Бежать от тени своей - Ахто Леви

Наверное, всем мужчинам свойственно мечтать о необыкновенной, и только у смертного ложа своей спутницы жизни иной поймет, что потерял единственную и именно самую необыкновенную. («Мы простого счастья не заметили…»)

И если кто-нибудь случайно – не дай бог! – выразит сомнение в том, что твоя обыкновенная Галина – красавица, ты, усмехнувшись, скажешь: «Возьми мои глаза, посмотри на нее, и ты увидишь, какая она красивая…»

Примерно так развивался новый сюжет моего романа, хотя, конечно, дело шло не совсем гладко. Мой герой не просто сдавал позиции и защищал свои вкусы. Он не понимал, что его возражения уже мало значили для Автора. Автор с ними попросту не считался и двигал его судьбу по своему усмотрению.

Я представлял, как легкомысленный красавец Валентин будет преобразовываться под влиянием простой и цельной натуры своей девушки, и мысленно видел его с детской коляской, в конечном счете свой роман – высоконравственным романом. Он не может быть другим, если в нем возникнет любовь побеждающая, жертвенная.

И Автор будущего романа обрадовался…

Разумеется, вышеописанная история о создании нового сюжета изложена здесь схематически, она поместилась на нескольких страницах, в то время когда в рукописи заняла страниц триста с гаком, потому что в рукописи все это производится со всеми необходимыми подробностями. Но работа была еще не окончена, и как должны были образоваться события в дальнейшем, Автор пока сам в точности не знал, и ему надо было собираться в дорогу, чтоб узнать о том, как будет развиваться его собственная судьба…

Время шло. Миновало еще месяца два. Валентин уже считал, что я у него поселился навсегда. Рукопись росла, но вместе с ней росла и смутная тревога, которая все время немало мне мешала, и случалось, чтоб забыться, я отправлялся с Валентином в «Бочку». В общем, стало ясно: надо вернуться домой.

Глава 18

Все позади. Мы летим. Десять дней мне предстоит пробыть в Германской Демократической Республике.

Рядом сидит худощавый интеллигентный немец. Он все время занят бесчисленными пакетиками – сувенирами для близких и друзей. Такими же пакетиками буду, вероятно, нагружен и я на обратном пути.

Я успел уже познакомиться с этим немцем из Гера – турист, как и почти все пассажиры, за исключением нашей делегации. Зовут его Готфрид. Заговорив с ним, мне было любопытно проверить, в состоянии ли он меня понимать, осталось ли в памяти что-нибудь от немецкого языка, который в детстве я изучал, живя в Германии. Что ж, он понял, что лечу в ГДР впервые, что я в составе делегации, но какой – не понял. Этого я и сам толком не понимал. В сущности, делегация, помимо меня, состояла из двух человек: журналиста и представителя промышленности, кажется, легкой. Быть причисленным к делегации – дело выгодное и почетное.

Вернувшись из Кишинева в Москву, я пришел к себе домой поздно ночью, чтобы не видели соседи, дворники, лифтерша. Хорошее дело! К себе домой крадешься, как вор… Разумеется, запасся парой бутылок, чтобы избавиться от угнетающего чувства тревоги, ибо сами стены моей квартиры, кажется, таили в себе опасность, угрозу. Ей-богу, есть ощущения более приятные! Я прятался в собственной квартире. Раздражали частые звонки в дверь и телефонные, а необходимость соблюдать предельную тишину и светомаскировку угнетала. Заяц меня снабжала продуктами, сам я не выходил ни разу. Она и нашла в почтовом ящике кучу приглашений в милицию и одно – в Отдел виз и регистрации иностранцев (ОВИР), куда я пошел, опасаясь ловушки. Но откуда было знать моему следователю о приглашении немецкого издательства и моем соответствующем заявлении в ОВИР! К тому же Келлер, хотя и находился еще в больнице, был жив и я, следовательно, числился пока лишь мелким хулиганом, учинившим драку в общественном месте.

Оформление обернулось довольно быстро благодаря тому, что, несмотря на подписку, у меня не были изъяты документы, отчего можно было разъезжать и по нашей стране. И вот все позади. Весна. Берлин впереди, а стюардесса предлагает коньяк к обеду…

Она, кстати, объявила, что внизу – территория Польши. Возможно. Но я вижу одни облака. Они великолепны. Я бы не возражал против небольшого домика на каком-нибудь из них среди этих фантастических белых гор и холмов.

Мои спутники заняты беседой. А я тренируюсь в немецком языке с общительным учителем из Гера. Он показал мне фотографии жены и детей, а я было попробовал всучить ему бутылку водки. Он замахал руками и сказал: «Майне фрау»… с такой гримасой, что стало понятно, какую реакцию у нее вызовет эта бутылка, если он отважится с ней появиться.

