Праздник покойной души - Валентина Андреева

На похороны не приехала еще одна двоюродная сестра Эдика, которую родня ласково называла наша Ласточка. Ласточка отсутствовала тоже по уважительной причине. Будучи замужем за скуповатым, да к тому же очень ревнивым, человеком старше ее на тридцать восемь лет и, проживая на полном его обеспечении за границей, самостоятельно вопросы выезда на Родину не решала. Они, эти вопросы, тоже требовали финансового обеспечения. Ограничилась соболезнованиями по телефону. Генрих очередной раз плохо себя чувствовал, и его многочисленные дети, как всегда, в полном составе прибыли в роскошный дом супругов, надеясь, что больной папа оправдает общие надежды на скорое окончание собственных мучений. Все давно и дружно желали ему легкой смерти. В этих условиях, определяющих будущее, Ласточка не имела права покинуть супруга даже на несколько часов. Естественно, ее дружно простили.

Остальные женщины и мужчины были откомандированы с места работы – из магазина, принадлежащего Милочке. Одного из мужчин Наталья признала сама – тот самый охранник Кирилл, дважды основательно напугавший ее в кабинете Милочки. Ох уж этот ее день рождения! Кирилл почему-то сделал вид, что с Натальей совсем не знаком. Даже не ответил на ее приветственный кивок. «Наверное, я с тех пор помолодела. Он меня и не узнал», – подумала подруга. Но ради собственного успокоения решила сделать парню замечание на тему культуры поведения в общественных местах. Только не успела, отвлеклась на другие темы, а когда собралась обратиться к охраннику с нотацией, его уже не было.

Что самое интересное, никто из присутствующих, включая Маринку, не заметил присутствия на похоронах женщины под присвоенным мной порядковым номером тринадцать. Ну как приснилась! То ли женщина, а то ли видение… Скорее всего, это последняя любовь Эдика.

Я увлеклась разговором с Риммой Сергеевной. Она уже пришла в себя, и чувствовалось, что вся компания, забывшая, по какому поводу собралась, ей просто в тягость. Представляю, как бедной женщине хотелось поскорее остаться одной. Похоже, она искренне переживала за состояние здоровья Милочки. Меня же удивил тот факт, что Эдик ухитрялся по два, а то и три раза в год гостить у двоюродной сестры. Странно, что ее болезненный супруг не возражал.

– Да наш Эдик, пусть земля ему будет пухом, был таким же авантюристом, как и наша перелетная птичка. Это у них с детства. Меня, например, – Маринкин дядя доверительно нагнулся к моему уху, обдав замысловатым запахом коктейля из напитков, – она никогда к себе не приглашала. Хотя я… – держась правой рукой за спинку моего стула, он выпрямился и укоризненно повел глазами по столу, с которого исчезла выпивка, указательный палец сжатой в кулак правой руки нацелился в потолок, – родной брат этой вертихвостки! И ведь кем была-то – парикмахершей и маникюршей по вызову!

Дядю немедленно призвала к порядку пожилая мать, напомнив, сколько подарков от Ласточки он получает в каждый ее приезд. Он глубоко задумался, но тут же забыл, о чем. Широко улыбнулся, раскинул в стороны руки и пошел в очередной раз приветствовать худенькую медсестру.

– Переживает, – вздохнула Римма Сергеевна. – Ведь и не пил почти, а тут набрался. Он у нас добрый очень. Уж что с ним делалось-то, когда про Эдика узнал! Поймаю, говорит, всех сволочей и лично расправлюсь. Еле успокоили.

Маринка, с нескрываемым недовольством поглядывающая на всю компанию, пила исключительно по собственному усмотрению. И делала это довольно часто. В промежутках выходила покурить. Сначала с подругами, потом одна. Я решила не обсуждать с ней ничего. Чем больше она пьянела, тем больше становилась агрессивной. Но договориться о визите – следовало. И именно мне. Наташкина оплеуха, отвешенная девице, являлась серьезным препятствием к достижению нужного соглашения. Да и занята была Наташка. В свою очередь активно утешала Римму Сергеевну.

Выбрав момент, когда Маринка поднялась и не очень твердым шагом направилась на выход, я двинулась следом. В сверкающей белизной туалетной комнате невольно притормозила – в кабинке Марина вела яростные переговоры на хорошем английском языке. Подслушивать, конечно, не хорошо, но учитывая обстоятельства…

Я искренне порадовалась за жизненность знаменитого изречения: «Учение – свет…» Знание английского пригодилось не только на работе. В вольном переводе на наш родной язык, Маринкин монолог звучал примерно так: «Нет, падший ангелочек, ты немедленно заберешь меня отсюда, слышишь?! Это не оправдание! Ах, вот так, значит?! Ну пеняй на себя. И не надейся, что я не попорчу тебе карьеру! Что?! – Недолгое время Маринка молчала, я даже подумала – разговор окончен. Но она вдруг покорно сказала: – Хорошо. Через полчаса. Пока». – Последнее слово – «прид-дурок!» – было произнесено по-русски.

