Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль

готовы к событиям 9 января, — сказал Чернов. — Я согласен с мнением Гапона: ни одна революционная партия на деле не присоединилась к его движению. Оно опередило нас и наши действия. Прежде всего, мы не обеспечили рабочих оружием, когда уже стало ясно, что мирным шествие не будет.

— Полностью согласен с Виктором, мы опоздали с вооружением народа, — подключился к разговору Савинков. — В Санкт-Петербурге напряжённая тишина, все притаились и ушли в подполье, ожидая реакции противной стороны. Пора начать работу, иначе нам не поднять ни рабочих, ни крестьян.

— Что ты предлагаешь? — спросил Евно Азеф.

— Следует незамедлительно учредить особую организацию для боевой подготовки масс. Начать, полагаю, нужно со столицы — Санкт-Петербург — оплот самодержавия. Потом распространим это по другим городам России. Назовём её, предположим, Петербургским боевым комитетом.

— Поддерживаю это предложение, — заявил Чернов. — У тебя, Борис, есть план работы комитета и перечень его задач?

— Над этим нужно ещё поработать. Но очевидно, что он должен будет заниматься доставкой, хранением и распределением оружия. Но самое главное организацией дружин и обучением дружинников военному делу.

— Предлагаю назначить главой комитета Петра Моисеевича, — сказал Азеф. — Он знает обстановку в городе, известен среди рабочих и партийцев и, главное, уже понюхал пороху.

Все посмотрели на молчавшего всё это время Рутенберга. Он не являлся членом руководства, но его влияние и авторитет уже были настолько велики, что многие лидеры партии охотно поддерживали с ним дружеские отношения.

— Я, безусловно, за, — произнёс Савинков. — Пётр, ты готов?

— Да. Давно пора перейти от слов к делу. Но мне нужны помощники.

— Они у тебя будут, — заявил Чернов. — Мы обсудим этот вопрос и сведём тебя с ними.

Через несколько дней Савинков пришёл к нему на квартиру со списком кандидатов в боевую организацию.

— Мартын Иванович, я тут подобрал тебе людей. Познакомься с ними. Это Александра Севастьянова, Борис Горинсон и Хаим Гершкович. У каждого хорошие рекомендации. Здесь их адреса.

— Спасибо, Борис. Завтра я их соберу у себя.

— Мартын, у тебя есть право подключить ещё людей на месте. Работы будет много.

— Есть ещё уточнения целей комитета?

— Конечно. Вам предстоит приготовить квартиры для складирования оружия, найти возможность приобретения оружия в России, получить от армян, членов партии «Дашнакцутюн», транспорт бомб, нам ими уступленный, наконец, выяснить возможность экспроприации в армейских арсеналах.

— А когда решено отправляться в Россию?

— Азеф и Чернов считают, что выезжать нужно как можно быстрее.

— Ладно, Борис. Завтра закажу билеты.

Третьего марта они сели в поезд до Стокгольма, а через два дня на пароходе отплыли в Гельсингфорс. Там на явочной квартире их уже ждали. Финны помогли им с паспортами и с билетами на поезд до Санкт-Петербурга.

4

Документы, оформленные на вымышленные имена, не гарантировали их от ареста и преследования, но давали возможность подпольной работы.

Попрощавшись с соратниками на Финляндском вокзале и условившись о встрече на следующий день, Пинхас поехал домой. Дверь открыла Ольга Николаевна и, увидев мужа, принялась его обнимать.

— Дорогой мой, как я счастлива! Ты жив, ты вернулся.

— Я жив-здоров, Оленька.

Он поцеловал жену и вошёл в гостиную.

— Как ты ушёл, я всё время боялась, что тебя больше не увижу.

— Где Женечка?

— Он у мамы. Ему там хорошо. А меня вчера только отпустили из полиции, допрашивали.

— В чём дело, Оля?

— Не хотела тебя волновать тогда, но теперь расскажу. Девятого января я беспокоилась, что тебя долго нет, и пошла к Александровскому скверу. Там были гвардейцы. Они стреляли по людям. Меня окрикнул какой-то офицер. Я находилась в сильном нервном напряжении и крикнула ему в ответ: «Убийца!».

— Ты правильно ему сказала.

— А они меня привлекли к суду по обвинению в оскорблении должностного лица при исполнении служебных обязанностей.

— Его служебной обязанностью было убивать, — с долей сарказма сказал Пинхас.

— Вчера я обратилась к адвокату Оскару Осиповичу Грузенбергу. Помнишь, я тебе рассказывала, пять лет назад он помог обжаловать приговор.

— Помню. Он сократил срок с полугода до двух недель. Я думаю, Оленька, тебе нечего бояться.

— Прости, Пётр, мне нечем тебя кормить.

— Свари что-нибудь, я подожду. В Европе я немного поправился. Мне бы не мешало похудеть, — усмехнулся он.

Ольга разожгла печь и принялась готовить еду. Пётр тем временем расспрашивал её о сыне.

— Женя уже большой мальчик, всё понимает и любит читать. У нас, Петенька, замечательный ребёнок.

Она повернулась к нему и подошла поближе.

— Дорогой, я хочу ещё детей.

Он молча прижал её к себе и поцеловал дрожащие от желания губы.

— Я тоже этого хочу, — прошептал он.

Потом была полная страсти и нежности ночь любви, а через три