Найти Элизабет - Эмма Хили

Здесь я и нашла маму. Она остановилась под деревом. Там хоть и было мокро, но лило не так сильно. Сам парк напоминал плоское море, и мама посреди него, как капитан корабля, стояла и выглядывала из-под мачты на пространство воды. Высокие темные деревья у нее за спиной напоминали гигантскую волну. Кажется, еще немного, и она поглотит корабль. Наверное, мама плакала всю дорогу сюда, но возможно, это просто капли дождя. Увидев меня, она подняла голову, чтобы я смогла увидеть под полями шляпки ее глаза.

– Если ты тоже собралась завести разговор про эту книжку, то можешь сама готовить себе еду, как теперь это будут делать они, – сказала мама, но затем раскрыла объятия; и я шагнула и оказалась прямо перед ней.

– Ее с ним не было, – прошептала она куда-то мне в волосы, которые от дождя прилипли к моей голове. – Фрэнк вернулся, но ее с ним не было.

Я уткнулась лицом в ее плечо, и она принялась гладить мои мокрые волосы.

– Я думала. Я ждала, надеялась… ты знаешь, о чем я надеялась? Но ее с ним не было. И поверишь ли, Мод? – спросила она, на миг отстраняясь от меня. – Ты веришь, что Фрэнк мог это сделать? Дуглас назвал его грубияном и алкоголиком. Неужели он прав?

Я, как могла, покачала головой. Мимо меня ветер пронес экземпляр «Эха». Газета зацепилась за ствол дерева и налипла на него, хлопая страницами, словно рыба плавниками.

– Я один раз видела Фрэнка пьяным, – прошептала я, чувствуя, что должна сказать хоть что-то. – Но он не был груб с нашей Сьюки. Скорее наоборот. Ну, или что-то вроде того.

Мама кивнула и даже едва заметно улыбнулась.

– Мне тоже так кажется, – согласилась она.

– И еще он явно не любил Дуга, за то, что тот проводил там слишком много времени.

– Что? – Мать приподняла мне подбородок и откинула назад мои волосы.

Я почувствовала, как тотчас мне на лицо упала капля дождя.

– Дуг, – повторила я. – Одна соседка Сьюки рассказала, что он там все время пропадал и Фрэнку это не нравилось.

– Дуглас все время там пропадал? Но почему?

Я пожала плечами.

– Эта женщина считала, что он ухажер нашей Сьюки. Но ведь это глупости, мам, ведь правда?

Мать отпустила меня и, шлепая по воде, пошла назад через парк. Я, стараясь не наступать в лужи и не вдыхать в себя сырой воздух, бросилась за ней следом. Когда мы с ней дошли до эстрады, за деревьями мелькнула чья-то тень.

– Эй, живо прячьтесь от дождя! – произнес из темноты эстрады мужской голос. Мы с мамой замерли как по команде, вглядываясь в ночной мрак. – Льет как из ведра. Так недолго промокнуть, заболеть и умереть.

Это был голос Дугласа. Затем мы увидели его лицо. Он, как сова, смотрел на нас сверху вниз. Когда он понял, что мы его заметили, Дуглас вздрогнул. И мне показалось, что он неестественно бледен.

– С кем это вы разговаривали? – спросила мама, оглядываясь по сторонам.

– С вами, – ответил он, хотя и смотрел куда-то поверх наших голов на широкое пространство лужайки. – Я подумал, что вы сейчас выйдете из-за деревьев. С кем еще я мог разговаривать?

Мама несколько секунд в упор смотрела на него, затем демонстративно отвернулась к деревьям. Там ничего не было.

– У меня нет желания до самого утра просидеть, втянув голову в плечи, под эстрадой. Пойдем домой, – добавила она, обращаясь ко мне.

Наши шаги по дорожке сопровождались негромким шлепаньем, и я была рада, что мы возвращаемся в кухню, к пылающему очагу. Однако прежде чем мы вышли из парка, я оглянулась. Мне понадобилось лишь мгновение, чтобы узнать фигуру сумасшедшей. Она сжалась в комок посреди лужайки, словно пришпиленная к ней бесконечными каплями воды, а ее нераскрытый зонтик стоял рядом. И я поняла, с кем разговаривал Дуглас, – нет, не с нами, он просил эту женщину укрыться от немилосердного ливня.

Глава 8

– «Пирог с почками и змеями». Это была излюбленная шутка отца. Или «царь Носмо сидит здесь». Ты не забыла, Хелен? Как он написал на твоей салфетке: «У нас не курят». Он просто обожал доводить официантов до белого каления.

Мой сын приехал из Германии с женой и детьми. Они разговаривают и смеются, их голоса отскакивают друг от друга, как будто под водой. Мне слышно, что они говорят, – шутят о чем-то, но вместе взятые их фразы кажутся мне бессмыслицей. Я теряю нить. И все же я смеюсь вместе со всеми. Какая разница, о чем шутка; как хорошо, что можно над чем-то посмеяться. Мои губы устали улыбаться. А еще мне так тепло! С одной стороны от меня сидит дочь, с другой – сын.

