Верден. Мясорубка дьявола. - kastelno

Совокупность указанных мер позволила значительно усилить французскую оборонительную группу войск, обеспечив ее регулярное снабжение продовольствием и боеприпасами. А вот наступательный порыв немцев постепенно начал ослабевать. Сказывались истощение от постоянных боев, взятая немцами пауза в наступлении, все возрастающее с каждым днем бешеное сопротивление французских солдат.

За боями в районе Верденского укрепленного района с напряжением следила вся страна. Париж был заклеен плакатами со знаменитыми словами генерала Анри Петена — «Ils ne passeront pas!» (фр. — они не пройдут!), словами, навсегда вошедшими в историю. Успехи немцев и впрямь никак нельзя было назвать впечатляющими. С ходу овладеть Верденом им не удалось. Лишь ценой огромных потерь германская армия сумела вклиниться во французские позиции на глубину не превышающую пять, а на отдельных участках восемь километров. И это все! Одна из парижских газет в эти дни писала, что немцы заняли ровно столько лишь французской земли, что бы похоронить всех своих убитых. Это утверждение было не таким уж и далеким от истины. Справедливости ради скажем — безвозвратные потери французской армии были ничуть не меньше. Но увы, это было еще только началом кровавого кошмара.

Не будет преувеличением сказать, что к первым числам марта 1916 года германский натиск на Верден потерял всякий смысл. В начале наступления немцы действительно были на волосок от успеха. 21 февраля 1916 года германская армия не просто хорошо постучала в дверь Вердена, она с треском вышибла ее! Как знать, если бы атака продолжалась безостановочно (а на тот период Эрих фон Фалькенгайн еще располагал необходимыми резервами), может быть судьба Франции была бы сейчас иной. Но история не имеет сослагательного наклонения. Даже кратковременные перерывы в германском наступлении сделали свое дело. Первоначальный эффект неожиданности оказался безвозвратно утраченным. Париж теперь точно знал направление главного удара и сумел перебросить в опасный район необходимые подкрепления и боеприпасы. Благодаря полководческим и административным талантам генерала Петена, мужеству и упорству рядовых солдат, самоотверженной работе тыловых служб, Франция выдержала первый удар. Французы сумели быстро подготовить новые мощные оборонительные рубежи, обеспечив при этом, блестящую работу коммуникационных линий.

Однако немецкий Генеральный штаб видимо считал иначе. По мнению командующего Пятой армией кронпринца Вильгельма, «… было ясно, что внезапная атака не привела нас к цели, которую мы надеялись достигнуть, все же не было никакого основания сомневаться в успехе и отказываться от наступления». Операция «Герихт» продолжалась.

 

Начинают войну старики, а умирают на ней молодые.

IX

Наш полк в полном составе прибыл в Бар–де–Люк сегодня ночью. Как только разнеслась информация о мощном вражеском наступлении на Верденский укрепленный район, всем стало ясно: нашей относительно спокойной, окопной жизни пришел конец. Части стали снимать с других участков фронта и немедленно направлять их в огонь Вердена. В окопах под Аррасом, нас сменяли союзники, англичане. Нормальные, хорошие ребята. Многие из моих солдат видят их впервые. Нет, все конечно знают, что Англия воюет за нас, но вот встречать их доводилось далеко не всем. Жаль, что почти никто из них не понимает по–французски. Пара–тройка офицеров еще с грехом пополам говорит по–нашему, и все. Экипированы они не плохо, а вот винтовки очень хорошие. Удобней родных «Лебелей» (винтовки системы «Лебель» обр. 1886 года состояли на вооружении французской армии в Первую мировую войну). Для того чтобы зарядить британскую винтовку требуется несколько секунд. В отличие от нашей, на перезарядку которой уходит в лучшем случае около минуты. Кроме того, в процессе заряжания новички почти всегда ломают себе ногти на большом пальце. Зато каски у англичан – просто смех! Все одно что перевернутая стальная тарелка на голове. 

 Союзнические солдаты тоже рассматривают нас с неподдельным интересом. Видимо среди них тоже мало кто видел раньше живых французов. Отношения завязываются даже вопреки языковому барьеру. Моментально возникает торговля: меняются сигаретами, выпивкой, трофейным барахлом. Большая часть Томми (прозвище англичан принятое во Франции того времени) новички, их в любой армии ни с кем не спутаешь, один взгляд чего стоит. И их и наши солдаты перемешались, осматривают оружие друг друга, пытаются понять, кто кому что говорит. Здесь на помощь приходит универсальный язык всех стран и народов — жесты. Словом, как выразился Гийом, эти Томми хорошие парни. Почти такие же как и мы, только как–то похолоднее будут, без огонька. Одно в них плохо: по–человечески говорить не умеют!

