Я начинаю жить (СИ) - Янг Энни

— Тогда договорились. Жду тебя на следующей неделе, не затягивай… Кстати, что у тебя с телефоном? Я звонила тебе утром насчет той таинственной рукописи, а ты недоступна.

— Разбился, — сокрушенно вздыхаю я. По правде говоря, этот факт уже гораздо меньше расстраивает меня. Всегда можно купить новый телефон, новое платье, новый коврик в ванную. Вещи заменимы. Но не люди. — Так что пока я без телефона. А вы… что-то выяснили? Кому в конце концов принадлежит эта работа?

— Думаю, всё же Достоевскому. Я сообщила о находке своему знакомому эксперту из букинистического магазина, и он изъявил желание ее рассмотреть. — София вопросительно заглядывает мне в глаза.

— Показывайте, конечно, — одобрительно киваю я. — Рукопись не моя, я ее только нашла. Не знаю, можно ли считать ее своей собственностью. — Задумчиво нахмурив брови, прихватываю следующее печенье и продолжаю: — Да и стол не мой, а деда. Тогда рукопись его, я полагаю. Нужно будет, наверное, его известить о найденной рукописи.

— Александра, эта ценная антикварная рукопись — а она является таковой, если окажется, что я права и это действительно творчество Федора Михайловича, — принадлежит твоей семье. Вам обоим: тебе и Льву. И дальнейшая ее судьба в ваших руках. Вам решать, что с ней делать: продать или оставить в своей коллекции… Хотя зная твоего деда, полагаю, он ни за что не расстанется с таким уникальным экземпляром, — посмеивается она, наливая себе еще чая.

— Да, он такой. Тогда… пусть ваш знакомый посмотрит, оценит это произведение, а что с ним будет дальше — уже решит дедушка. Уверена, он поступит правильно.

— Я тоже не сомневаюсь. Но в любом случае, нужно будет весь литературный мир поставить в известность, если наши догадки подтвердятся. Сообщить о новом романе. Издательства, думаю, будут рады узнать, что в мире на одну классическую литературу стало больше.

— Это точно, — соглашаюсь я.

— Знаешь, я до сих пор не могу понять, как этот роман оказался в столе твоего деда. Я ведь помню этот стол — старинный, деревянный, — не замечала ничего такого… Как странно.

— Так, тайник, — напоминаю я. — Между прочим, очень хороший. Я целый час ползала на полу, заглядывала в каждую щель, лишь бы найти способ открыть его. В итоге — нашла, как видите.

— Выходит… стол этот принадлежал Достоевскому — удивительно.

— Не то слово. Где мой дед его раздобыл, интересно? — задумчиво почесываю бровь.

— Ладно, не будем гадать, спросим Льва, как вернется из своего путешествия… Часом, не знаешь, как он там?

Глубоко вздохнув, отвечаю:

— Заменяет горе положительными эмоциями от интересных экскурсий по Мексике. Буквально позавчера письмо от него читала. Пишет, что всё хорошо — а я верю. Он сильный. Вы и сами, София, ведь знаете, что он со всем справится и переживет эту потерю, а к нам вернется уже обновленным и полным сил и новых «идей, как красиво прожить жизнь и не увянуть в гуще рутины от скуки».

— Помню-помню эти его слова. Эх, дед твой — тот еще знаток жизни. Мне бы так — взглянуть на мир его глазами и тревог не знать… и боли. — София тоскливо вздыхает. Думаю, от нахлынувших горестных воспоминаний.

— Скучаете по мужу? — понимаю я.

Поджав губы, признается:

— Скучаю… Завтра вот годовщина. Уже три года с тех пор прошло, а боль время от времени напоминает о себе… В такие моменты хочется плакать, Александра. Знала бы, как нестерпимо хочется. — Она небрежным движением отправляет за ухо выступившую на лицо светлую прядь, а на васильковые глаза тут же наворачиваются слезы.

Краем глаза отметив для себя рассыпавшиеся по поверхности стола крошки печенья — нужно будет потом помочь Софии убраться, — ставлю на них же свою фарфоровую кружку и порываюсь обнять добрую старушку:

— Ну что вы, — утешаю ее я, заключая в объятия. — Всё же хорошо. У него там (показываю вверх, имея в виду небо) тоже всё прекрасно. И он так радуется за вас, когда вы счастливы. Зачем же вы его расстраиваете своим унынием? Не нужно этого делать.

