Путь за горизонт - Егор Ветров

вставлялись драгоценные камни. Острое лезвие имело легкий изгиб и утончалось ближе к концу. Золотистого цвета ножны также являлись частью роскошного подарка, явно заслуживавшего отдельного места в музее военной истории. Изумленные взоры жадно впились в смертоносное произведения искусства, стараясь разглядеть его поближе.

— Спасибо. Где ты его достал? — Юлиан пристально посмотрел на друга.

— Это боевой трофей. Мятежникам он уже не пригодится, поэтому я предусмотрительно забрал его с собой из развалин их городка. Честно говоря, я хотел оставить это сокровище себе и подарить тебе что-то попроще, но ладно, так уж и быть, — Дариус махнул рукой.

— Откуда такой кинжал у мятежников? Он мог принадлежать только гражданам, причем самым богатым.

— Понятия не имею, может, ограбили кого-то или с трупа толстосума эллиадского сняли. Да и кого это волнует. Я тот, кто нашел эту дорогую игрушку, — значит, она стала моей, а теперь и твоей. Все просто.

Юноша с рубиновой шевелюрой кивнул, вложил кинжал в ножны и спрятал их за пояс.

На исходе вечера единая толпа Вольных распалась на группы помельче. Белла, Юлиан и Дариус решили устроиться возле чахнущего костра, где уже сидели Стефан и Майя. Белла остановилась за их спинами, но внезапный, точно удар хлыста, оклик Дариуса заставил самозабвенно беседовавшую парочку вздрогнуть и обернуться.

— Мы вам случайно не помешали? — с ехидной улыбкой спросил черноволосый здоровяк.

Пока Стефан и Майя неловко отнекивались, Белла и двое парней подсели к костру. Налетел колючий ветер, пронзавший тонкую ткань военной формы, будто дыхание далекой зимы.

— Уф, так резко похолодало, — запричитала Майя.

— Ты всегда найдешь на что пожаловаться. Первым, что я от тебя услышал, была жалоба на то, какой на улице ужасный ветер, — ответил ей Дариус.

— Нет, неправда! — надула щеки Майя. — Если ты слышишь только плохое, не стоит ли задуматься, что проблема заключается в тебе? Вообще-то тем вечером, когда нас привезли в тренировочный лагерь, мы все чуть не задубели. Еще скажите, что не помните. Я вот никогда не забуду стук зубов Стефана, который было слышно даже в конце строя!

— Почему сразу я?! Непонятно, кто из нас всех громче стучал зубами, может, это ты? — улыбаясь, Стефан повернул голову к кудрявой девушке.

— Это все мелочи. В целом, это были приятные шесть месяцев. Днем нам приходилось несладко, но зато по вечерам мы вместе собирались в комнате отдыха. Все было бы хорошо, если бы не то, что произошло с Селимом, — мрачное воспоминание, подобное стреле, пронзило разум Беллы.

— Мы не спасли его, а сегодня потеряли и Софию. Он ведь тогда заступился за нее. Получается, все было зря...

Юлиан оборвал Майю:

— Нет смысла себя в этом винить. Никто из нас не всесилен и не способен повлиять на прошлое, но разве мы не извлекли из него урок? Разве участь Селима не подтолкнула нас дать обещание?

— Да, его жертва не была напрасной, — согласилась Белла.

Златовласая девушка взглянула на Юлиана. Казалось, будто его разноцветные глаза смотрят прямо на нее, но потом она осознала, что их взор устремлен вглубь минувших дней.

Глава 9. Жертва и обещание.

Первое воспоминание о лагере военной подготовки «Северная звезда» даже спустя полгода стояло у Юлиана перед глазами столь ясно, будто с тех пор прошла всего неделя. Охваченный вечерними сумерками образ высоких стен с колючей проволокой под напряжением, заостренных дозорных вышек с часовыми и блуждающих во мгле лучей света десятков прожекторов — вот что он увидел, когда вместе с Дариусом выпрыгнул из кузова грузовика, доставившего их туда вместе с другими новобранцами. На первый взгляд это зрелище мало чем отличалась от привычной ему картины коррекционного лагеря № 5, но, как выяснилось потом, начальные впечатления оказались обманчивыми.

Тем же вечером, пятого ноября 127 года Новой Эры, сотни будущих бойцов бронетанковых отрядов прошли процесс регистрации, получили новую форму и построились на закатанном в асфальт плацу, чтобы выслушать столь же эмоциональную, сколь бестолковую речь местного коменданта. Под надоедливую мелодию гимна Республики «Рассвет цивилизации» строй Вольных терзали жуткие порывы ветра, словно не замечавшего на своем пути утепленных танковых курток и плотных армейских штанов. В тот миг, слушая стук как собственных, так и чужих, будто выбивавших чечетку, зубов, Юлиан размышлял о судьбе брата, который остался в коррекционном лагере. Однако путь к его освобождению лежал впереди.

Вскоре стало понятно, что приветственная речь и вводная инструкция были только началом развлекательной программы для новобранцев. Она продолжилась утомительной строевой подготовкой, а финальным испытанием послужил забег на 20-километровую дистанцию, которую преодолело меньше половины участников. Затем выбившихся из сил курсантов развели по казармам, где каждая группа познакомилась со своим куратором.

Куратором группы № 1, куда попал Юлиан, оказался старший лейтенант Радимир Митич, с нетерпением поджидавший свежее пополнение под крышей казармы. При первой же встрече он во весь голос заявил: «Я сделаю из отребья вроде вас настоящих людей». Митич был крупным мужчиной средних лет с широкой округлой физиономией, обрамленной густой небрежной щетиной. Первые отметины седины уже проскакивали на темно-русых коротких волосах, а глубоко посаженные карие глаза с озлобленностью и жестокостью садиста взирали на новобранцев. Вечно гневливое лицо Митича вызывало у Юлиана ассоциации с мордой разъяренного быка, а расплывшееся тело — с откормленным на убой боровом. Ходили слухи, что любивший измываться над курсантами старший лейтенант Митич получил статуса Жителя Республики около десяти лет назад и гордился этим, словно пес, удостоившийся кости от хозяина. После того как он попал в тренировочный лагерь в качестве военного инструктора, а затем и куратора, некогда державший себя в форме солдат вовсю стал потакать своим пагубным привычкам — пьянству и перееданию, отчего с годами все больше походил на обрюзгшего тылового работника. Излишества отложились на его теле в виде пивного брюха, обвисших щек и желеподобного тройного подбородка. Поговаривали, что за годы службы Митич пережил трагедию настолько ужасную, что после перехода во второе сословие и переобучения в офицерской школе поклялся больше никогда не возвращаться на передовую и потому остался работать инструктором в тылу. Кто-то из прошлого выпуска и вовсе рассказывал новобранцам, что слышал, как Митич вопит по ночам, из-за чего не ложится спать без бутылки крепкого пойла, а потом просыпается со страшной головной болью и злобой на душе.

Уже на вторые