У дороги - Герман Банг

– А теперь вам пора домой, – сказал доктор.

– Хорошо. – Катинка встала…

– Позвольте, я помогу…

– Спасибо, это все из-за лестницы, – сказала она. – По лестнице мне трудно.

Ее бедные непослушные ноги еле-еле одолевали три низенькие ступеньки.

– Спасибо, доктор. Там моя шаль… Доктор берет со скамьи синюю шаль.

– Ваша любимица, – говорит он.

На пороге Катинка оглядывается и смотрит на поля.

– Нынче здесь так красиво, – говорит она.

В полдень она попросила принести в гостиную все, что нужно для приготовления салатов. И сама стала резать на маленькой доске свеклу и картофель.

Пришла фрекен Иенсен. Катинка кивнула ей головой.

– Вот видите, на это я еще гожусь, – сказала она. – Что слышно нового? – спросила она. Она откинулась на спинку стула. У нее устали руки– когда она поднимала их кверху, сильно болело в груди. – Я давно не видела ни фру Абель, ни ее дочерей…

– Они ждут, что Барнер получит назначение, – говорит старушка Иенсен.

– Ну да, он ведь подал прошение… Фрекен Иенсен угощают чашечкой кофе.

– Дай мне масла, Мария, – говорит Катинка.

Мария расставляет на столе целую батарею бутылок и салатниц.

– Какая тяжелая, – говорит Катинка, она с трудом поднимает большую бутыль с уксусом. Потом перемешивает салаты и пробует их.

– Нет, – вдруг говорит она и отодвигает салатницы… – Нет, я больше не чувствую вкуса.

Она сидит усталая, закрыв глаза. На ее щеках красные пятна.

– Дайте я помогу вам, – предлагает фрекен Иенсен.

– Спасибо, Мария поможет. Мне, пожалуй, лучше прилечь.

Но до самого вечера Мария то и дело вносит и уносит разные блюда, чтобы Катинка собственными глазами увидела– все ли в порядке. В груди у Катинки жжет, но она приподнимается в постели.

– Пусть все будет так, как привык Бай.

Она заставляет Марию принести в спальню праздничный сервиз, бокалы и столовое серебро, все начистить, протереть и расставить на столе.

Лежа в постели, Катинка считает и пересчитывает тарелки, и глаза у нее лихорадочно блестят.

– Кажется, все, – говорит она.

Она устало откидывается на подушку и трется о нее сухим, пылающим в лихорадке лицом.

– А ложки для грога, Мария, – говорит она вдруг. – Мы совсем забыли про ложки.

– Их можно положить на поднос, который подарил Хус, – говорит Мария. Она вносит ложки на маленьком японском подносе.

– Нет, не надо. – Катинка приподнимается в постели.

– Дай мне его, – говорит она. Она прикладывает горящие ладони к прохладной лакированной поверхности. И тихо лежит, держа в руках подаренный Хусом поднос.

Входит Бай и оглядывает расставленные на столе сверкающий фарфор и бокалы.

– Очень глупо, детка, – говорит он. – Очень глупо– я ведь говорил… Вот увидишь, тебе станет хуже и ты сляжешь… Тик. – Он берет ее за руку. – Да ты вся горишь…

– Пустое, – говорит Катинка и тихонько отнимает руку. – Лишь бы не упустить чего…

Бай разглядывает посуду.

– А компота разве не будет? – говорит он.

– Конечно, будет.

– А где же тогда компотницы?..

– Забыли… Вот видишь, Бай, надо самой входить во все мелочи, – говорит Катинка и откидывается на подушки.

В гости приглашена была «старая гвардия» – как выражался Бай.

– Мы, «старая гвардия», понимаем друг друга с полуслова, – говорил он. – Все свойские ребята.

«Свойские ребята» были трое помещиков во главе с Кьером, четвертым был сам Бай.

Сверх комплекта пригласили еще и Свенсена.

– Душа общества, – говорил о нем Бай Катинке. Катинка никогда не замечала, чтобы Свенсен был душой общества. В ее присутствии он не проявлял себя ничем– только и знал, что полировал ногти и жевал кончики усов.

– Прихвати его с собой, Кьер, – сказал Бай, – пусть будет пятым, с ним не соскучишься.

…Катинка сама открыла дверь в контору.

– Все готово, Бай, – сказала она.

Гости вошли в столовую. На Катинке было нарядное платье с высоким рюшем, подходившим вплотную к ее худенькому, осунувшемуся лицу.

За столом она сидела рядом с Кьером.

Заговорили о ее болезни.

– Вот увидите, зима свое дело сделает… чистый морозный воздух укрепляет силы.

– Морозный воздух, да, конечно.

– Выпьем за это, – предложил Бай. Выпили.

– До дна, – сказал Бай.

У каждого из «свойских ребят» под подбородком была приколота булавкой салфетка. Прежде чем отправить в рот очередную ложку салата под майонезом, они его обнюхивали.

