Прощай, одиночество! - Хизер Уильямс

— Не начинай.

У Криса был недовольный голос, и Милейн попросила Эмбер пойти в дом и переодеться. Когда Крис последовал за ней, она его остановила.

— Что значит «не начинай»?

— Значит «не начинай». Мы уже все обсудили, Милейн. Ты подруга Эмбер. Я понимаю, что она не может обойтись без женского участия. Но ты ей не мать. А я отец.

Милейн словно ударили, и у нее хватило сил лишь на то, чтобы прошептать:

— Если бы все было иначе…

— Да. Знаю. Ты хочешь получить на нее права. Но этого не будет. Запомни.

Милейн знала. Сколько времени она умоляла его, и все напрасно. Крис и не помышлял делиться своими правами на Эмбер. И если он решит, что его загоняют в угол, то вообще не позволит ей видеться с девочкой. Что тогда с ними будет?

— Дай мне, пожалуйста, несколько минут, — срывающимся голосом попросила Милейн. — Я помогу ей переодеться и постараюсь успокоить.

— Понятно, — проворчал Крис. — Почему обязательно надо соревноваться в…

Она не собиралась с ним ни в чем соревноваться, но объяснять было бесполезно, и Милейн занялась девочкой. Растерла ей озябшие ноги. Обещала завтра позвонить.

Когда Крис заявил, что пора ехать, Милейн не стала тянуть время. Она взяла Эмбер за руку, усадила в машину и пристегнула ремень. Потом поцеловала в лоб, в нос, в щечки и махала рукой, пока видела лицо девочки в окне.

Чувствуя себя совершенно опустошенной, Милейн поднялась по ступеням и закрыла за собой дверь. Она села в гостиной и расплакалась.

Через полчаса, вновь обретя способность разговаривать с людьми, она подошла к телефону и набрала номер.

— Ты… Я подумала… Мне бы хотелось доказать тебе, что запеканка — совсем не так плохо, как ты думаешь.

Дурак.

Тэннер посмотрел на себя в зеркало. Он смочил лицо горячей водой и начал бриться.

Дурак.

Почти целую неделю он держался, решив, что сделает самую большую ошибку в жизни, если встретится с Милейн. Шагая по горам до изнеможения, он приезжал домой и заваливался спать. Правда, он видел сны… Но старался забыть их, едва открывал глаза.

Тэннер выбрил левую сторону и взялся за правую. Разве он не повторял себе чуть ли не каждую минуту то, что собирался ей сказать? «Милейн, я много думал. Мы привлекаем друг друга физически. Я этого не отрицаю. Но мы не можем себе позволить идти на поводу у инстинкта. Слишком во многом мы не согласны друг с другом».

Но он забыл об этом, стоило ей позвонить. Милейн ничего не сказала, но он сразу понял, что ее приглашение не имеет ничего общего с запеканкой, зато имеет прямое отношение к опустевшей детской спальне.

Ей нужно выкарабкиваться самой. Она ведь знает его мнение. Если она не согласна…

А может, они не будут говорить об Эмбер? Может, она расскажет ему о пациентах или о беременности Карол. Кстати, надо спросить насчет крыши. На всякий случай он приготовил несколько смешных анекдотов о лыжниках. Еще он расскажет ей о следах оленя, на которые набрел сегодня на рассвете. О бурундучках, которые почему-то не показываются. Он съест запеканку и похвалит ее. А потом они посмотрят телевизор, и он вернется домой.

Не прикоснувшись к ней.

Он это сможет.

— Сюда нужны свежие овощи, но здесь их трудно купить.

— Не беспокойся. Все прекрасно.

— Ты говоришь как настоящий холостяк, — сказала Милейн и тотчас пожалела о своих словах. Она так старалась не выходить за рамки безопасных тем. Даже вместо того, чтобы отдохнуть в гостиной, принялась сразу же убирать в кухне. Таким образом она сохраняла между ними довольно большое расстояние, но все же не утерпела и, сама того не желая, напомнила ему о том, что они оба одиноки. — Ты говорил… В этом году необычно много снега. Как машины? Справляются?

— Да, с этим все в порядке. — Он улыбнулся ей. — Ужасно вкусно. Правда.

Тэннер повторил это в третий раз, но Милейн все равно ему не поверила. К тому же ей надоело говорить о еде. И о погоде тоже. Но она не решалась заговорить о том, что ее всерьез волновало.

Тэннер прочитал ей подробную лекцию о машинном парке Маммота, а она время от времени кивала и вовремя задавала наводящие вопросы, чтобы он не подумал, будто ей неинтересно. Он откинулся на спинку стула и спросил, глядя ей прямо в глаза:

— Она уехала?

И Милейн оказалась совершенно не готова к такому вопросу.

— Эмбер? Да.

— Сегодня?

— Да.

— Недавно?

— Я хотела поблагодарить тебя за то, как ты отнесся к ней. Она считает тебя самым большим специалистом по снеговикам.

— Тебе плохо? Стало пусто?

Зачем он? Если хотел еще раз напомнить, что ее жизнь полностью подчинена чужому ребенку, то что толку ее мучить?

— Да, — призналась она, стараясь не дать воли слезам. — Но я не поэтому тебя пригласила. Мы с Эмбер и раньше расставались. Завтра я ей позвоню и она расскажет мне, как ее встретили в школе.

— Зачем же ты меня пригласила?

Милейн не предполагала, что он задаст этот вопрос, на который у нее не было ответа.

— Я думала… я хотела узнать, что происходит наверху. В больнице я так далека от всего.

— Да? — Тэннер отодвинул тарелку, но, когда Милейн потянулась за ней, остановил ее. — Оставь. Давай пока сложим их в раковину. Они могут подождать.

Конечно могут. Но если не мыть тарелки, то что она будет делать?

Не дожидаясь, когда она встанет, Тэннер принялся убирать со стола. Потом, ни о чем не спрашивая, обнял ее за плечи и повел в гостиную. Она надеялась, что он включит телевизор, но он вместо этого раздвинул шторы и выключил свет, после чего сел на диван и стал смотреть на черное озеро за окном. Поколебавшись, она села рядом с ним и почувствовала, как он напрягся.

Она долго ждала.

— Я слышал о тебе много хорошего.

Милейн не была готова к такому повороту разговора и не сразу поняла, о чем он говорит.

— Мои ребята. Они доставляли к тебе пострадавших лыжников. Говорят, ты всех принимаешь спокойно, без паники, даже очень покалеченных.

— Я же работала в «Скорой помощи». Там бывали вещи похуже, чем переломанные ноги.

— Да, наверное… — Он помолчал. — Ты приехала сюда из-за Эмбер. Но кое-что еще тоже сыграло немаловажную роль, верно? Ты сама рассказывала мне о том, какое впечатление на тебя произвели олени и как ты по ночам любуешься отражением звезд в озере. Нелегко приходить в себя, когда сталкиваешься с худшим в человеке.

Милейн тяжело вздохнула, все еще стараясь уверить себя, что он ее плохо знает.

— Это было нелегко. Мне ничего не оставалось, как смеяться, потому что иначе пришлось бы все время плакать. Я помню, как мы шутили в сестринской. Полицейские, врачи делают то же самое. Своего рода самозащита. Но мне это не нравилось. Мне хотелось оставаться такой, какой я пришла в больницу. Мне хотелось любить людей и помогать им. И еще я боялась, как бы мое душевное состояние не повлияло на Эмбер.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});