Бортовой журнал "Синей птицы". Том 1 (СИ) - Осипов Игорь Валерьевич

Погрузившись в список доступного, княжич не заметил, как пролетело три часа. В закладки добавил дорогущий спортивный атмосферник и кучу стрелкового оружия.

Когда закончил, улыбнулся ещё шире, вздохнул и медленно закрутил планшет вокруг оси. Кажется, жизнь налаживается. А с проблемами надо разбираться по мере их поступления. Отец всегда учил: «Если будешь представлять проблему чем-то большим и неделимым, никогда её не выполнишь. Проблема состоит из элементарных частиц, просто расщепи на атомы, разложи в нужном порядке и делай шаг за шагом».

Иван заложил руки за голову, посмотрел в иллюминатор и выматерился.

Прямо за стеклом, снаружи корабля, виднелась улыбающаяся от уха до уха физиономия Нульки. Она подложила руки под подбородок и подмигнула. Так же дети лежат на краю рыбацкой пристани и любуются на рыбок. Так и представлялось, что Нулька болтает в воздухе согнутыми ногами. Разве что вместо речки или озерца — стекло иллюминатора, вместо окуней и пескарей — княжич, а вместо солнышка и неба — бесконечная ночь дальнего космоса с мириадами звёзд.

Богинька, одетая в свою яркую пижаму, быстро оттолкнулась худенькими руками с тонкими пальцами от обшивки и исчезла из виду.

— Блин, — пробормотал Иван. Смотреть на человекоподобного духа, резвящегося в полном вакууме — дикое зрелище.

А потом была вспышка гиперпрыжка. Мир умер и заново родился в маленьком Большом взрыве, собрался заново и обрёл жизнь с первым вдохом экипажа.

— Разгонный манёвр, — оповестил Птиц.

Иван тряхнул головой, разгоняя витающие перед глазами белые кляксы и разноцветные искры и схватился за край кресла. Под потолком загорелась красная лампа.

Парень едва успел устроиться и защёлкнуть ремни, как его вдавило в опору. Да так, что перед глазами опять пошли круги.

Планшет ударился о пол, благо, что ударостойкий. А ускорение было шесть «же», не меньше. Через долгие десять минут, прошедшие на грани потери сознания и падения во тьму, всё кончилось. И наступила тишина, и вернулась невесомость. Мимо пролетел планшет. Рассудок не сразу пришёл в себя, а вернувшись оставил ощущение контуженности, так как кровь отливала от мозга. Ещё пару-другую «же», и было бы опасно для жизни.

Парень снова тряхнул головой, затем услышал стук в дверь.

Когда открыл, перед ним предстал капитан в тельняшке и белой фуражке с козырьком.

— Княже, полетели жрать. Только у нас ничего не готово. Ты хоть раз делал котлеты в невесомости?

— Не.

— Ничего. Всё в первый раз бывает. Полетели.

— А почему мы не устроим постоянное ускорение?

Петрович снисходительно глянул на парня.

— Во-первых, у нас маршевые движки ориентированы так, что пол станет на стене, а мы типа в башне. Кстати, поручни на этот случай становятся лестницей, если ты не заметил. А во-вторых, тяготы и лишения. Привыкай.

И капитан оттолкнулся от двери и умчался в сторону кают-компании. Иван последовал за ним.

Нулька уже была там, болтаясь под потолком. И на искина, видимо, уже накричали, так как вытяжка уже гудела на все сто процентов. В одном из кресел сидела привязанная Марья. Перед ней навигатор с китайскими палочками и коробочкой. В коробочке нечто похоже на крабовое мясо. Тут же витают пакеты с детским яблочным пюре и бутылочки с водой.

Михаил захватывал кусочек мяса палочками, что-то нажимал на планшете и приговаривал:

— Открой ротик.

При этом сам открывал рот. Как это делают родители, кормящие маленьких детей. Только те капризничают, а эта молчит.

— Ам, — и снова коснулся экрана.

Больная со стеклянными глазами выполняла простые движения, а когда вкладывали кусок, закрывала, пережёвывала и глотала.

— Ну, как пациентка? — бодро спросил капитан, зависнув перед одной из полок, откуда достал вафельницу, масло, затем дотянулся до холодильника и выудил упаковку с фаршем.

— Скорее мертва, чем жива, — удручённо ответил Михаил. — Слушай, я на это не подписывался. Либо няньку нанимаем, либо увольняюсь. Я один раз уже поменял подгузник, мне хватит.