– На оливковом масле, – сказал помещик Мортенсен и засопел.

Перед Катинкой стояла почти пустая тарелка. Из-за болей в груди она сидела совершенно прямо. Когда она пыталась есть, вилка дрожала в ее руке.

– Убери тарелку, Мария, – сказала она.

Подали уток, Кьер предложил тост за здоровье Бая.

– Вот узе у кого золотое сердце, вот уж кто друг так друг. Твое здоровье!

Гости оживились, усердно чокались друг с другом. Заговорили о центрифугах, о новых ценах на рогатый скот.

– А ну, старина, – за удачный год! Бай выпил еще стакан.

Щеки Катинки пылали, лица гостей виделись ей сквозь какую-то мутную пелену. Она прижалась к спинке стула и смотрела на жующего Бая.

– Оно само течет в рот, просто само течет в рот, – убеждал Катинку Кьер, наливая ей в бокал старого бургундского.

– Спасибо, спасибо.

Помещик Мортенсен попросил разрешения поднять бокал… Мортенсен встал и освободил шею от салфетки… Словом, он просит разрешения поднять бокал…

Когда помещик Мортенсен поднимал бокал, он становился набожным… В пятой фразе он непременно поминал тех, «кто ушел ранее нас» и взирает на нас с горних высот…

Еще не было случая, чтобы не нашелся кто-нибудь, кто взирает на Мортенсена с горних высот…

«Свойские ребята» повесили носы и уставились в тарелки.

Катинка почти не слышала, что говорит Мортенсен. Она крепко ухватилась руками за сиденье стула, кровь то приливала к ее щекам, то сбегала с них.

Господин Мортенсен закончил свой тост и пожелал отведать еще кусок утки.

– Милая фру, ваши утки – объедение.

Катинка слышала смутный гул голосов. Когда она встала, ей пришлось опереться о край стола.

Гости перешли в кабинет Бая, Катинка снова рухнула на стул. Бай возвратился.

– Все сошло отлично, Тик, просто блестяще… И ты держалась молодцом…

Катинка выпрямилась на стуле и улыбнулась.

– Да, – сказала она… – Сейчас вам подадут грог…

Бай удалился. Катинка сидела за опустевшим столом, уставленным бутылками и недопитыми стаканами.

Из кабинета доносился хохот и громкий нестройный говор– слышался голос Кьера…

– Отнеси туда лампы, – сказала Катинка. Каждый раз, когда Мария открывала дверь кабинета, до Катинки долетали взрывы хохота.

– Вы бы легли, фру, – сказала Мария.

– Еще успею…

– Ради этих-то обжор. – Мария так хлопнула кухонной дверью, что Катинка вздрогнула.

Посреди стола осталась одна-единственная свеча… Большой, неприбранный стол грустно глядел в полумраке.

Катинка так устала. Посидеть бы здесь тихонько в уголке и собраться с силами.

Мария расхаживала из кухни в кабинет, хлопая дверями…

Как они веселятся… Кто-то запел, – кажется, Свенсен…

Катинка сидела в своем уголке, прислушивалась к голосам и смотрела, как Мария проходит в освещенную дверь со стаканами и бутылками…

Все будет точно так же и тогда, когда она умрет и о ней забудут…

– Мария, – сказала она.

Она попыталась встать и уйти, но не смогла и ухватилась за стену. Мария довела ее до кровати.

– Представляли комедию, а теперь вот и платитесь, – сказала Мария.

Катинка села на край кровати и зашлась в долгом приступе кашля.

– Закрой дверь, – попросила она и снова раскашлялась.

– Надо покормить Бентсена, – сказала она.

– Нажрется еще, успеет, – сказала Мария. Она раздела Катинку и теперь ходила взад и вперед и бранилась на чем свет стоит.

Свенсен густым басом пел в кабинете:

О мой Шарль, ты пришли мне письмо?Как, бывало, когда-то…

Звякали бокалы.

– Тише, – кричал Кьер. – Эй вы, приятели, тише!

…Катинка задремала было, но проснулась. Вошел Бай.

– Ну, повеселились на славу, – сказал он. От большого количества спиртного голос его звучал возбужденно.

– Они ушли? – спросила Катинка. – Который час?

– Кажется, полтретьего… В веселой компании время бежит незаметно…

Он присел на край кровати и начал разглагольствовать.

– Тьфу ты, дьявол, какие анекдоты рассказывает этот Свенсен, ну просто умора. – Бай пересказал несколько анекдотов, с хохотом похлопывая себя по ляжкам.

Катинка горела как в огне.

– А вообще-то, наверное, все вранье, – заключил Бай. Перед уходом на него вдруг нашел приступ нежности, и на пороге он рассказал Катинке еще один анекдот про жницу Мортенсена…

– Ну, тебе пожалуй, не мешает отдохнуть, – сказал он. – Спокойной ночи.