Верден. Мясорубка дьявола. - kastelno

— Лежим жд–е–е–е–м! – растягивая в крике рот, подаю команду, — лежим жд–е–е–е–м! Жд–е–е–м!

Лежащего рядом со мной солдата бьет дрожь. Новобранец, лет тридцати. Все лицо покрыто крупными каплями пота, винтовка мелко дрожит в руках. Я хлопаю его по плечу и улыбаюсь: не бойся, нормально все будет. Он тихим голосом благодарит меня, пытаясь изобразить на лице подобие улыбки. Я снова смотрю в оптику на ряды приближающихся к нам бошей. Вот, вот сейчас они окажутся на линии прицельного огня… Дьявол, да что же время ни черта не идет! Ну… ну…давайте же! Наконец–то! Набираю в грудь побольше воздуха и ору во всю глотку: — Pour la France! (фр. – за Францию!).

От бешеной ярости и дури сперва даже не слышу выстрелов своих. Новобранцы, дураки, стреляют не целясь, один патрон за другим. Рассадив обойму, заряжают трясущимися от волнения и страха руками. Патроны выскальзывают, падают, они достают новые, опять же в спешке. И если удается зарядить, вновь часто и быстро палят.

Опытные вояки стреляют размерено, хорошо прицелившись, не торопясь. У этих ни один патрон в пустую не пропадает. Боши часто падают, кто медленно, нелепо взмахнув руками, кто мгновенно, будто сноп под серпом жнеца. Наконец на флангах застучали пулеметы. Все расчеты толковые ребята, бьют короткими, хлесткими очередями, не трятя ленты в холостую, четко установив прицел на уровне живота. Принимайте гостинчик, нечисть проклятая! Ага, не нравится, бесовское отродье?

И тут вражеские огнеметчики делают несколько залпов. Пламя конечно же не долетает до нас, они еще слишком далеко, но зрелище несущейся на тебя струи огня приводит в ужас многих. Да какое там, многих. Думаю, всех без исключения, в том числе и меня. Кто–то из новичков не выдержал, слишком высунулся из–за укрытия. Видимо решил поточнее прицелится и тут же получил пулю: значит, боши начали стрелять прицельно. Теперь их цепи захлебываются беглым огнем, но стрелять на бегу им явно не с руки.

От вида огнеметных струй пулеметы замолкли на мнгновение, но затем расчеты пришли в себя и орудия сморти бегло застучали вновь. Теперь в атакующих градом летят гранаты. Несколько наших швыряют их без перерыва, одну за одной, веером, в разные стороны. Другие достают эти смертоносные заряды из укладки и так же безостановочно, подают метателям. Осколки страшным стальным ливнем выкашивают бошей. Их раненые валяются на подмерзшей земле, громко и страшно вереща от боли. Дикая, адская какофония. Крики, брань на двух языках вперемешку, падающие под дождем свинца боши, гранатные взрывы, частый винтовочный огонь и венчающие всю эту сцену четкое пулеметное та–та–та–та–та…

Атака отбита. Выставив наблюдательные посты, возвращаемся в траншеи. Все возбуждены до крайности. Приказываю осмотреться и провести перекличку. Потери не малые: при атаке и предшествующем ей обстреле, убито двенадцать человек, семеро ранено, из них трое тяжело. Их нужно срочно осмотреть и хотя бы перевязать. Этим уже занимается Жером с двумя подручными. Посылаю на вторую линию вестового с докладом, просьбой эвакуировать раненых и наладить проводную связь. Дальше необходимо снова укреплять блиндажи и траншеи. Причем немедленно. Закуриваю с третьей попытки и только сейчас смотрю на часы – около семи вечера. Мы пробыли на передовой чуть меньше четырех часов.

Во взводе папаши Лефуле событие. При обстреле один из новобранцев растерялся и не успел заскочить в блиндаж. От огня спрятался в вырытой в стене траншеи нише для раненых. Это правильно, это нормально. Сообразил, молодец. Но вражеский снаряд угодил в стену окопа, начисто засыпав его укрытие. Хватились только после переклички. Стали искать. Даже если в клочья разорвет, то что–то должно остаться. Хоть обгорелый кусок шинели, но останется. А тут ничего. Вдруг, глядь — нога торчит из земли. Быстро отрыли и представьте себе: живой! Разумеется контуженый, но жив! То, что он не задохнулся под землей, это настоящее чудо! Вот уж действительно: повезло, так повезло. Не иначе ангел хранитель стоял с парнем во время боя. И не просто стоял, а крепко держал его за руку. Даже самые видавшие виды бойцы признают, что не еще встречали ничего подобного.

