Младший научный сотрудник 3 (СИ) - Тамбовский Сергей

— Чай-кофе-какао? — предложил я им, но они сурово отказались, и мы через десять минут оказались в квартире Бессмертновых, Александр-Сергеича и Алевтины-Степановны.

— Ну-с, — сказал я, зайдя в комнату к Алевтине, — снимайте бурнус. В смысле одеяло в сторону. Сейчас у нас состоится консилиум на предмет вашего здоровья, — и я представил этих двоих, хотя, наверно, супруг ей уже рассказал о них все подробно.

— Как самочувствие? — начал диалог Антон-Палыч, похожий на Молотова, принимающего ноту о начале войны от Шуленбурга.

— Спасибо, — ответила она, — гораздо лучше, чем до того было… ну до того, как Петя первый раз пришёл.

— Где болит, показывайте, — вступил в беседу Лев-Николаич, которому я определил прозвище Берия.

Алевтина на этот раз сняла ночную рубашку и очертила область, где у нее имелись проблемы.

— Мдааа, — пробормотали как-то одновременно эти двое товарищей из сталинского Политбюро.

И я увидел, что наступает мой выход на сцену… я и вышел.

— Вы двое садитесь вон туда (и я показал на диван сбоку) и не мешайте, а ты, Алевтина (непринужденно перешел я на более близкую форму общения) ложись на бок лицом к спинке и тоже помолчи.

Как ни странно, все подчинились моим указаниям, а супруг, как и в прошлый раз сидел на кухне и не отсвечивал. Тогда я вытащил из-под стола табурет, придвинул его вплотную к лежанке Алевтины и для начала включил свое внутреннее зрение. Получилось с полпинка… так… а опухоль-то, похоже, договороспособна — по сравнению с позавчера нижняя ее кромка приподнялась именно что на сантиметр, такое условие я и ставил. И метастазы в количестве… в количестве трех штук, вытянутые, сука, как щупальца у кальмара, приостановили свое развитие. Одна даже подсократилась на тот же сантиметр, остальные, правда, нет.

— Ну чего, — неожиданно раздался у меня в голове голос этой твари, — я так поняла, ты разобрался с новым телом. Я смотрю, ты их аж две штуки приволок — мне столько не надо.

— Это не те тела, — осадил я её, — рот на них не разевай.

— А кто это тогда?

— Две большие шишки из Москвы, вот кто. Слева Молотов, справа Берия.

— Иди-ты! — восхитилась она, — они ж давно померли.

— Во-первых, помер только Берия, его в 53-м расшлепали, а Молотов жив-здоров, хотя ему 95 лет уже…

— Надо же, — удивилась опухоль, — какой живучий, гад. Так-то у нас мужики и до 70 в среднем не доживают.

— А во-вторых, это не фамилии, а погоняла, кои я им придумал — просто похожи чем-то они на тех товарищей… но мы с тобой отвлеклись, давай о деле…

Тут меня отвлек Молотов-Антон-Палыч:

— Что ты там бормочешь, Петр? Можно погромче? Нам тоже интересно.

— Можно, Антон Палыч, — ответил я через плечо и продолжил беседы о прекрасном.

— Так вот, дорогуша, никаких тел я тебе не обеспечил…

— А чего ж тогда пришел? — недовольно отвечала опухоль, — срок нашего договора истекает сегодня — если ты мои условия не выполнишь, значит, и я буду считать себя свободной от всех взятых на себя обязательств.

Во как заговорила, мысленно удивился я, как юрист с многолетним стажем.

— У меня есть новое предложение, — продолжил я, — развивающее предыдущее.

— Слушаю, — откликнулась она.

— Сначала преамбула, как это принято в юридических документах.

— Валяй, — вяло согласилась опухоль, — свою амбулу.

— Как тебя зовут-то? — прежде чем продолжать, поинтересовался я, — а то неудобно общаться в безличной форме.

— Никак, — отозвалась она, — но если уж так приперло, можешь называть меня Бластома Ивановна.

Я чуть не поперхнулся, а Берия тихо переспросил у меня «она сказала Бластома Ивановна?», я ответил «да» и «не мешайте работать» и продолжил.

— Так вот, Бластома Ивановна… ты же хочешь пожить подольше, так?

— А кто не хочет? — согласилась она, — конечно хочу.

— Тогда сама посуди — если ты загонишь в гроб Алевтину, ты же вместе с ней и сдохнешь. Ровно в ту же минуту, так?

