Бунин - Классическая проза
- В доме Шиллинга - Евгения Марлитт - Классическая проза
- Суждения господина Жерома Куаньяра - Анатоль Франс - Классическая проза