Шёнефельд – аэродром. Он не поражает грандиозностью, но «красивое поле» – достаточно поэтическое название, хотя поле там как поле, как на всех аэродромах мира. Увы, нас не встречают с оркестром. Странно! Отправляемся с гурьбой пассажиров к приземистому зданию аэровокзала. Входим в зал, и я с неприязнью думаю о предстоящих формальностях. Но тут, к счастью, к нам подходят какие-то люди и нас, как важных персон, проводят через таможню. И вот мы стоим перед аэровокзалом, к нам подкатывают три автомобиля – каждому из нас по машине. Мое самочувствие понемногу расцветает – появляется нечто похожее на осознание собственного достоинства. К каждому садится в машину один из переводчиков.

Едем долго. Мимо проносятся зеленые пейзажи. С нетерпением жду, когда будем в Берлине. Хотя и туманно, ко помню Берлин сорок четвертого – в руинах, разрушенный, закопченный…

Приехали. Но… не в Берлин. Мы оказались от него за шестьдесят километров, в красивой местности на берегу одного из рукавов реки Шпрее, в уютной вилле – резиденции делегации. Здесь каждому были предоставлены комфортабельные помещения с холодильниками. Но в последних – только лимонад и минеральная вода. Спиртные напитки при желании можно было поставить самому. Два часа на отдых, затем обед. Сидим вокруг огромного стола. Возле каждого – переводчики. А вокруг стола ходит типичный дворецкий из английских романов. Он наливает в наши бокалы коньяк… по капелькам, понемногу – на донышко. С удовольствием вспоминаю о холодильнике в моих личных апартаментах с дополненным мною содержимым.

Я себе представлял все иначе: буду жить где-нибудь в центре Берлина в гостинице, буду выходить на улицы, говорить с немцами, смотреть на их жизнь так же, как это делают все иностранцы в Москве. А здесь – вилла, Шпрее, лебеди плавают… Красиво, конечно, но с лебедями – о чем с ними поговоришь?…

На следующее утро нас ознакомили с программой на все дни нашего пребывания в ГДР. И мое настроение испортилось совсем: стало ясно, что мне так и придется беседовать с лебедями или кататься в автомобиле: «Посмотрите направо, посмотрите налево…»

Делегация начала работу. Меня отвезли в мою редакцию, где сперва одна милая девушка отсчитала тысячу марок, а затем познакомила с сотрудниками редакции я переводчиком моих книг. Сделали это вокруг уютненького столика, и на нем присутствовала бутылка коньяка. Право же, знакомство при этом стало более сердечным.

Товарищи-журналисты посочувствовали моему пленению на вилле с лебедями и разработали план моего освобождения – фантастический, путем моего похищения. Я должен был, как стендалевский герой, спуститься по веревочной лестнице, а за воротами, в тени каштанов, меня будет ждать серый «трабант» фрейлейн Мадлен – красавицы с глазами, требующими, чтобы ее возлюбленный состоял по меньшей мере в дипломатическом корпусе.

Бегство состоялось два дня спустя (после автопробега по маршруту Берлин – Бранденбург – Веймар – Берлин) и произошло весьма прозаично.

В прогулке по названным городам меня почему-то сопровождала дама, не знающая ни слова по-русски. Ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не смущавший меня ее пристальный взгляд.

В Бранденбурге я был поражен, когда наша машина подъехала к… огромной тюрьме. «Не может быть!» – мелькнуло в голове. Екнуло сердце. Я был ошеломлен происходящим. Выяснилось, что в тюрьме имеется производственное оборудование, интересующее нашего представителя от промышленности. Заодно совершили по ней экскурсию, и я имел возможность вспомнить то непродолжительное время – три месяца, – когда «гостил» здесь в качестве репатрианта из Западной Германии (еще мальчишкой) в 1947 году. Вот уж никогда не думал, что мои дороги снова приведут меня сюда в качестве гостя, а начальник тюрьмы устроит в своем кабинете прием с традиционным кофе…

Тюрьма построена гитлеровцами, как оказалось, для самих себя, поскольку теперь ее основной контингент составляют именно они. Мы осмотрели все корпуса, и не только производственные. Я даже отыскал свою камеру, даже заходил в нее и испытал приятное ощущение от возможности выйти из нее. И все же я теперь оказался здесь, в одной из крупнейших тюрем в мире, в другом качестве, не арестантом! Ощущение это невозможно передать словами!.. Отсюда началась моя дорога в социалистический мир, в тот самый, который в лагерях для перемещенных лиц на Западе иными выдумщиками представлялся «страшной Сибирью».