Предатель. После развода - Арина Арская

паркинге холодно и пахнет бензином.

— Пошли, — хлопает по плечу и шагает прочь к дверям лифтовой площадки.

Колесики чемодана, который он катит за собой, неприятно поскрипывают.

Если он женится на этой шмаре, то это точно конец, и мама совсем слетит с катушек. Она тогда не просто свой бренд создаст, а захватит, блин, мир, чтобы всех нарядить в свои платья, лишь отвлечься от того, что у папы новая жена.

А когда эта жена ребенка родит?

Я должен что-то сделать. Меня начинает трясти.

— Борь, — папа оглядывается и ставит чемодан. — Я могу попытаться взять тебя на руки.

— Я не успокоился, — поскрипываю зубами. — нихрена я не успокоился. И нихрена твои книжки не помогают!

— Ты много ругаешься.

— Скажи! — мой голос прокатывается по парковке. — Ты ее любишь?! Любишь маму?! А?! Любишь? Или все? Скажи!

Глава 26. Я зол, очень зол

— Скажи, что ты ее разлюбил! — орет Борька и сжимает кулаки. — И закроем тему! Закроем, если ты ее не любишь!

И сколько в нем сейчас злости и безнадеги, будто мой ответ повлечет смерть всех его близких.

Я знал, что однажды он так закричит и задаст именно этот вопрос, от которого мне станет горько во рту.

Его отчаянное желание, чтобы мама и папа были вместе, режет меня по живому, и вместе с тем вызывает дикий гнев к Анфисе, которая не может даже со мной поговорить.

Хотя бы ради сына сесть и поговорить.

Не надо меня прощать, потому что я принимаю ее право идти своей дорогой, но разговор нам нужен, чтобы окончательно все закрыть между нами.

Тогда и Борька успокоится.

Поговорить, согласиться, что мы не враги, а бывшие муж и жена, которые все равно должны смотреть в одну сторону, ведь у нас дети.

Два года прошло. Я устал.

Первые полгода я был полон решимости все исправить, но сейчас… Сейчас я хочу домашнего уюта, теплую воркующую женщину под одеялом и ласковые объятия.

Пусть и не от той, в которую я втрескался в свое время до искр в глазах и онемевших пальцев. Да и влюбленность, как показала, практика не горит огнем годами.

— Что ты молчишь?!

А что я могу сказать сыну?

Поделится с ним, что я не знаю, что именно я теперь чувствую к его матери? Что ее отказы, упрямство и тупое игнорирование моих слов в наушниках медленно, но верно привело к раздражению?

Конечно, я головой понимаю, что она имеет право обижаться, но не почти два года. Да, сейчас я согласен на Диану, которая где-то лжет, где-то льстит, где-то липнет с ласковым мурлыканьем.

Вероятно, у нее такие же планы на мою скромную персону, как и у меня на нее. Использовать и взять то, чего не хватает.

Упустим из внимания момент, что вот это “не хватает” и привело к тому, что передо мной стоит разъяренный сын.

По макушке проходит поток холодного воздуха, что вырывается из вентиляционной трубы над головой.

Не хватало.

Мне однажды стало не хватать с Анфисой женской ласки.

Игривого кокетства.

Ленивой нежности, в которой мужчина и женщина могут лежать на диване часами. Какая роскошь! Пятнадцать минут милый, и я побежала рисовать новые эскизы. У меня горят все сроки.

Не хватало глупых разговоров ни о чем.

И всего этого мне начало не хватать до рождения Афинки. Со второй беременностью Анфиса вообще отвернулась от меня в желании завоевать новые вершины в своем деле. Эскизы, тряпки по всему дому, выкройки и бессонные ночи за швейной машинкой.

Я сначала просил, потом требовал, чтобы она ночами хотя бы спала со мной в кровати, а не приходила под утро, когда я уже просыпался, но моя жена игнорирует любые авторитеты.

Ей надо отшить десять новых платьев, и она это сделает, ведь ей скоро рожать, а с грудничком все встанет на паузу. И похуй на мнение мужа, который пытается ее притормозить.

— Прекрати, Гера, ты не понимаешь, что для меня это важно? Я не могу сейчас взять паузу! Никто не говорил, что будет просто со второй беременностью!

Секс?

Он был. Нет, мне не отказывали, но были не со мной. Были со своими сраными платьями и выкройками.

До идиотизма доходило.

Я, блять, кончаю, тянусь, чтобы как следует засосать свою жену, которая внезапно, за секунду до смачного поцелуя с рыком и последней волной оргазма смотрит мне в глаза и говорит:

— Воротничок-стоечка плохая идея. Нужен круглый ворот.

А после вползает из-под меня, чмокает, торопливо вытирает между ног влажной салфеткой и бежит в свою мастерскую к иголкам и тряпкам.

И не было во мне чувства вины, когда она поймала меня с поличным.

Это правда.

Я не получал от своей жены, что положено мужу. Поцелуев, смеха, мур-мур, объятий и ленного безделья в выходные дни.

Ах, грудничок на ее руках? Начнем с того, что все началось до грудничка, и плавно перейдем к тому, что я вставал по ночам к Афинке, я нанимал няню, я приезжал посреди дня домой на пару часов, чтобы мамуля поспала, отдохнула, и к вечеру, может быть, обратила бы на мужа внимание.

Хуя с два. Мама шла к своим тупым платьям, потому что появились зацепки на создание бренда.

Спасибо, что хоть на Борьку ее хватало. Уроки проверит вместе со мной, переговорит о делах в школе и попросит помощи с тем, что надо поддержать ткань, пока она прикалывает ее к манекену. Наверное, поэтому у Борьки воспоминания, что у нас все было хорошо.

— Я очень зол на твою маму, — тихо отвечаю я. — Вот так, Боря. Знаешь, она в какой-то момент стала замужем не за мной, а за своими платьями. И ведь ничего не изменилось.

Глава 27. А сейчас полегчало?

Борька сжимает кулаки еще крепче и загнанно смотрит на меня, а после шипит:

— Но ты так и не сказал, что ты ее разлюбил. Я тоже на нее постоянно злюсь.

Сейчас можно закидать Борьку по уши глупостями “мы с мамой все равно родные люди” и “люблю ее, как вашу маму”, но это все чушь собачья.

Родные люди?

Я с ней сейчас вообще не чувствую никакого родства. Да, был штамп в паспорте, были кольца на пальцах, но сейчас нет между нами никакой близости.

А, может, я просто заебался за все это время