— Допустим, так, — с некоей натугой согласилась она.

— А это значит что?

— Что? — эхом повторила она.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А значит это, что в смерти носителя ты никак не заинтересована, верно?

— Ну допустим верно, — опять отозвалась она с гораздо большей задержкой.

— Ну так и умерь свои амбиции — живи, короче говоря, и давай жить другим, вот и вся сказочка.

— А ты меня в покое оставишь? — поинтересовалась она, — вместе с этими твоими сталинскими министрами?

— Даю честное благородное слово, — взял под козырек я. — Подсократись до приемлемых размеров и дай по рукам этим твоим метастазам — и никто тебя не будет трогать вплоть до естественной кончины Алевтины. Как в финале любой сказочки, короче говоря, будет — жили они долго и счастливо и умерли в один день. Договорились?

— А если я откажусь? — решила все же прозондировать почву Бластома.

— Тогда будем применять самые жесткие меры, — пообещал ей я.

— Это радио- и химио-терапии что ли? — усмехнулась она. — Так применяли уже, без особенного ущерба для меня.

— Не, дорогуша, — разуверил её я, — для тебя у меня есть кое-что покруче… показать?

— Ну покажи, — неуверенно ответила она.

Я и показал — включил свою батарейку на треть мощности и направил луч на самый край опухоли. Она заверещала через десять секунд.

— Вырубай, — заорала она в полный голос, — я согласна.

— То-то же, — я прикрутил свою мощность до минимума, но совсем не выключил, — договорчик заключен?

— Заключен, — зло согласилась она. — В течение недели сокращаюсь до трех сантиметров в диаметре, метастазы аннулируются.

— Всё, Алевтина Степановна, — вернул я вежливую форму общения, — сеанс закончен. В следующий раз я приду к вам, когда вот эти товарищи отпустят, — и я показал на пару министров, которые пребывали в небольшом обалдении.

Глава 18

Доедет ли это колесо до Москвы?

Я еще и для этой твари добавил заключительную, так сказать часть, юридического документа (пропустив стоимость, срок действия и порядок обжалования в вышестоящих инстанциях):

— Смотри, гнида, я ведь проверю, как ты договор выполняешь… вернусь вот из Москвы и очень тщательно исследую этот вопрос. Если что-то пойдет не так, ты знаешь, что последует.

— Петр Петрович, — предельно уважительно спросил у меня Молотов, — я не спрашиваю, как вы это сделали, задам простой вопрос — зачем вы с ней договаривались? Не проще ли было включить на всю катушку эту вашу внутреннюю батарейку?

— Сейчас, — пообещал я, — на улицу выйдем, тогда и расскажу.

Мы попрощались с мужем несчастной Алевтины, я три раза, не меньше, уверил его, что началась рецессия и все должно наладиться. А он аж расцвел от таких слов и тоже не меньше трех раз сказал, что он теперь мой должник.

А на улице, рядом с черным-пречерным членовозом марки ЗИЛ-114 я рассказал этим товарищам все, что обещал.

— Я мог задеть соседние органы пациента, а там, сами понимаете, есть и это… и то… Короче говоря, стопроцентной уверенности в том, что вместе с бластомой не накроется медным тазом и сама Алевтина, у меня не было. А потому я выбрал договор — тут ведь лучше перестраховаться, чем недо…

И они как-то синхронно кивнули головами и пригласили меня внутрь этого чуда советского элитного автопрома. Там все было в натуральной коже. Приятной даже на вид, не то что на ощупь. Семь мест, длина шесть с половиной метров, строгий классический дизайн, все дела.

— А правда, — немедленно задал я вопрос, оказавшись на заднем сиденье, — что инженеры завода Лихачева содрали эту машину с Линкольн-Контитенталя?

Ответил мне водитель, мужчина в строгом сером костюме с золотой почему-то коронкой во рту, которая сверкала у него при каждом слове (Анатолий, представился он мне без должности).

— Неправильная у тебя информация, Петя, — так начал он свой ответ, — зиловские инженеры конечно изучали все мировые образцы таких типов автомобилей… и не только фордовский Линкольн, еще там были в списке Империал-Лимузин от Крайслера и Кадиллак-Флитвуд от Дженерал Моторс. Но наша продукция получилась полностью уникальной. Сам посуди — с 67 года выпускается, а выглядит современно совсем не так, как та же 21-я Волга или Москвич-407, а они примерно тогда начинали.