Сердце Эрии - Эйлин Рей

к звездам, а рядом медленно расползалось кровавое пятно.

Из ступора меня вырвал оглушительный хлопок.

Я испуганно подпрыгнула на месте, мысленно ухватилась за реальность, в которую меня вернул выстрел, и, не раздумывая, помчалась за ведьмой в сторону раздавшегося звука. Эспер помедлил, подозрительно всматриваясь в серые дымные клочья, парящие над дорогой. Туман все еще не мог проникнуть за барьер и, кажется, уже не пытался. Убедившись в том, что он не представляет опасности, тамиру бросился за мной. Благодаря его острому звериному нюху я ощутила едкий запах крови и опаленной плоти, прежде чем увидела Лиин, испуганно жмущуюся к Шейну. Русые волосы служанки растрепались, руки покрыла неровная сеть кровоточащих царапин, сорочка была разорвана на груди, и девушка неловко прикрывала обнаженную кожу дрожащей ладонью.

На дорожке перед крыльцом лежал крупный мужчина, облаченный в ночную рубаху, – Бездонный поймал несчастного во сне, – а возле тела сидел растерянный Олан Сентьер. Побелевшими от напряжения пальцами он сжимал плечо убитого, будто надеялся разбудить того. Рядом в траве угрожающе поблескивала Слеза Эрии, инкрустированная в приклад двуствольного ружья.

Сдерживая подступившую к горлу тошноту, я поспешила отвести взгляд от мертвеца и зияющей в его животе дыры.

Кассия присела на корточки перед мужем, нежно прижала ладонь к его щеке. Мужчина растерянным взглядом коснулся ее лица.

– Зенн ворвался к Лиин, хотел… Не знаю, что он хотел. Я увидел, как он тащит ее по улице, и пытался его остановить… – Голос Олана Сентьера дрогнул, и в нем зазвучала горечь. – Добряк Зенн, который не мог обидеть даже мухи!

«Ее перепутали с тобой», – предположил тамиру, и по моей спине пробежал колючий холодок.

– Вы не виноваты, – успокоила мужчину Эсса, чье присутствие, как и Шеонны, я заметила только сейчас, – вы спасли Лиин.

– Эсса права, – подтвердила Кассия. – И это уже был не тот добряк Зенн, каким мы его знали. Его душу поглотила порабощенная и оскверненная Тень.

Олан Сентьер горестно шмыгнул носом, поднял оброненное ружье и встал на ноги.

– Нужно сообщить его родным и городской страже, – пробормотал он.

– Только нужно хорошо обдумать, что мы им скажем, – трезво подметила Эсса.

Кассия что-то ответила, но ночь жадно поглотила ее тихие слова. Эспер встревоженно навострил уши и сощурился, встретившись с ведьмой взглядом. Она повторила свои слова, и они вновь растворились в прохладном воздухе.

Я оцепенела.

Тишина казалась осязаемой: она давила на плечи, закрывала наши уши ледяными ладонями, срывала с языка слова и не позволяла им разлететься по двору. Окутавшее нас безмолвие буквально искрилось от чужой зловещей Силы, прикосновение которой покалывало кожу.

Я окинула друзей испуганным взглядом: они выглядели не менее растерянными. Я прижалась к Эсперу и всмотрелась в обманчиво безмятежную темноту, дремлющую среди деревьев.

Звуки вернулись так же неожиданно. Они разодрали тишину в клочья одновременно с тем, как Одержимые вырвались из темноты и Слезы Эрии в лампах у порога осветили их искаженные яростью и болью лица.

С хриплым рычанием двое мужчин набросились на Кассию. Ведьма ударила одного из них кинжалом в живот, второго Эспер сбил с ног, чудом увернувшись от острых призрачных когтей, выпущенных из человеческой плоти, оскверненной Тенью. Олан Сентьер бросился на подмогу тамиру, замахнувшись на Одержимого прикладом ружья.

Лиин завизжала от страха. Выскочившая из дома Нейя поймала ее за руку и втянула за порог, когда их уже почти настигла одна из Одержимых: черные слезы и кровь заливали ее некогда миловидное личико, теперь искаженное звериным голодом. Девушка заколотила в захлопнувшуюся дверь. Она яростно скребла дерево, сдирая краску и не замечая боли от ломающихся ногтей и острых щепок, впивавшихся в кожу. Шейн попытался ее усмирить: оттащил от двери и повалил на землю, неловко уворачиваясь от размашистых ударов.

