Найти Элизабет - Эмма Хили

Именно Сьюки предложила взять на постой Дугласа. Сама она тогда работала в армейской столовой, которую устроили в гостинице на вершине утеса, и, пока ему не исполнилось восемнадцать и его не призвали в армию, Дуглас привозил туда молоко. Эта столовая была в его маршруте, и Сьюки он понравился. По ее словам, обычно они болтали до открытия столовой, главным образом о фильмах.

Я познакомилась с ним в тот день, когда моя сестра взяла меня с собой на работу. Это было неделю спустя после того, как в нашу школу во время ночной бомбежки попал снаряд. Для нас еще не успели выделить места в школе для мальчиков, а мама не хотела, чтобы я весь день слонялась без дела дома. Нам пришлось встать очень рано, и когда мы приехали в столовую, я еще толком не проснулась. Сьюки усадила меня на кухне, а сама принялась развешивать в белые матерчатые мешочки чай и кофе и затем бегала туда-сюда, проверяя титан с горячей водой. В синем комбинезоне и шапочке она казалась мне жутко смешной, но ей самой, похоже, было все равно. В кухне пахло готовящейся едой. Сьюки пододвинула мне тарелку с тостом и сосиской с бобами.

– Вообще-то это запрещено, – сообщила она, подперев рукой щеку. – Все это только для американцев.

В столовую приходили в основном американские солдаты, и я, пока жевала бобы, вслушивалась, чтобы уловить акцент. Я уже почти доела свою порцию, когда мои уши уловили то, что я все это время ждала.

– Конечно, – произнес мужской голос. – Какие могут быть вопросы.

Я огляделась по сторонам и увидела Сьюки, а рядом с ней – какого-то парня. Он тащил ящик с молочными бутылками, после чего поставил его на стол прямо передо мной. Я удивилась, увидев молочника-американца, и уставилась на него во все глаза.

– Это Дуг, Мопс, – сказала Сьюки и положила ему на плечо руку. – Скажи ему «привет».

– Привет, Дуг, – наконец промямлила я, старательно глядя куда-то мимо него. Сьюки тем временем вынула из ящика две бутылки и вернулась на кухню.

– Привет, Мопс, – сказал Дуг, слегка нахмурившись, как будто ему не понравилось имя, проводил глазами сестру, скрывшуюся за дверью.

– Это не настоящее имя, – рассмеялась я.

Он повернулся ко мне. Было видно, что я его не убедила.

– Тогда почему она тебя так называет? – спросил он.

Теперь в его голосе я не уловила никакого американского акцента. Интересно, Сьюки в курсе, что он всего лишь притворялся?

Я положила в рот последний кусочек сосиски.

– Это прозвище, – сказала я, жуя.

– Согласись, довольно дурацкое, – сказал он, по-прежнему хмурясь.

Я пожала плечами и опустила вилку на край тарелки.

– Но ведь и Дуг не твое настоящее имя.

– Это почему же? Настоящее, – возразил он и покосился в сторону кухонной двери. Оттуда как раз вышла Сьюки и бросила на весы очередной мешочек с чаем.

– Это сокращение от «Дуглас»?

Он поджал губы, посмотрел на молочные бутылки и принялся вынимать их из ящика.

– Так да или нет?

– Да.

– То есть Дуг – это тоже прозвище?

Дуг прекратил вытаскивать бутылки и посмотрел на меня.

– Все, сдаюсь, – буркнул он, покраснев, и вновь посмотрел на Сьюки. Видя, что я поставила его в неловкое положение, мне стало стыдно.

– А что? Дуг очень даже хорошее имя, – сказала я, стараясь загладить свою оплошность. – Мне оно нравится.

Он улыбнулся моим словам, и от этого мне стало даже еще больше стыдно. Он был такой симпатичный, этот Дуглас. Овальное лицо, мягкие черты лица, каштановые волосы и очень прямые брови. Он был высок, однако сутулился, а когда говорил, то слегка втягивал голову в плечи, к тому же еще и смотрел на собеседника как-то искоса, поэтому окружающие не сразу замечали его рост.

– Надеюсь, ты не нагрубила Дугу, – сказала Сьюки, подходя к нам, и поставила на стол пустые бутылки.

Я кивнула, пытаясь придумать, что на это ответить.

– Эй, мы видели снаружи ту сумасшедшую, – сказала я, потому что я только что заметила ее, хотя и только краем глаза.

– Тсс, Мод, – перебила меня Сьюки. – Ты меня не слушала. Дуг будет нашим новым постояльцем.

С этими словами она взъерошила ему волосы, как она обычно ерошила их мне, и он снова покраснел.

– Не хочешь чего-нибудь перекусить? – спросила она у него.

– Нет, я на работе, – с этими словами Дуг быстро начал ставить пустые молочные бутылки в ящик и, когда тот был полон, понес его к выходу.

– Пока! – крикнула Сьюки ему вслед, и он неуклюже помахал ей рукой.

– А ты спросила у мамы? – поинтересовалась я у нее, когда Дуг вышел за дверь.

