Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только в кармане Коськи забренчал капитал, в нем что-то переключилось. Он еще больше сбил набок «кэпи», и толстогубое, со следами чернил лицо его приняло лунатическое выражение.
Старец на этот раз вручил ему афишку беспрекословно.
— Читай! — велел Коська.
Афишка начиналась словами: «Я, борец, Иван Поддубный, оказавшись проездом в вашем славном городе…» — и кончалась: «Советую молодежи подтянуться да поупражняться, чтобы выступить со мной в борьбе».
Пока Славик читал, Коська, к его ужасу, чуть не купил пожарную каску. Славик едва отговорил его от дурацкой покупки. Потом Коська стал прицениваться к канделябру на четыре свечи с голой бронзовой бабой.
— Что ты делаешь, Коська! — кричал на него Славик. — Я Таракану скажу! Надо же Зорьку выкупать. Коська!
Но деньги вконец опьянили долговязого парня, и он купил бы все-таки канделябр, если бы мимо не проходила цыганка. Он немедленно пожелал ворожить. Цыганка, молодая, смугло-загорелая, будто освещенная костром, в поддернутых, как гардины, юбках и с черноглазым младенцем, винтовкой торчащим за ее плечом, стала тасовать басурманские карты, приговаривая: «Сейчас я тебе всю правду скажу, расписной, сахарный, помнить меня будешь, любить меня будешь…»
Пока шло гаданье, у Коськи вспыхнула новая мысль.
— Огурец! — гаркнул он. — Пошли кваску выпьем!
— Что ты! — испугался Славик. — Нельзя!
— А если нет, то почему?
— Сам, что ли, не знаешь? Надо же Зорьку выкупить.
— А мы с тобой больше выручили! Бумага тянула шестьдесят пять копеек, а мы взяли шестьдесят девять. Четыре копейки лишку.
— Таракан заругается. Что ты!
— А он, думаешь, не пил? Гад буду, пил. Давай на пару один стакан.
«Лучше было бы мне с Митей идти», — подумал Славик и сказал:
— Не знаю. Костя. От холодного кваса можно простудиться.
— Ладно, пошли! Я плачу! А ты стой тут, — велел он цыганке. — Напьюсь, догадаем. А пока жди. Барон, рыдая, вышел!
Гадалка разразилась такой раскудрявой бранью, что Коська некоторое время шел за ней следом, чтобы дослушать до конца. И только когда голос ее потонул в базарном гуле, он остановился и произнес гордо:
— Вот как я ее уел! Слышал?
Настроение у него было преотличное.
Они подошли к ларю. На ларе рубином и изумрудом сверкали приманивающие народ бутылки.
Парень с гроздью разбойничьих кудрей на глазах, ловко спасаясь от пены, наполнил стакан.
— Будьте любезны, — сказал он Коське.
Коська форсил до конца. Он вынул изо рта самую солидную монету, подбоченился и отхлебнул.
Продавец обошел ларь, схватил Коську за шиворот и велел поставить стакан на место.
— Почему? — удивился Коська.
— Потому что я тебе леща отпущу.
Коська поставил.
Раздалась затрещина.
— За что? — поинтересовался Коська.
— За то, что царский двугривенный суешь, — разъяснил продавец.
Коська ахнул. На серебряном кружочке был оттиснут орел с двумя головами.
— Ты куда глядел! — набросился он на Славика. — Тебе доверили деньги считать, а ты что?
— Ведь я… ведь ты… — лепетал Славик.
Огорчение Славика было таким безысходным, что продавец разрешил ребятам допить квас бесплатно. Они сделали по глотку и побежали к мяснику. За ними то на трех, то на четырех лапах поскакал Козырь.
— А ведь монетка-то не моя, — сказал им Кулибин.
— Чего голову морочишь! — орал Коська. — Давай правдашный двугривенный. Куда нам ее, с орлом-то! Ее за квас и то не берут.
— Вы у квасника были? Тогда ясно. — Мясник завел наглые глаза. — Это который квасник? Который щипцами завивается? Он и подменил. Лично. Советский взял, а царский отдал.
— На понт берешь!.. — начал было галдеть Коська, но мясник перегнулся через прилавок и заговорил тихо: — Он не одним вам подменивает. У него с мирного времени во дворе кубышка зарыта. Он стальной маске подменил. Знаете — стальная маска в цирке борется. Кинула ему червонец, а он ей сдачу двугривенными. Воротилась стальная маска домой, а двугривенные все как есть царские.
— И чего было? — спросил Славик.
Кулибин не расслышал его вопроса.
— Ну, мазурик! — цокал он языком. — Вот это мазурик! Копеешник, на ком интерес строит!.. Ступайте к нему и требуйте. Скажите, чтобы сменил, а то, мол, некрасиво.
— А если он не поверит, что это его двугривенный? — спросил Славик.
— Как это не поверит. Он же щипцами завивается! Поверит.
Ребята отправились к чубатому. Чем дальше они шли, тем походка их становилась безнадежней. Оба поняли: Кулибин-сын просто-напросто обдуривал их.
— Гляди, Костя, Козырь бежит, — сказал Славик.
И правда. Отведав косточки, собачонка моталась за ними, не отставая.
