Тихие Клятвы (ЛП) - Джилл Рамсовер

криками албанца.

И да, и нет. Я хотел покончить с его жизнью тогда и там, но я не отказал бы себе в удовольствии узнать, что он страдает. — Ты хоть представляешь, сколько времени нужно, чтобы умереть от простреленного кишечника? У нас еще много времени. И может быть, если он очень-очень хорошо попросит, я всажу ему пулю в голову, прежде чем все закончится.

Бишоп усмехнулся. — Думаю, мне лучше устроиться.

Я хмыкнул, чувствуя себя немного лучше. Албанец не только умрет, но и, вероятно, расскажет нам все, что мы хотели знать, когда испустит последний вздох, и я смогу отправить его домой с кишащей личинками раной и болью, вытравленной в каждой щели его уродливого лица.

В жизни нужно искать положительные стороны.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

После обеда я получила неожиданное сообщение от Шай с предложением поужинать вместе с ней. Перспектива провести время вне дома с подругой была настолько привлекательной, что я рискнула рассердить отца и попросить разрешения. Я написала записку, объясняющую, как важно для меня занять свое место среди ирландских женщин, и показала ее ему вместе с текстом. Он согласился, но только после своего обычного шквала тонко завуалированных угроз и приказа о том, что Умберто должен сопровождать меня.

Мне ужасно нужно было отвлечься после неудачного утра, поэтому мне было все равно, какими ограничениями он меня сковал. Мне нужно было выбраться из этого проклятого дома и уйти от своих безумных мыслей.

Мы встретились в причудливом французском ресторане с низкими потолками и мерцающими свечами на каждом столике. Умберто сидел напротив нас. Шай с любопытством разглядывала его, и я вспомнила, как ребенок изучает песочный замок, прежде чем сравнять его с землей.

— Ты везде берешь с собой свой мускул? — Она выглядела так же великолепно, как и при нашей первой встрече. Я подумала, бывает ли у нее когда-нибудь неудачный день с прической и она ходит в трениках или она от природы идеальна. Это казалось утомительным, но я также немного завидовала.

Я достала свой блокнот, не готовая к тому, что весь остальной мир узнает, что я могу говорить. Надеюсь, Коннер сохранил этот маленький секрет между нами.

К сожалению. Я подвинула блокнот к ней.

— Это хорошо, что твой отец хочет защитить тебя, — согласилась она.

Мне хотелось, чтобы это было только так. Умберто превратился из защитника в тюремщика в день смерти моей матери.

Спасибо за приглашение. Хорошо бы выбраться из дома.

— Конечно! В клубе нам не хватало времени побыть вместе.

Я вопросительно подняла брови. Коннер знает, что ты здесь?

Он ясно дал понять, что ему не нравится идея, чтобы мы с Шай подружились. Мне было наплевать на его нелепые приказы, но я не хотел, чтобы у нее были неприятности.

— Нет, но все в порядке. Он это переживет. — Она озорно усмехнулась.

Официант остановился и принял наши заказы на напитки. Я выбрала Pinot Grigio, с облегчением вздохнув, когда официант не стал требовать у меня карточку, поскольку мне еще не хватало года до установленного законом возраста. Шай была немного старше, вероятно, ближе к возрасту Коннера.

— Похоже, ты хорошо держишься. Дата уже назначена?

1 августа.

Она присвистнула. — Так скоро?

Я кивнула. Нет причин ждать.

— Также нет причин торопиться, если предположить, что ни одна из сторон не планирует отступать.

Полагаю, обеим сторонам не терпелось завершить сделку.

— Полагаю, ты права, — сказала она с любопытным блеском в глазах. — Я так понимаю, у тебя не было парня, от которого тебе пришлось бы отказаться?

Когда я покачала головой, мои щеки запылали от жара.

— Это хорошо. — Она весело усмехнулась. — Лучше, чем заключать такую сделку из-под горы сердечных страданий.

Она не ошиблась. Я потягивала свежее вино, признавая, что все всегда могло быть хуже, а потом замерла, когда мой взгляд перехватил гневный сапфировый взгляд. Коннер стоял в тени коридора позади Шай, скрытый от Умберто.

Он сказал меня подойти к нему.

Мое сердце забилось, реагируя на всплеск адреналина. Я приказала своему телу вести себя хорошо. В то утро Коннер одержал надо мной верх, и я не хотела снова давать ему преимущество.

Успокоившись, я передала записку Шае, отлучилась в туалет и уверенно пошла в бой. Или, по крайней мере, создавая видимость уверенности. Внутри меня все дрожало.

— Что ты здесь делаешь? — шипела я, как только подошла достаточно близко.

Коннер взял меня за руку и повел дальше по коридору в небольшую комнату с припасами, полностью проигнорировав мой вопрос. Я не сопротивлялась, не желая рисковать и устраивать сцену. Он оставил дверь открытой, но единственный свет проникал внутрь из тускло освещенного коридора.

— Ты с ней не разговариваешь. — В его мягко сказанном замечании было любопытство и что-то еще, чему я не могла дать названия. Что-то интимное и соблазнительное.

Я покачала головой.

— Твой голос, Эм, — пропел он с медовой властностью, от которой у меня ослабли колени. И это был первый раз, когда я услышала свое прозвище на его языке. Гул от его протяжного М отозвался глубоко в моей груди, как урчание дорогого спорткара.

— Я не готова говорить с кем-то еще.

Его подбородок приподнялся. — Не готова, но ты улизнула на ужин с Шай.

— Я бы не сказала, что взять с собой телохранителя — это тайком. К тому же, я не знала, что должна сообщать тебе о своих планах на ужин с другом.

Коннер обошел меня и встал у меня за спиной. Его рука медленно провела по моим волосам, отчего все мое тело задрожало. Когда он заговорил, его губы были в нескольких дюймах от моего уха. — Уверяю тебя, Шай меньше всего думает о дружбе. И если в ее мозгах осталась хоть капля самосохранения, она больше не посмотрит на тебя дважды.

Я повернула лицо, слишком поздно осознав, что свела наши губы на расстоянии дыхания друг от друга. — Ты… причинишь ей боль за то, что она была добра ко мне? — спросила я, задыхаясь.

Его губы причудливо изогнулись в уголках, когда он встал во весь рост и продолжил идти обратно к стене напротив меня. — Эта женщина хочет получить то, что принадлежит мне. Ей лучше знать. — Прежде чем я успела возразить, он продолжил ворчливо. — Она умеет боксировать лучше, чем половина моих людей. Тебе не стоит беспокоиться о ней.

— Мне все равно, насколько она крута. Она не заслуживает твоего гнева. Если кто и должен злиться, так это я. Как ты вообще узнал,