– Конечно! А ты как думала? – ответила она, собирая молочные бутылки. – И я тебе серьезно сказала. Разговаривай с ним вежливо. У него недавно умерла мать. На их дом упала бомба.

После этих ее слов мне сделалось еще хуже, и я пообещала быть с ним доброй и внимательной. И не просто для красного словца. С другой стороны, мне вспомнилось, как Сьюки взъерошила ему волосы, как предложила накормить, как заботилась о нем, словно он был ей брат, и у меня возник вопрос, смотрела ли я когда-нибудь на нее так, как смотрел на нее Дуглас.

Откуда-то доносится странный запах. Я обвожу взглядом гостиную, беру подушку и сажусь на скамью рядом с окном. Я ничего не вижу. Я не могу понять причину этого запаха. Я вытащила из мусорной корзины все мои записки и теперь не могу взять в толк, как они туда попали. Я также выудила из корзины треснувшую пластмассовую крышку, причем уже во второй раз. Я как раз собираюсь с силами, чтобы пойти посмотреть, откуда это так ужасно пахнет, когда в комнату входит Хелен.

– Мама! Ты оставила включенным газ! – кричит она. – Сколько раз я говорила тебе не подходить к плите! Ты могла бы разнести к чертовой матери весь этот дом! Брр, здесь тоже им воняет.

Она стоит передо мной и наклоняется, чтобы открыть окно. Затем разгоняет шторой воздух. Я смотрю на кожу у нее под подбородком. Какая она у нее там мягкая. Какая нежная.

– Извини меня из-за прозвищ, – говорю я.

Она опускает подбородок и смотрит на меня сверху вниз.

– Что?

– Не знаю, – отвечаю я. Интересно, она сделает мне чай или нет? Но, возможно, у нас нет молока, потому что я только что обидела молочника… Как все перепуталось! Из окна тянет свежим воздухом. Сквозняк холодит мне поясницу, и я поеживаюсь.

– Разве ты его не почувствовала? – спрашивает Хелен.

– Да, мне показалось, что чем-то пахнет, – говорю я, натягивая кусок ткани себе на колени, чтобы немного согреться. – Что это было? Сосиска с бобами?

– Газ.

– Что, произошла утечка? – ткань у меня на коленях упорно не желает разглаживаться. Я пытаюсь ее разгладить, обернуть вокруг себя, но она все время движется. Я поднимаю глаза на Хелен. Она все еще машет шторой. Глядя на это, я начинаю моргать.

– Нет, мам, – чуть не кричит она, – ты оставила открытой горелку. Именно поэтому тебе нельзя подходить к плите.

– Я обычно к ней и не подхожу, – говорю я. – Там, в кухне, есть записка…

– Я знаю. Можешь мне не рассказывать. Я сама ее написала, – она отпускает штору и запускает руки себе в волосы.

– Но ведь я могу сварить себе яйцо, – говорю я.

– Нет, нет и нет! Мама, именно это я и пытаюсь тебе втолковать! – Хелен дергает себя за волосы. Непонятно, чем она так расстроена. – Ну как ты не понимаешь! Тебе нельзя ничего готовить на плите! Слышишь? Ничего!

– Ну, хорошо, не буду, – соглашаюсь я, наблюдая, как она шагает по комнате. – Вместо яйца я могу съесть сыру.

– Ты обещаешь? – спрашивает Хелен. – Ты можешь это записать?

Я киваю и достаю из сумки ручку. Рядом со мной на столе ворох цветных листков, и я делаю запись под списком, который начинается словом «кабачки».

– И в кухне тоже напиши, – говорит Хелен. – Я пойду с тобой и помогу тебе это сделать.

Она протягивает руку, и я берусь за нее, чтобы встать. Каким-то образом штора зацепилась за мои брюки, и Хелен помогает мне освободиться от нее. Она идет вслед за мной по ступенькам в кухню, и как только я берусь за поручень, ее пальцы ложатся на мою руку. Наконец мы с ней в кухне, и я вспоминаю, что забыла ручку в гостиной. Хелен бежит, чтобы ее принести.

– Даже яйца, – говорит она, когда возвращается ко мне. – Напиши, «даже яйца».

Я делаю так, как она мне велит, затем кладу ручку.

– Что это значит? – спрашиваю я. – «Даже яйца»? Что это значит?

Глава 7

В моей голове звучит старая мелодия Эрика Коутса, «Музыка за работой». Она повторяется вновь и вновь, с каждой секундой все больше действуя мне на нервы. Резче, громче, все больше по-военному. Я представляю безумную улыбку на своем лице, чувствую, как двигаются мои руки, как будто их кто-то дергает за ниточки. В детстве со мной такое часто бывало. Меня вечно куда-то подгоняли – работать, помогать, вносить свой вклад в дело победы, но при этом не давали мне никаких конкретных поручений. Я включаю телевизор, но не могу сосредоточиться на передаче. Поэтому я брожу по дому, убираю, вытираю пыль, ставлю вещи на свои места. Взбиваю подушки на диване и аккуратно расставляю книги. Брызгаю полиролью на кофейный столик и приношу лоскуток, чтобы протереть поверхность. Карла появляется как раз в тот момент, когда я растираю до блеска последние капли аэрозоля.