— Пошли Петрушку глядеть, — предложил Коська.
Они повернули к каруселям, но на пути им попалась фортунка.
У низкого столика, разделенного на шесть разноцветных квадратов, сидел инвалид с одной ногой. «За копейку — пятак, за пятак — четвертак, за гривенник — полтинник!» — выкликал он, утирая бабьим головным платком лысину.
Охотников играть не было. Несколько ротозеев щелкали подсолнушки. Хозяин лениво бросал пятаки, закручивал вертушку и выигрывал сам у себя. Подошел франт в гетрах, с подбритыми усиками, под руку с испуганно взирающей на него барышней, кинул мятый целковый, проиграл и, как ни в чем не бывало, поволок барышню дальше.
— Чем крепше нервы, чем ближе цель! — завистливо проговорил Коська.
И вдруг завел глаза под лоб. Счастливая мысль посетила его.
— Огурец, — сказал он, замирая. — Давай сыгранем по копеечке.
— Да ты что! А проиграем?
— Проиграем, так копейку. А выиграем — сразу пятак! Ворожея наворожила к счастью! Голова два уха!
«Надо было с Митей идти», — снова подумал Славик.
— Нет, я не буду, — сказал он.
— А если нет, то почему?
— Во — первых, у нас деньги Зорьку выкупать. Какой ты, Костя, странный.
— Для Зорьки и сыграем. Царский двугривенный надо оправдать или не надо? Таракан спросит — ты чего скажешь? А тут двадцать копеек выручим — веселися, весь народ!
— Не знаю, Костя. А если проиграем?
— Я ему говорю — цыганка наворожила, а он — «проиграем»! — Коська развел руками. — Вот жадюга!
— Давай, Костя, так… — сказал деликатный Славик. — Если Козырь убежал, сыграем. Если сидит — нет.
— Давай лучше сыграем, если Козырь здесь. А убежал — пойдем так.
Славик оглянулся. Лохматая собачонка сидела шагах в двадцати, вывалив язык, и делала вид, что смотрит в другую сторону.
— Ну вот, — сказал Коська. — А ты говоришь — купаться!
— Хорошо, — сказал Славик. — Ты как хочешь, а я не буду.
— А если нет, то почему?
— Сколько раз, Костя, можно повторять одно и тоже. Я не умею играть на фортунке.
— Да тут уметь нечего. Ставишь на любой номер и загребаешь деньги. А вот чего сделаем! Мы у попугая проверим!
Он схватил Славика за руку и поволок к шарманщику. Какая-то нечистая сила вселилась в него.
— Ты посмотри на этого шарманщика, — урезонивал Славик. — Разве такой шарманщик правильно нагадает?
Шарманщик был дряхлый. Он не мог долго крутить ручку и отдыхал на середине музыки. И шарманка у него была старая, шепелявая и попугай старый и лысый. Хозяин долго упрашивал попугая достать Коськино счастье. Попугай зевал, показывал бессовестно черный язык и ругался. И только когда хозяин достал прутик, попка глянул на Коську безумным глазом и поддернул свернутую, как лекарство, бумажку.
Прорицание было озаглавлено: «Девственный пергамент». Славик с трудом разобрал написанные под копирку фразы: «Под знаком Юпитера наливается кровью… Царь Давид египетский… сторонись врага огненного. Не даст вкусить тела своего…»
— А «наливается кровью» — не очень хорошо, — насторожился Славик. — Как думаешь, Костя? И кто такой царь Давид?
К ним подошла девушка с соседнего двора — Алина, бывшая машинистка девятого разряда. Она пообещала растолковать темные места пергамента, если Славик добежит до военного дяденьки и спросит: «Не надо женщин?»
Дело было пустяковое. Славик сбегал — спросил. Оказалось, пока не надо.
Алина разбирала только печатные буквы, поэтому читать пришлось Славику.
— «Под знаком Юпитера наливается кровью», — повторила Алина. — Кошмар! — и спросила Славика: — От кого у тебя такие глазки, малютка? От папки или от мамки?
— Ладно тебе! Читай! — торопился Коська. — Этот попугай, наверное, не ту бумажку вынул. Перепутал, наверно.
— А на что гадал? — спросила Алина.
— На фортунку. Выиграю или нет.
— И куда тебе деньги, малютка? Чем их больше, тем считать дольше… Глазки — как у барашка. С ума сойти.
— Глазки, глазки… — сердился Коська. — Ты скажи, повезет или нет?
— Повезет, малютка. Под Юпитером непременная удача во всех делах. Особенно нам, деушкам.
- Три повести - Сергей Петрович Антонов - Советская классическая проза / Русская классическая проза
- Овраги - Сергей Антонов - Советская классическая проза
- Овраги - Сергей Антонов - Советская классическая проза
- Волки - Юрий Гончаров - Советская классическая проза
- Дорога неровная - Евгения Изюмова - Советская классическая проза
- Надежда - Север Гансовский - Советская классическая проза
- Тени исчезают в полдень - Анатолий Степанович Иванов - Советская классическая проза
- Цемент - Федор Гладков - Советская классическая проза
- Песочные часы - Ирина Гуро - Советская классическая проза
- Далеко ли до Чукотки? - Ирина Евгеньевна Ракша - Советская классическая проза