Предатель. После развода - Арина Арская

месяца, — выхожу из лифта и оглядываюсь, — а два года.

— Я знаю, — нехотя покидает лифт.

— И может пройти еще несколько лет в такой же ситуации, Борь, — неторопливо качу чемодан по белому мраморному полу.

— И ты не хочешь тратить их на маму.

Достаю ключи, позвякиваю ими и говорю:

— Не в таком русле, — киваю я. — И я принимаю ее решение не быть вместе. Она права. Ей не стоит оставаться в отношениях с тем, кого она застукала с другой женщиной. Она же потом сожрет себя и меня подозрениями, где я, что я, куда я, с кем я.

Именно сейчас, когда я честно признаюсь сыну и себе, что я перешагиваю через старые отношения, на меня накатывает тоска.

Я все же с надеждой бился в закрытую дверь и требовал разговора. Да было глупо и даже жестоко думать так, но я считал, что возможно инцидент с Алиной встряхнет Анфису, которая наконец обратит на меня и на свою жизнь внимание.

Я даже не прочувствовал в ней обиду как таковую, что я козел и что посмел так с ней поступить.

Ведь в обиде всегда хотят поговорить и высказать свою злость, негодование и покопаться в ситуации.

Но у Анфисы не было этого желания. Она сразу с лета приняла решение о разводе, будто его очень ждала, но не было причины о нем заявить.

То, что сейчас я испытываю, походит на то чувство, которое я испытал сидя за столиком с бокалом вина, ожидая свою распрекрасную жену на свиданку. Прошло три часа, прежде чем я понял, что она забыла.

Это была своего рода проверкой. За день я пригласил ее на свидание. Она сидела и ковырялаь в планшете, разглядывая фотографии с какого-то очередного европейского показа мод. Напитывалась идеями. Я подошел сзади, обнял ее и прошептал, что хочу завтра поужинать в нашем любимом ресторане в семь часов вечера.

Дождался “Да, да, дорогой” и оставил ее.

На вечер следующего дня была запланирована по расписанию через день няня, с которой бы Анфиса могла оставить детей, нарядиться и прийти ко мне, но она пропустила мимо ушей мои слова.

Потом я совсем выпал в осадок, когда вернулся домой и мне задали вопрос:

— А чего ты задержался?

До этого вопроса я хотел закатить скандал, но после него и лишь пожал плечами и сказал:

— Так получилось.

— Ну, ты хотя бы предупреждай, — на руках захныкала Афинка, будто намекая маме, что она неправа. — Слушай, там Борька няню нашу измордовал. Возьмешь его на себя?

Не услышала, была занята и нефиг мне заниматься проверкой жены, которая недавно родила. У нее ведь гормоны пляшут, внимание рассеивается.

В следующий раз я разверну ее к себе, четко проговорю свое желание о свидании, дождусь твердого ответа и переспрошу детали.

Но следующего раза не случилось.

— Пап, — Боря вырывает меня из своих мыслей. — Давай я открою?

— Мне жаль, Борь, — смотрю на сына. — Как любят говорить, я не потянул твою маму. Возможно, нам не стоило вступать в брак…

— Вы же по залету, — Боря кривится.

— Кто тебе такое сказал?

— Я считать умею, — прищуривается на меня. — Мой день рождения, ваша свадьба… По залету, — сглатывает и у него подбородок дрожит. — Вот и все.

— Мы любили, Борь, — сжимаю ключи в кулаке, и зубчики впиваются в кожу ладони. Подаюсь в его стороную. — И я был рад, что ты у меня будешь. Прекращай, Борь. И не смей матери такое ляпнуть.

— А чо?

— Ничо, — наклоняюсь и вглядываюсь в глаза, — ты меня услышал?

— Да, — зло отворачивается, — маме не говорить, что она по залету вышла за тебя замуж.

Дети — это счастье. Дети — это цветы жизни. Дети — это мелкие говнюки, которые умеют так подковырнуть, что глаза наливаются кровью.

— Залетный ты мой, — цежу я сквозь зубы и вставляю ключ в замочную скважину. — Залетный, бляха-муха, вертолетный.

— Очень смешно, — фыркает Боря и пинает дверь.

— Прекрати, — перевожу на него взгляд.

Цыкает, закатывает глаза и отворачивается. И опять цыкает. Я тоже цыкаю в ответ. Передразниваю. Оглядывается.

— Мы так и будем стоять у двери? И где Диана?

— Мы с Дианой только планировали съехаться, — проворачиваю ключ. — На этой неделе.

Глава 30. Вы были такими красивыми

— Бесячая, — опять вздыхает Аня, — но, может, ему такая дура и нужна?

Я улыбаюсь. Мне приятно, что Аня пытается меня поддержать, но это лишь ненадолго меня успокоит.

— Да не дура она, — бьюсь затылком о запертую дверь. — Нет, бесит, конечно, — признаюсь со смешком, — но это уже мои проблемы, Ань. Не ее.

— Почему ты не поговоришь с Германом?

Закрываю глаза.

— Он козел, — Аня вздыхает, — и ее голос становится тише, но тогда и наш папа — тоже.

— С папой все по-другому было, — крепко зажмуриваюсь. — Ань, перестань…

— Но я же все равно в курсе, Фиса, что я родилась от его интрижки на стороне, — ее голос вздрагивает. — Мы никогда не говорили об этом, но… я же знаю, Фиса, но мама…

— Там было все иначе…

— Мама его простила, — Аня вздыхает, — и я их очень люблю. И они друг друга любят. Ты же не будешь это отрицать?

— Любят, да… — киваю я. — Может, в этом и проблема… Мама любила папу…

Накрываю лицо руками и всхлипываю.

— Что ты такое говоришь?

Аня пытается открыть дверь, но я приваливаюсь к ней спиной:

— Нет… — сиплю я.

— Я хочу к тебе.

— Не надо, не сейчас…

Анютка за дверью настороженно затихает. Я не помню той любви, что горела во мне к Герману, в последние два года нашего брака.

И, вообще, эти два года в памяти как-то смазались, и я помню себя только в окружении выкроек, зарисовок, манекенов.

Герман был в стороне.

Прикусываю кончик языка.

Не хочу.

Не хочу я в этом копаться. Не хочу.

Я вот сейчас вспомнила, как он молча заносит в мою мастерскую поднос с завтраком, целует в макушку, а я игнорирую, прикалывая тонкую резинку к краю муслина.

И мысль в голове