— Знаю, милая, знаю. Что-то расклеилась я… Ох, всё, ты права, не буду больше. — И быстренько смахивает так и не успевшие пролиться слезы. Сильная женщина, хоть она об этом и не подозревает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Преданно заглядываю ей в глаза и негромко произношу:

— София, я вас обожаю, знаете, да?

И она улыбается:

— Ох, девочка ты моя, я тоже тебя люблю. С малых лет тебя знаю. Ты же мне как внучка…

Погода вконец испортилась. Ветер разгулялся не на шутку. Реакция на шумный хлопок входной двери не заставляет себя долго ждать — тут же незамедлительно слышу голос мамы из кухни:

— Привет, милая!

Кидаю вещи на пол и направляюсь на кухню.

— Мама, наконец-то ты дома. — Обнимаю ее.

— И я тебя рада видеть. Будешь кофе?

— Конечно. — Удивляюсь, что она вообще спрашивает о таком. Кофе, как и чай, я просто обожаю. Его аромат. Этот потрясающий неповторимый вкус наслаждения и бодрости. Мммммм.

— Я приготовила курицу и картошечку. Вымой руки и садись за стол.

Сижу за барной стойкой и любуюсь, как она плавно и лаконично справляется со всем кухонным процессом. Подает мне кофе, и я перемещаюсь в столовую, пью чудеснейший горячий кофе. Затем она ставит на стол две порции, и под звуки завывающего за окном ветра мы принимаемся за ужин.

— Рассказывай, как дела на учебе? Какие новости? Я хочу знать всё.

Ой, начинается.

— Мам, как ни странно, но никаких новостей, — как можно правдоподобнее вру я.

— Неужели никаких? — удивляется мама.

— Представь себе, никаких. Даже скучно, — притворно жалуюсь я.

— Ну ладно, тогда сообщу тебе свою новость. Завтра мы летим в Москву к Лене.

Чтоб вы знали, Лена — это моя тетя и мамина младшая сестренка. Наверное, вы давно задаетесь вопросом: "Куда ж они дели свою квартиру? Продали? Тогда почему у них не хватает денег? Возможно, они ее сдают. Но в этом случае снова напрашивается тот же вопрос: где же деньги?" Отвечу. Мама продала ее и вырученные деньги отдала Лене, та дополнила их своими и купила себе квартиру в Москве. Там Лена работает педиатром, зарабатывает довольно прилично и постепенно обустраивает свою квартиру.

— Зачем? У нее день рождение только в январе.

— А кто сказал, что мы не можем к ней съездить просто так, в гости? Так что рано утром выезжаем. Полетим на самолете. Билеты уже куплены, и отказы не принимаются. — Мама ставит меня перед фактом.

— Ладно, — недовольно бросаю я и корчу гримасу.

— Не корчи рожицу… И кстати, Лена хочет пройтись с тобой по магазинам. Ты как? Не против?

— Шутишь? Нет, конечно. — У меня мгновенно взлетает настроение. — Ради этого стоит съездить на денек. Мы же на один день едем?

— Конечно, даже не надейся, что тебе удастся пропустить хотя бы один учебный день, — неестественно строго говорит она, и тут же на её лице появляется добродушное выражение лица. Мы обе смеемся. Это же мама, моя мама, с которой иногда бывает очень даже весело. И в такие счастливые моменты, мне кажется, что она единственная на всём белом свете способна в действительности меня понять.

— Пойду наверх, к занятиям готовиться. Раз воскресный день занят, я должна сегодня же всё успеть.

— Да-да, иди конечно. Посуду сама помою, — с этими словами она встает и принимается убирать всё со стола.

Собираюсь уже подняться на второй этаж, как раздается звонок в дверь.

— Мам, я сама открою! — кричу я ей.

Открываю дверь и вижу на пороге совершенно незнакомого парня, лет 17–25. Черт его разберешь — эту нынешнюю молодежь. И это говорю я, та самая современная молодежь. Даааа уж, словно старуха какая… Нет, ну правда же непонятно, кто сейчас стоит передо мной: мальчик лет семнадцати или взрослый парень в странной мешковидной толстовке темно-синего цвета и узких черных штанах, ну и броские, красные кроссовки в придачу. Если честно, напоминает гопника. Может, станет ясно по голосу. Вот только он стоит ко мне боком и глядит куда-то вдаль. Наверное, не заметил меня.