Мотылек летит на пламя - Лора Бекитт

— Мисс Айрин, вы ходили в школу?

— Да. Я умею читать и писать, но у меня никогда не было книг. Все, что рассказывал священник, приходилось запоминать. А ты, почему ты любишь читать?

— Потому что книги позволяют верить в то, что жизнь способна меняться к лучшему.

— А что ты читал?

— Разные произведения. Эдгара По, Байрона, Уолта Уитмена. Последнее, что попалось мне в руки, «Песнь о Гайавате» Лонгфелло и роман Готорна «Алая буква».

— О чем эти книги? — спросила Айрин, и Алан продекламировал:

— Вы, в чьем юном, чистом сердцеСохранилась вера в Бога,В искру Божью в человеке;Вы, кто помните, что вечноЧеловеческое сердцеЗнало горести, сомненьяИ порывы к светлой правде,Что в глубоком мраке жизниНас ведет и укрепляетПровидение незримо, —Вам бесхитростно пою яЭту песнь о Гайавате![8]

— Это поэма об индейцах, об их легендах. Я знаю ее наизусть, — сказал он и добавил с горькой усмешкой: — Иногда я думаю: зачем отец сделал это со мной? Разве не было бы лучше, если б я оставался таким, как все!

Айрин поняла, что его терзало. Гордыня. Из-за этого он не был счастлив. Она вспомнила, как отец Бакли говорил: «Все, в ком есть гордыня, рано или поздно споткнутся и упадут».

— Ты хотел стать вровень с белыми, но они не принимали тебя в свой круг, и ты не мог с этим смириться, тогда как черные казались тебе совершенно чужими?

Алан остановился, словно натолкнувшись на стену.

— Да. Вы правы. Самовлюбленный ангел, возомнивший себя равным Богу. Вернее, богам. При этом я презирал негров и ненавидел ту каплю крови, из-за которой мне было отказано в принадлежности к миру господ. Я был уверен, что, очутившись на Севере, смогу много добиться и наконец избавлюсь от этого проклятия. Получу образование, стану богатым и — не сочтите за немыслимую дерзость! — женюсь на белой женщине. Тогда я еще не знал, что за одни лишь подобные мысли меня могут повесить!

— Почему отец не дал тебе свободы?

— Не знаю. Мне трудно поверить, что он просто забыл.

— О чем роман «Алая буква?» — спросила Айрин, желая уйти от болезненной темы.

— Пожалуй, не стоит рассказывать. Будет лучше, если вы его прочитаете. Скажу только, что это история о запретной любви.

— Если так, то я обязательно прочитаю! — сказала Айрин и неожиданно покраснела.

— Вы обещали рассказать про Ирландию, — напомнил Алан.

Ирландия была чем-то таким, что принадлежало лично ей; Айрин ревниво оберегала воспоминания, которые никто не мог с ней разделить, но сейчас у нее развязался язык.

Она говорила об ощущении пустоты, отсутствии связи с шумным и хлопотливым миром, какое охватывает человека в царстве безмятежных холмов и скал. О крохотных полях, которым угрожают болота и раздирают злые ветра. О безлюдных равнинах, усыпанных мохнатыми валунами. О загадочной древней вере былых поколений, которую никто не может растолковать. О святом Патрике, признанном «апостолом Ирландии», и связанных с ним легендах.

— Ирландия. Что означает это название?

— Отец Бакли говорил, что в древности наша страна называлась Эриу, что переводится как «самая прекрасная женщина на свете», — сказала Айрин.

— Теперь понятно, почему ирландки так красивы! — заметил Алан.

Айрин улыбнулась. Ей и в голову не приходило, что любая женщина, родившаяся на Юге, упала бы в обморок от подобной дерзости, и только она не находит в его поведении ничего предосудительного.

* * *

Центр Чарльстона, одного из старейших южных городов и крупнейшей резиденции плантаторов, был застроен белыми оштукатуренными домами с колоннами, окруженными литыми оградами и пышными садами. На окраинах теснились серые домишки с крытой верандой и двускатной крышей, где ютился народ попроще.

Расположенный на узком полуострове, в бухте, образованной слиянием двух рек, Чарльстон являлся крупным морским портом и торговым центром плантаций хлопка, табака, риса и индиго.

В городе были разбиты парки, где росли магнолии и пальмы и прогуливались нарядные горожанки. Сара смотрела на них свысока. То были белоручки, не знавшие, что такое настоящая работа и жизнь на плантации.

Всю дорогу она сидела прямо и ни разу не повернула голову в сторону Айрин, занимавшей соседнее место. На заднем сиденье расположились столь же неподвижные и безмолвные Касси и Лила. Узнав, что Сара берет с собой Касси, Айрин сочла возможным предложить Лиле поехать с ней, и та с радостью согласилась.

Когда коляска торжественно въехала в Чарльстон, мулатка не удержалась и принялась вертеть головой. Никогда не покидавшую плантации Лилу поражало все, начиная от пышной субтропической растительности и вплоть до вымощенных крупным камнем дорог.

Мистер Уильям проделал путь верхом, по-молодому, лихо держась в седле. Он пытался развлечь дочь и племянницу разговором, но Сара отвечала сухо и односложно.

Очутившись в центре города, они оставили коляску под присмотром кучера и отправились кто куда: мистер Уильям — повидать старых знакомых, женщины — по магазинам, где продавалась всевозможная одежда и предметы дамского туалета.

Отец велел дочери не скупиться и приобрести хорошие вещи для себя и Айрин.

Сара и Касси небрежно перебирали и рассматривали наряды, тогда как Айрин и Лила не могли опомниться от изумления при виде волн кружев и каскадов шелков.

До сего времени мулатка знала только дешевый ситец, холст да одежду из домотканой шерстяной материи цвета скорлупы грецкого ореха, а ее новая госпожа и вовсе ходила в лохмотьях.

Айрин нуждалась в панталонах, нижней юбке, сорочке и корсете, потому сначала они зашли в магазин, торговавший дамским бельем. Сара разговаривала с продавцами деловым, даже резким тоном, не реагируя на любезности. Она придирчиво ощупывала материю, разглядывала швы. Отец дал ей поручение, и она была обязана выполнить его как можно лучше, отрешившись от эмоций и подчинившись долгу.

В результате Айрин получила спускавшиеся до щиколоток панталоны с широкой кружевной оборкой, сорочку и нижнюю юбку из белого льна и корсет из простеганного хлопчатобумажного атласа. В следующей лавке ее поджидали вышитые по тюлю и органди шали с оборками из кружев или похожей на дождь бахромой. Затем настал черед летней шляпки из золотистой соломки, украшенной цветами и лентами, и перчаток, как позднее сказала слугам Касси, «чтобы скрыть грязь под ногтями».

Сара без труда выбрала для Айрин несколько домашних платьев с гладкими, натянутыми на каркас юбками, а вот с бальным вышла проблема. Их было так много — разных цветов, с низко вырезанными лифами, с крошечными рукавами или вовсе без них, с массой воланов из кружева, атласа и тафты, гирляндами искусственных цветов, петлями из лент, плиссированными оборками и тесьмой!