Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник) - Мария Воронова

Но в рентгеновском кабинете их ждал сюрприз – свободного газа на снимке не оказалось.

– Ура, значит, я ошиблась, и оперировать не надо!

– Ничего подобного, – фыркнул Дубикайтис. – В лучевой диагностике положительный результат имеет гораздо большую ценность, чем отрицательный. Мало ли почему газ не видно, может, у мужика спайки или еще что. Клиника яркая, так что вперед!

– Значит, ты предлагаешь мне зарезать больного, у которого, возможно, ничего и нет? – От страха и возмущения она даже не заметила, что обратилась к Александру Кимовичу на ты.

Тот захохотал:

– Юля, это же морской офицер, ты его лопатой не убьешь!

В операционной снова дежурила Елизавета. Подав скальпель трясущейся от страха Юле, она ободряющим тоном сказала:

– Не беспокойтесь, Юлия Евгеньевна, я подскажу, если что.

Юля была так благодарна за эти слова, что совсем забыла: перед ней змея, разлучница, которую необходимо вывести на чистую воду и уничтожить.

– Подождите, – сказал анестезиолог, – нужно еще фентанил ввести. Две минуты.

Получив маленькую отсрочку, Юля вдруг задумалась о своих личных делах. Следовало признать – никаких успехов она не добилась, личность Филипповой зазнобы оставалась для нее такой же загадкой, как и в начале расследования. Отчаявшись поймать подозреваемых на месте преступления, Юля надеялась, что ее соперница выдаст себя, обнаружив ненависть к законной жене. Косые взгляды в ее сторону или какие-нибудь мелкие козни, на выдумку которых так горазды женщины, стали бы для Юли прекрасной уликой. Но любовница Филиппа, кто бы она ни была, обладала завидным присутствием духа. Ни Катенька, ни Елизавета ни разу не пытались подставить ее. А ведь она их провоцировала, надевала на службу уникальные бриллианты из своей девичьей шкатулки и врала, что это подарки мужа. За чаем, не жалея красок, расписывала нежность и заботливость Рыбакова. Эти россказни о семейной идиллии должны были заставить давиться слюной не только соперницу, но и совершенно нейтральную женщину. Однако, обводя глазами лица сотрудниц во время своих баллад, Юля не поймала ни одного напряженного взгляда.

«Ладно, пусть не зависть! – думала она. – Допустим, Филипп рисует нашу жизнь совсем в других тонах, и она верит ему, а не мне. Но я ведь и насмешливой гримасы не видела ни на Катином лице, ни на Елизаветином».

Если бы Юля не подслушала тот злосчастный разговор, ни за что не заподозрила бы у Рыбакова другой женщины! Но разговор не допускал иных толкований. Уверенный, что жены нет дома, Филипп выражался предельно ясно.

«Может быть, я ищу не там?» – думала она. Ей очень хотелось снять подозрения с коллег и почувствовать себя не засланным шпионом, а полноправным членом коллектива. Но факты – вещь упрямая.

Итак, Катя или Елизавета. Одна из них спит с ее мужем, а Юля до сих пор не знает кто!

– Можно, – кивнул анестезиолог, и она, мигом отбросив все мысли о своей личной жизни, начала разрез.

«Сейчас выяснится, что у него ничего нет и мы располосовали мужика напрасно, – мрачно думала она, а рука, в которой неожиданно для Юли появились твердость и уверенность, скупыми четкими движениями рассекла подкожную клетчатку. – Ага, вот и белая линия живота, разрез нужно сделать строго по ней, чтобы не захватить мышц. Где же тут середина?

…Хорошо, если дело кончится просто рубцом на животе, а если начнутся осложнения? Нагноение раны, допустим. Спаечная болезнь. Или, – похолодела Юля, – кишечные свищи? Стоило пережить множество погружений и боев, чтобы в один прекрасный день тебя зарезала придурковатая девица…»

Она нашла перекрест волокон апоневроза[8] и провела скальпелем. Показался предбрюшинный жир, без малейших признаков патологии.

– Вот видишь, – сказала она Дубикайтису, – ничего нет.

– Подожди, мы еще в живот не вошли… – Он пинцетом захватил край брюшины и приподнял.

Мысленно прощаясь с едва начавшейся карьерой хирурга, Юля рассекла брюшину и взяла на кохера[9] вместе с салфетками. Есть! Из раны на нее смотрело перфоративное отверстие в выходном отделе желудка.

…– Лечение перфоративной язвы только оперативное. Производится ушивание язвы двухрядным узловым швом, линия швов дополнительно укрепляется прядью сальника. Брюшная полость тщательно санируется раствором антисептика.

– Отлично, Юля. Давайте зачетку. «Отлично, отлично, – ворчала Юля про себя, вдохновен но накладывая швы. – Не слишком толсто, не слишком ча сто, но чтобы было прочно и герметично, – чего стоит это «отлично» теперь, когда я столкнулась с перфоративной язвой лицом к лицу? Сдам ли я этот экзамен, где оценка – жизнь человека?»

– Блестяще, – сказала Елизавета, развязывая на Юле халат. – Мужская точность и чисто женская аккуратность.

– Вы рано хвалите меня, пусть больной сначала поправится.

– Юля, это подводник, а им все на пользу, – засмеялся Дубикайтис. – Сколько я им переломов лечил, срастается как на собаках, хотя по всем канонам медицины должно быть наоборот! Гипоксия, малоподвижность в походах, все факторы риска налицо, а у них через неделю великолепная костная мозоль.

Елизавета пригласила их выпить чаю.

– Похоже, кончилось твое везение, – разглагольствовал Дубикайтис, сидя на диване по-турецки, – теперь лапаротомии косяком пойдут.

– Не пугайте Юлию Евгеньевну, – церемонно заявила Елизавета.

Разлив чай, она опустилась на краешек стула и сидела с абсолютно прямой спиной, будто на приеме у королевы. Юля, глядя на нее, тоже подобралась, хоть ей очень хотелось развалиться в кресле.

– А что пугать? Пусть привыкает. Сама говоришь, у нее классно получается.

– Это так. Юлия Евгеньевна, вы можете доверять моему глазу. Я с шестнадцати лет стою на операциях, подавала многим хирургам, в том числе профессорам, и умею определить, кто чего стоит. Не сомневайтесь в себе, вы быстро достигнете уровня наших докторов.

– Что вы, Елизавета! Не хвалите меня.

– Я больше скажу, – невозмутимо, без улыбки продолжала медсестра. – Я надеюсь, рано или поздно вы освоите гораздо более сложную отрасль медицины – оформление больничных. Вам это по силам.

– Не то что мне! – фыркнул Дубикайтис. – Ах, Елизавета, я без тебя просто осиротел. Катя – тетка старательная, но с тобой никто не может сравниться. Я как сыр в масле катался, расписывался, где ты говорила, и все. Теперь же думать приходится, а ты знаешь, как я это не люблю.

– Юлия Евгеньевна, я хотела вас попросить… – замялась Елизавета. – Не думайте, что мне плохо с вами работается, но, честно говоря, хотелось бы вернуться к Александру Кимовичу. Мы с ним привыкли друг к другу, кроме того, я исполняю обязанности старшей медсестры и мне нужен непосредственный контакт с заведующим.