Я выскочила за дверь и через минуту вошла снова. Маринка мыла руки. Подойдя к ней, я доброжелательно сказала:

– Ты молодец, хорошо держалась. Столько посторонних людей, для которых все это просто мероприятие… Может, стоит спрятаться от всех и поплакать?

Не удостоив меня ответом, Маринка включила сушку. Переорать ее ровный гул я не могла. Скрестив на груди руки, молча стояла и ждала окончания осушительных работ. Несколько унизительное положение. Маринка, не дождавшись выключения сушки, еще раз взглянула на себя в зеркало и попыталась пройти мимо меня. Как мимо пустого места. С некоторым усилием я удержала ее за локоть.

– Извини, ошиблась. Тебе нужны соболезнования другого рода: со смертью отца план уехать за границу с бойфрендом или к милой двоюродной тетушке накрылся медным тазом? Сочувствую.

Нехорошо, конечно, но на пару секунд я почувствовала удовлетворение: Маринка растерялась и беспомощно хлопнула густо накрашенными ресницами. Я пошла ва-банк:

– Давно дуришь матери голову с учебой?

Пожалуй, переборщила! Маринка резко рванулась в сторону, ажурный рукав тонкой шерстяной кофточки растянулся до невероятных размеров и угрожающе затрещал.

– Пусти, дура ненормальная!

Она попыталась вцепиться мне в волосы. Такого я даже и представить себе не могла: чтобы какая-то соплюшка трепала меня, взрослую уважаемую и уважающую себя женщину! Не долго думая, изловчилась и врезала ей по туго обтянутой брюками заднице. Да так сильно, что ладонь «загорелась»! Надо же! Своих детей пальцем не трогала! Маринка взвизгнула от боли чуть раньше меня. В этот момент в туалетную комнату ввалилась Наташка с какой-то женщиной.

– О, как переживают! – пробасила подруга и торопливо подтолкнула женщину вперед. – Иди, Александра, иди, не расстраивайся, а то в унитаз не угодишь.

– Ну и что блажите? – снизила голос до шепота Наташка. – Договорились, когда нам приехать? – вопросительно взглянула сначала на меня, потом на Маринку.

– Куда еще? – потирая заднюю часть с гримасой страдания на лице, капризно спросила Маринка. – Что вы все руки распускаете?

– К тебе домой, в гости, – все еще злясь, пояснила я. – У меня там пьяный свитер в пакете валяется.

Маринка подняла большие накрашенные глазищи непонятно какого цвета на Наташку:

– Она чё, правда, дура?

– Правда, – с сомнением посмотрев на меня, подтвердила подруга. – Только очень умная. Откликается на Ирину Александровну и обожает конфеты в коробках. Замечательный человек! Я за нее кому угодно голову оторву.

Маринка силилась осмыслить ситуацию, оставив, наконец, в покое заднюю часть и переключив руки на виски. И сразу напомнила мне пухленького обиженного котенка. Вышедшая из туалетной кабинки Александра довольно долго мыла, потом сушила руки, но в конце концов была вынуждена ретироваться, окинув нашу троицу прелюбопытным взглядом. Мы с Наташкой проводили ее с широкими улыбками. Маринка, зажатая нами с двух сторон, смотрела исподлобья.

– В общем, так. – Я сбагрила девицу Наташке и слегка откашлялась. – Не похоже, чтобы Марина очень страдала, тем не менее предлагаю проводить ее домой. И немедленно. Есть опасения, что девочка откажется встречаться с нами когда-либо еще. Даже в слишком удобное для нее время. И мой свитер вылетит на помойку или будет бомжевать. Без всякой перспективы на лучшую участь. А он мне дорог как очередной не очень удачный подарок любимого мужа. Обращаю особое внимание, дорогая Нэнси, что наша встреча нужна тебе гораздо больше, чем нам. Надо втайне от всех вытаскивать тебя из неприятностей, в которые ты вляпалась исключительно в силу своей недоразвитой самостоятельности. Без денег ты долго не протянешь. А мама, судя по всему, скоро перестанет тебя ими снабжать…

Сама удивляюсь своей разговорчивости! А главное, я тараторила, почти не соображая, что несу.

Я сделала небольшую паузу, вопросительно взглянув на Маринку и Наталью, и поняла, что они не готовы принимать участие в разговоре. Вот тут, наконец, и задала Маринке дельный вопрос:

– Кстати, почему Влад не явился на похороны? Ведь родственники, насколько я понимаю, не знали о нем как об одушевленном предмете твоего раздора с матерью?