У меня в голове вертится какой-то стишок, увы, слишком быстро, и я не поспеваю за ним. Была одна старушка, жила она в подушке. Нет, не совсем так, но я не могу вспомнить, где, собственно, она жила. В любом случае у меня такое ощущение, будто я тоже внутри чего-то теплого и мягкого и я тоже старушка, так что мне позволительно слегка изменить стишок. Была одна старушка… Помню, я читала этот стишок своим детям, Тому и Хелен. Да-да, я читала им.

Сейчас мы в каком-то кафе, а не в подушке. Здесь высокий стеклянный потолок, с перламутровым отливом стены, а на столе масса самых разных вещей для питья. Наверное, сейчас мы обедаем. Муж Хелен тоже с нами, из чего я делаю вывод, что они снова вместе. Но есть еще что-то, что мне никак не удается уловить. Кэти – она сидит напротив меня – смеется вместе со своими двоюродными братьями и сестрами. Кстати, я доела то, что было в моей тарелке, правда, я не помню, что именно. Наверное, бульон, без всякого хлеба. Вот так старушка кормит своих внуков.

– Может, нам пора вернуться домой, мама?

И Хелен встает из-за стола и потягивается, демонстрируя свои длинные ноги. Ей должно быть лет пятьдесят, но она по-прежнему гибкая и стройная. Когда ухаживаешь за садом, это помогает поддерживать себя в хорошей форме.

Стоит ей встать, и моему левому боку тотчас становится зябко, как будто в теплом море возникло холодное течение.

– Я сейчас отвезу тебя домой, – сообщает она. – Я знаю, тебе приятно побыть вместе с нами, но…

– Ничего страшного, пусть еще посидит, – говорит Том и обнимает меня за плечо. – Ты ведь не часто выходишь из дому, а, мам?

– Вообще-то мы с ней куда-нибудь ходим каждую неделю. Как-никак, с ней постоянно бываю я, а не кое-кто из здесь присутствующих.

Мне не нравится ее тон, и я морщусь. Но Том улыбается.

– Я знаю, моя дорогая сестра. Ты у нас святая. Честное слово, у меня и в мыслях не было в этом усомниться… – Он тоже встает. – И я ценю все, что ты для нее делаешь. Просто я вижу ее не так часто, как ты, и потому подумал, что было бы неплохо… Давай сделаем так. Я привезу ее домой сам, а ты можешь идти.

Хелен задирает подбородок и смотрит куда-то наверх, на стеклянный потолок – там какое-то облачко, похожее на ботинок.

– Ты не будешь знать, что делать с ней, когда привезешь ее домой. Потому что ее в буквальном смысле нужно водить за ручку, иначе она ничего не понимает.

На какой-то миг воцаряется молчание. Я же думаю о том, стоит ли мне закричать во весь голос, что я не идиотка.

– Ладно, останусь с вами, – наконец приходит к выводу Хелен. – К тому же Кэти здесь нравится.

– Ты у нас образец самопожертвования, – говорит Том и получает от сестры шлепок по плечу.

Кэти здесь действительно нравится. Думаю, она не часто видит своих двоюродных. И им всегда нужно время, чтобы подружиться. Жаль, но как только они начинают находить общий язык, наступает момент расставания. Я наблюдаю за ними, как они весело болтают и смеются. Они совсем не похожи друг на друга. У Кэти такие же светлые кудряшки, как и у матери, всегда как будто непричесанные. Она никогда не слушает меня, когда я говорю, что ей не мешало бы пройтись по ним щеткой. Даже когда она была маленькой.

– Я не собираюсь с визитом к королеве, – обычно высокомерно отвечала она.

Я всегда смеялась над этими словами. Анна и Фредерик не нуждаются в напоминаниях. У них гладкие темные волосы, очень прямые. Они оба улыбаются мне и называют бабулей, но для меня они чужие люди.

– У тебя красивые гольфы, Анна, – замечаю я, хотя и не собиралась вмешиваться в их разговор.

– Спасибо, бабуля, – говорит она и со смехом подтягивает их выше колен.

– У меня тоже когда-то были такие. Удобная вещь. В ту пору девочки носили юбки до колен, и у нас не было колготок. Помню, как однажды я гуляла по берегу с родителями. О боже, как же мне было холодно! – Я даже ежусь при одном только воспоминании об этом.

Мы начали с вершины утеса и зигзагами спустились к самому берегу. Отец не хотел, чтобы мы подходили слишком близко к морю. Колючую проволоку еще не сняли, и лишь одному богу известно, что там зарыли на берегу, чтобы не допустить высадки немцев. Так что ни о каком купании не могло быть и речи, но я все-таки подошла довольно близко к кромке воды, чтобы ощутить на лице морские брызги и найти раковины, которые волнами выбросило нам под ноги. В тот день мы прошли приличное расстояние, мимо пирса, наблюдая за тем, как волны разбиваются о берег. Отец держал меня за руку, как будто боялся, что я, как и Сьюки, могу в любую минуту исчезнуть. Мне это было неприятно, тем более что они с матерью спорили всю дорогу. Когда мы отошли всего на несколько ярдов от дома, мама как-то вскользь упомянула Фрэнка, и с той самой минуты отец говорил только на эту тему.