— Чё ты жалуешься? — ухмыльнулся капитан. — На халяву пощупал за попку голую девицу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Иди в задницу. Это ни хрена не прикольно. Она овощ. Полный ноль. Программа должна делать всё сама, но что-то глючит. Еле-еле разобрался, как работать с простейшими функциями, типа глотательного рефлекса и моргания. Наверное, в клинике не всё успели доделать.

— Не ссы, прорвёмся. Ты ей тоже так, типа открой ротик и не закрывай, — ехидно ответил Валерий Петрович, словив злой взгляд навигатора, затем поглядел на Ивана и потряс перед собой полуфабрикатом: — Учись, княже, пока я живой.

Капитан включил двустворчатую вафельницу и раскрыл пакет с фаршем. Пакет оказался с обычной застёжкой.

— Я сам, — пробурчал Иван и подплыл ближе. Ему не хотелось в чём-то отставать от Петровича, тем более в звёздно-корабельном быту. И пусть говорят, что не княжеское дело. Плевать. Полёт по заданиям можно считать военным походом, и тогда князь делает что хочет, а не по этикету.

Всё равно он князь без княжества.

— Сам так сам, — с прищуром и улыбкой ответил капитан и протянул орудия кухонного труда.

Иван взял пакет с фаршем и попытался зачерпнуть, но не получилось. Фарш раздавливался, а кусочки норовили улететь.

— Дай покажу, — усмехнулся Петрович и протянул руку.

— Я сам! — снова огрызнулся княжич и насупился. Он не может быть хуже. Должен самолично сделать на супер с плюсом.

Поймав улетевшие кусочки, которые летали по кают-компании, как мясные кометы, запихал между створками вафельницы. Но оно и понятно, на открытой сковороде в невесомости котлеты не пожаришь. И ложка с вилкой без опоры и силы тяжести не помогут. Остаются китайские палочки или пинцет и закрывающаяся вафельница.

— Дай, — снова протянулся капитан.

— Говорю, сам!

Иван выругался и протянулся к дверце, где лежала посуда. Когда до ручки осталось совсем чуть-чуть, та вдруг сама отщёлкнулась, а дверца приоткрылась.

— Ёжки-матрёшки, — пробормотал капитан, разглядывая результат случившегося из-за спины Ивана. — Это же что-то княжеское?

Парень посмотрел на свою руку. Ответил не сразу, прислушиваясь к ощущениям, а душа потихоньку разворачивалась. Сердце радостно ускоряло свой бег.

— Да. Корабль привыкает ко мне. Я становлюсь его хозяином и властелином. А есть ещё пиво?

Петрович вздохнул, словно смирился с чем-то, сперва горько улыбнулся. А потом махнул рукой:

— У меня есть виски со льдом. Космический.

— Что там получилось⁈ — спросил навигатор, застыв с протянутым в сторону Марьи пакетиком с пюре.

— Да, теперь Птиц у нас точно в рабстве. Даже дверцами не повелевает, — улыбнулся капитан.

— Я так и знал. Добром это не кончилось, — поканючил с потолка голос искина.

— Цыц!

Петрович взмахнул руками, как пловец, и подгрёб к холодильнику, где, видимо, и лежал виски.

— Манёвр торможения, — внезапно произнёс Птиц.

— Стой, падла! — закричал капитан. — Ух, зараза мстительная. Устроишь резкий тормоз, я точно тебя отформатирую.

— Я всё равно всего лишь вещь, — обиженно отозвался искин и хлюпнул несуществующим носом.

Загорелись красные лампы оповещения о манёвре. Но торможение оказалось очень мягким. Иван сперва и не понял, что случилось. Лишь по тому, как по обшивке прокатился свист манёвренных движков и корабль стал разворачиваться. Это проявилось в том, что кают-компания принялась медленно кружиться вокруг всего незакреплённого и потому болтающего в невесомости. Как говорится, инерция в деле.

В иллюминаторе замельтешили звёзды, и показалась охристо-красная звезда. Названная по-научному коричневым карликом. Он больше походил на угасающий уголёк в костре, и давал очень мало света. Собственно, он и был угасающим космическим угольком размером чуть больше Юпитера. И хотя термоядерный синтез ещё теплился, звезда медленно, но неотвратимо остывала вот уже миллиард лет.

Когда едва слышно загудел маршевый движок, корабль прекратил вращаться. Лишь несколько раз дрогнули в корректировке манёвренники. Экипаж и летающие вещи мягко прижало к стене. Корабль действительно превратился в башню.