Разумеется, выбираться из земли и ехать в огненное пекло хочется далеко не всем. Но ничего не поделаешь, приказ есть приказ. Правда, встречаются и хитрецы. У меня неожиданно заболели пять человек: у одного воспаление, второй мается дизентерией, у других еще что–то… В других ротах внезапная «болезнь» поразила гораздо больше человек. Но процедуры постановки диагноза с последующим излечением, везде по военному просты – пара хороших плюх крепким кулаком взводного командира, грубая брань, помноженная на угрозу расстрела за трусость, и всего–то делов. Больной враз становится здоровее здорового. Так что на войне можно запросто лечить и без врачебного диплома. На всякий случай предупреждаю всех: не пытайтесь случайно или спаси Бог, умышленно отстать от поезда. Все равно рано или поздно попадете в цепкие лапы военной жандармерии. И не миновать тогда вам военного суда и расстрела без всякой пощады.

Командовавшие передислокацией офицеры знали свое дело. Что бы солдат умер за Францию, его сначала надо доставить на передовую. Пеший марш в тыл, затем автомобилями до железнодорожной станции. Там, нас быстро и слаженно погрузили в эшелон и вперед, под четкий перестук колес и пыхтение поезда. О провизии тоже не забыли – пайки вручаются прямо при погрузке. Мне, как офицеру, даже в воинском поезде положено отдельное помещение. Убедившись, что погрузка прошла нормально, а рота получила полный паек, иду к себе. Только шинель снял, стук в дверь – Гийом приперся. Сияет как начищенная монета. Доверительно сообщает: у одного англичанина ухитрился бутылку с ихним пойлом выменять.

— Виски называется лейтенант, гляди, лошадь какая–то на стекле нарисована, — просветил меня капрал. — Попробуем лошадь, командир?

— Конечно, попробуем. И чего ты за бутылку не пожалел?

— Я то? Свою «Розалию» (штык на окопном сленге) отдал, да пару трофейных бошевских наградных крестов и всего–то.

— С ума спятил? Ты отдал за бутылку свой штык?

— Да ладно тебе, командир! Первый раз что ли? И вообще, жалеть ли добра этакого. На переброске точно никто проверять не будет, а в первом же окопе я себе десяток других подберу.

Мы делаем по глотку, причмокиваем, пытаясь понять вкус и отхлебываем снова. Гийом явно недоволен.

– Дерьмо редкостное, — говорит он, делая еще один глоток вливая в глотку с добрую четверть бутылки. — Горечь одна. Никакого вкуса. И как только Томми могут это пить? Ладно, пусть остается на всякий случай. В окопах и этому рад будешь. Нет, Богом клянусь, лучше нашего коньяка еще ничего люди не придумали, — утверждает капрал, пряча остатки. — Трофейный шнапс я конечно же пил. Гадость, одно слово. Ну, там все понятно. Боши – они и есть боши, что с этих скотов взять. И язык у них мерзкий, противный, грубый. Будто уличные псы лают. А вот от англичан я такого не ожидал, казалось они по цивильней будут, — разочаровано резюмирует Гийом свое отношение к Туманному Альбиону.

Я достаю из рюкзака две банки консервов, хлеб и складываю все это добро на стол. Приглашаю садится, сейчас перекусим. Острым ножом капрал ловко и быстро вспарывает консервы. Затем останавливается и вопросительно смотрит на меня. Усмехнувшись, киваю – мол, ладно, доставай, чего уж там. Гийом довольно засопел и извлек из недр шинели фляжку.

– Вот у нас, у французов, есть настоящий вкус! Я патриот, — неожиданно ошарашил он меня своим признанием, — хлебнем, что нам отечество дает! — И довольный своим каламбуром громко захохотал.

Хлебнули. Что ж, отечество и впрямь дает неплохой продукт. Закусываем. Снова выпиваем, а потом дружно закуриваем. Спрашиваю, что он думает о положении под Верденом. Нещадно дымя сигаретой, Гийом жмет плечами.

— А чего тут думать, командир? Боши как боши, наступление, как наступление. Эти парижские болваны в золотом шитье его по привычке проморгали. Можно подумать, ты ждал от них чего–то другого. Наш старик Жоффр парадами командовать сгодится, а для того что бы воевать, нужны мозги, требуется смекалка, должна быть голова на плечах! Но чего у него нет, того нет. – Гийом вздохнул, и окутавшись облаком табачного дыма добавил: — Расплачиваться, правда, как всегда будем мы. И при том своей кровью. Если будет довольно людей, снарядов и патронов – сдержим бошей. Если нет – они прорвут фронт. Вот и все!