Седьмое небо - Рини Эйкомб

— Запомни, дорогая, — медленно отчеканил Рамон, — это не я тебя потерял, это ты потеряла свою память.

Словно искра высеклась между ними. В мозгу Синтии стали вдруг зажигаться и гаснуть какие-то картины. Ослепительная вспышка — и на мгновение туманная завеса прошлого приоткрывалась, но, как только Синтия пыталась заглянуть туда, память вновь плотно закутывалась в свои непроницаемые покровы.

От бесплодных усилий сердце Синтии бешено билось, грудь судорожно вздымалась в отчаянной попытке перевести дух. Синтия открыла рот, пытаясь заговорить, но тут же смешалась под горящим взглядом Рамона, глаза которого сверлили ее, призывая признать его правоту.

И он действительно оказался прав! — в панике призналась себе Синтия. Как последняя трусиха я предпочла бежать и лишиться памяти, нежели лицом к лицу встретиться с тем, что меня страшило.

Только теперь, под тяжелым безжалостным взглядом Рамона, Синтия впервые призналась себе в этом. И ей захотелось во что бы то ни стало решить головоломку: из-за чего этот мужчина кажется ей самым дорогим другом и одновременно смертельным врагом.

— Ведь я люблю тебя? — услышала она свой слабый шепот.

Карие глаза Рамона потемнели, и темно-коричневая радужная оболочка почти слилась с черным зрачком.

— Да.

— И я сильно обидела тебя. Ты сам мне намекнул как-то.

Последняя фраза Рамону явно не понравилась — он беспокойно отвел взгляд, потом снова посмотрел Синтии в глаза.

— Было такое, — нехотя признал он. — Но ты ошибаешься, если решила, что я привез тебя сюда ради мести. Это не так, мне не за что тебе мстить, потому что я огорчал тебя намного чаще, чем ты меня.

Значит, наш брак вовсе не был безоблачным, в который раз поняла Синтия. Видимо, мы оба обладали горячим, изменчивым нравом, каждый стремился настоять на своем.

Синтия снова посмотрела на дом. Странно, но он больше не пугал и не отталкивал ее. Синтия перевела взгляд на Рамона.

— Я не помню. Но очень хочу вспомнить.

Черты его лица неуловимо изменились — как показалось Синтии, они стали мягче, из них ушло напряжение. Рамон кивнул и убрал руку с дверцы машины.

— Хорошо. Значит, мы на верном пути. Как твое колено? Ты можешь идти сама?

Надо же, как он ловко перевел разговор, с неудовольствием отметила Синтия. Ни слова не говоря, она привычно начала разрабатывать больное колено, прежде чем наступить на эту ногу. Затем, словно по молчаливому уговору, Рамон подставил согнутую в локте руку, и Синтия оперлась на нее. Она вздрогнула, ощутив близость Рамона, но быстро справилась с собой и улыбкой дала понять, что готова идти к дому.

Как это хорошо звучит — мой дом, наш дом, умиленно подумала Синтия и с легкой озабоченностью спросила:

— Тебе не кажется, что он немного великоват для двоих?

— Он… — Рамон замялся, — долгое время принадлежит нашей семье.

Синтия остановилась и посмотрела на него. Но, поскольку длинные ресницы Рамона были опущены, она не смогла разглядеть выражение его глаз. Зато увидела, как в лукавой усмешке изогнулись губы. Синтия впилась ногтями в руку Рамона и судорожно перевела дыхание.

— К черту все, — процедил Рамон и подхватил ее на руки.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула Синтия. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда он прижал ее к себе. — Почему обращаешься со мной, как с инвалидом?! Я могу идти сама!

— Ты моя жена и я могу делать с тобой что захочу! — последовал грубоватый ответ.

Рамон понес ее к дому. Синтия понимала, что протестовать бесполезно, но все же — больше из желания проявить характер — огрызнулась:

— Неплохо бы сначала спросить у меня!

Взойдя по ступеням, он остановился перед дверью и поцеловал Синтию в губы с такой страстью, словно хотел, чтобы она вспыхнула как факел. Посмотрев на жену, Рамон понял, что достиг цели.

— Вот и хорошо! — удовлетворенно выдохнул он. — Ты можешь не помнить своего имени, но будешь знать отныне, кто ты для меня.

— Что с тобой? — испугалась Синтия. — Отчего ты злишься?

— Ты моя жена! — прохрипел Рамон, словно это снимало все вопросы. — Же-на, — повторил он по слогам, словно впечатывая слово в ее сознание.

Со стороны его можно было принять за молодожена, которому предстоит первая брачная ночь. Только Синтия не была ни невестой, ни невинной девушкой. И грозные интонации Рамона совершенно не пугали, а скорее даже веселили ее.

Рамон переступил порог, и дверь с шумом захлопнулась за ними. Синтия увидела стены, затянутые шелком пастельных тонов, написанные маслом полотна в элегантных багетах, стоящие, должно быть, целое состояние… Правда, Синтия не успела их как следует рассмотреть, как, впрочем, и другие детали интерьера, поскольку Рамон стремительно пронес ее через холл к лестнице.

— Рамон…

— Молчи! Не произноси мое имя, пока я не уложил тебя в постель, — решительно оборвал он.

— Почему? — с любопытством спросила Синтия.

— Потому что ты называешь меня по имени, только когда не отдаешь себе в этом отчета. Мне иногда кажется, что я обретаю физическую оболочку лишь в твоем воображении.

Действительно, подумала Синтия, он становится для меня реальным человеком из плоти и крови, лишь когда я прикасаюсь к нему. В остальное время он для меня как бы нереальная фигура.

Рамон вошел в спальню и осторожно поставил Синтию на ноги.

— Извини, — прошептала она и поцеловала Рамона в щеку.

Она лишь хотела, чтобы этот поцелуй символизировал собой просьбу о прощении, но он получился совсем иным — глубоким, сладостным, вожделенным.

Однако на этом Синтия не успокоилась. Она лизнула щеку Рамона, будто хотела попробовать, каков он на вкус, потом еще раз, еще… Это было как наваждение. Синтия чувствовала нарастающее непреодолимое желание, которое грозило захлестнуть ее.

От ласкающих прикосновений ее языка Рамон сильно вздрагивал, словно через него пропускали ток высокого напряжения.

— Ты колдунья, — прохрипел он нежно и, посмотрев на Синтию долгим взглядом, прильнул к ее губам в страстном глубоком поцелуе, словно хотел проглотить ее целиком.

Синтия и не подумала оказать сопротивление. Обоих захватила грубая животная страсть. Рамон ухватился за нижний край ее блузки и потянул вверх. Синтия с готовностью подняла руки и глухо недовольно застонала, когда им пришлось ненадолго оторваться друг от друга, чтобы стянуть блузку через голову.

От своей рубашки Рамон избавился в считанные секунды. Нетерпеливые пальцы Синтии немедленно погрузились в волоски, которыми поросла мускулистая грудь Рамона. Синтию дурманило прикосновение к ним, она буквально теряла голову.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});