Раненых успевают вынести. И в самое вовремя. Боши снова начали обстрел. Сейчас бьют мины, видимо снаряды все таки у них кончились. Мины конечно же не самая лучшая вещь, но наши блиндажи надежно защищают от них. Пробить приличный слой земли и уничтожить укрытие, сложная задача для мин. Очнулись и наши артиллеристы. Теперь на вражескую позицию тоже обрушился шквал огня. Это очень хорошая новость – неприятельская пальба быстро затихает. Пользуясь передышкой, капралы отдают приказ взяться за пайки. Но половину порций необходимо оставить. Здесь никогда не знаешь, когда снова начнется огненная круговерть. Может под утро, а может и через пять минут. Если сейчас съесть все, не известно когда доберешься до еды в следующий раз. Особо нужно беречь воду. Она на вес золота. Под огнем ходить за ней с ведрами невозможно. Опытные солдаты охотно принимаются за еду, новобранцы от возбуждения пока не чувствуют голода. Сейчас их переполняет гордость. Как же, они впервые побывали в настоящем бою, пережили артиллерийский обстрел, они стреляли в наступающих бошей, вражеская атака отбита и при их участии тоже! Им спокойно объясняют: вы сами не понимаете как вы вымотались, очень скоро усталость напрочь срубит вас, еще неизвестно сколько здесь сидеть, так что жрите пока боши дают возможность! Жрите, хоть через силу, но жрите, черт вас всех побери!

Под разрывы наших пушек выставляем усиленные караулы и отправляемся отдыхать. Если это можно назвать отдыхом. В первую очередь необходимо привести в порядок оружие, чем немедленно начинают заниматься все под строгим контролем взводных. Я здорово озадачен. Поведение бошей мне совершенно не нравится. Уж чего–чего, а упрямства этим тевтонским псам не занимать. Не такие они люди, что бы оставить нас в покое после двухчасового обстрела и одной атаки. Уверен, настоящий сюрприз ждет либо ночью, или на рассвете. Вызываю командиров взводов. Все до одного согласны со мной полностью. Неожиданно в голову приходит мысль: а что бы мы делали на их месте? Жером высказывается первый. Если под утро ветер будет в нашу сторону, я бы пустил газ одновременно с артиллерийским обстрелом. В случае везения, многих угробить можно. А затем бросил бы в атаку пехотные цепи. Мысль очень дельная. Гийом вносит встречное предложение. Отправить в тыл вестового с просьбой обстрелять позиции неприятеля за полчаса до рассвета. Грамотный заградительный огонь может здорово помешать газовой атаке, а примерные координаты мы сейчас сами определим. На том и решили. Объявляю общий подъем в половине шестого, прошу дополнительно осмотреть защитные масти. В случае вражеского обстрела их следует немедленно надеть не дожидаясь сигнала о начале газовой атаки. Все соглашаются.

Установка координат для просимого нами огня занимает не более получаса. При прмощи биноклей расчитываем необходимые точки, наносим их на схему и готово. Конечно, такой расчет груб и примитивен, но все лучше чем ничего. Пишу рапорт об артиллерийской поддержке на рассвете, прикладываю схему и отправляю в тыл. Вестовой вернулся через полтора часа. Ответ неутешительный: командование батальона услышало мою просьбу и передаст ее вышестоящему начальству. Все ясно. Значит, утренний огонь маловероятен. Пока мое донесение рассмотрят, в лучшем случае сутки пройдут. Так что остается надеяться только на себя.

Вызванная суматохой последних дней усталость быстро берет свое. Только страшным усилием воли заставляю себя вычистить свои револьверы. У меня их два. В ближнем бою это хорошее и удобное оружие, предохранителя нет, револьвер всегда готов к стрельбе. А стрелять за время проведенное на фронте, я научился довольно прилично. Движения автоматические, не думаю ни о чем, огрубевшие, грязные пальцы сами делают всю работу. Наконец оружие в порядке. Больше ничего не помню. Заснул даже прежде чем лег, напрочь провалившись в глубокий вязкий омут окопного сна…

Пробуждение оказалось тяжким. От страшного взрыва меня сбросило с нар на землю. Блиндаж стонал от близких разрывов всеми бревнами. Черт, готов даже поручится что земля в траншее ходила волнами. О том, что бы высунуть нос наружу не могло быть и речи. Через пару минут понял – боши сумели подтащить на огневые орудия тяжелого калибра. Значит, сейчас нам достанется по полной. Позиции просто утонули в лавине вражеского огня. Сейчас их корректировщики работают блестяще. Даже по разрывам снарядов понимаю: прицел взят довольно точно. К защитной маске удается добраться с третьей попытки. До этого меня дважды швырнуло на землю. Боль от ушибов не чувствуется, она придет позже. Из–за сплошной завесы пыли ничего не вижу, но механическими движениями натягиваю на голову маску. Лежа в расшатывающемся под ударами блиндаже молю Бога, что бы все их нацепили. С одной стороны успокаиваю себя: такое приказ был отдан мной вчера вечером. С другой – при такой пальбе новички со страху и имени своего не вспомнят, не то что додумаются маски надеть. А обстрел не утихает. Постепенно звук разрывов меняется. Понятно, огонь переносится на площади рядом с траншеей. Хотят добить остатки колючки, а воронки от разрывов это неплохие окопы для атакующих стрелков. Сквозь дверные щели заползает легкий туман. Господи помилуй, газ!