В саду перед домом свирепствовала настоящая буря: люди сталкивались подобно грозовым облакам, ночь озаряли яркие вспышки, над головой раскатами грома проносились выстрелы, энергетические сгустки врезались в деревья, опаляя листву, а тлеющие частички оседали на землю, затухая на влажной от кровавой росы земле. Я растерянно закружилась на месте. Краем глаза заметила, как Эсса ударила тростью Одержимого. Тяжелый набалдашник врезался в висок, голова мужчины резко дернулась назад, и мне показалось, что я услышала, как оглушительно хрустнул пробитый череп. И когда я поняла, что это трещали не кости, а сухие ветки под чужой ногой, отчаянно предупреждая о приближающейся опасности, было уже слишком поздно.

Одержимый неожиданно выскочил из-за дерева и отшвырнул меня прямо на колючий куст шиповника. Подо мной ломались ветви, иглами впиваясь в спину, и я оказалась зажата между двумя озлобленными хищниками: один стремился распороть шипами вены на моих запястьях, а второй, опаляя горячим дыханием, тянулся зубами к незащищенному горлу.

«Алесса!» – голос Эспера зазвенел в ушах, заглушая хриплое рычание Одержимого.

Я ощущала, как пружинит земля под его лапами, как вонзаются когти в рыхлую землю – тамиру спешил на помощь, – но не переставала бороться. Извернувшись, я сумела пнуть нападавшего в живот. Мой удар был неловким и слабым, но Одержимый отпрянул, вытянулся во весь свой невысокий рост, и, к своему ужасу, я обнаружила перед собой ребенка.

Ноги не слушались. Я выпуталась из куста и испуганно отползла, не сводя глаз с худого бледного мальчишки. И не сразу почувствовала, как настойчиво Эспер тянет зубами за рукав, заставляя меня подняться. Не выдержав, тамиру нетерпеливо нырнул мордой под мою руку и грубо толкнул головой. Я наконец встала, обессиленно опираясь на поджарого рыжего пса. Пальцы напряженно сжались на его загривке, а взгляд все так же упирался в Одержимого.

Он больше не нападал.

Неожиданно бескровные детские губы дрогнули в мольбе, и Тьма, клубящаяся в запавших глазах, на мгновение поредела.

Сердце екнуло.

Ребенок боролся с Тенью.

«Или тот, кто призвал тварей, слабеет и теряет над ними контроль», – предположил Эспер.

Зловещая чернота вновь заполонила едва прояснившиеся глаза мальчика. Ребенок по-звериному склонил голову к плечу, наблюдая за мной отстраненным пустым взглядом и плавно покачиваясь, будто одинокое тощее пугало посреди пожарища.

Едкая горечь коснулась моего носа, обожгла легкие, и окаменевший от страха разум мгновенно прояснился. Я вздрогнула.

Над медленно тлеющей травой стелился серый дым, легкий ветерок рвал его на тонкие лоскуты и развеивал по саду, закручивая ядовитые ленты вокруг деревьев, к корням которых уже хищно подкрадывались рыжие искры. Неподалеку раздался крик. Я мгновенно узнала голос Шеонны.

Напуганная подруга бежала в сторону беседки, в отчаянии ища защиту под ее ненадежной крышей. Но старое сооружение ее не приняло. Прогнившая ступенька проломилась, нога Шеонны ухнула в дыру, и девушка неловко завалилась на лестницу. Преследующая ее Одержимая тотчас прыгнула сверху, придавив всем весом, и вцепилась руками в шею.

Забыв о ребенке, мы с Эспером бросились на помощь.

Подруга брыкалась, пытаясь сбросить с себя Одержимую, но та лишь крепче сжимала пальцы, не обращая внимания ни на бессильную борьбу, ни на плавящуюся на ладонях плоть, – кожа Шеонны накалилась от жара, как и земля вокруг беседки. Я набросилась на Одержимую со спины и что есть силы постаралась оттащить. Шеонна захрипела. Юркие, как ящерицы, языки пламени разбежались по ступенькам, взмыли по покрытым мхом и плесенью балясинам и объяли перила жарким огнем.

Я крепче вцепилась в женщину и наконец сумела оттолкнуть. Шеонна жадно втянула воздух и вскарабкалась вверх по ступням. Из ее разбитого носа и прокушенной губы шла кровь, а испуганный взгляд метался по сторонам.

Одержимая напружинилась, Эспер выпустил когти и припал к земле, приготовившись к прыжку. Но женщина не успела атаковать: голодное пламя стрелой рассекло высокую траву и бросилось ей на грудь, растекаясь по всему телу. Воздух наполнился тошнотворным запахом горящих волос и плоти. Одержимая захрипела, но даже не попыталась стряхнуть обжигающие языки, не издала болезненного крика… Я ошарашенно наблюдала за тем, как чернеет и плавится ее кожа, как подкашиваются худые ноги, пока женщина покореженной грудой горелой плоти и костей не осела на землю.

А обретший свободу огонь, будто сорвавшийся с цепи пес, тем временем метался по саду, пожирая все, до чего мог дотянуться. Деревья вспыхивали как спички, яркий свет