Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги - Владимир Викторович Малышев

времена…

Загадки Николая Лескова

Единственный музей в Петербурге, который носит имя литературного персонажа, это – «Русский левша», в названии которого использовано произведение Михаила Лескова «Левша» о русском мастере, который «англицкую блоху подковал». Музей этот, расположенный на Итальянской улице, правда, не литературный, а посвящен микроминиатюрам. Однако для нас интересно другое: этой повести, которую сегодня цитируют чаще всего, сам писатель большого значения не придавал. Да и сегодня мало, кто знает, что свой сказ про искусного тульского мастера Лесков сопроводил предисловием (в современных изданиях его уже не печатают), в котором говориться, что забавный рассказ о «косом Левше и стальной блохе» «есть оружейная легенда и выражает гордость русских мастеров ружейного дела».

Почему же именно «ружейного»? Это – одна из загадок творчества Лескова, которого в полной мере оценили только в наши дни и стали называть не «этнографом», а великим русским писателем, который, как и Достоевский, предсказал трагическое будущее нашей страны.

Родился Лесков в самом сердце России – в селе Горохове Орловского уезда. Отец его был следователем, служил в Уголовной палате Орла. В школе маленький Коля, ненавидевший зубрежку, учился плохо. Гораздо больше, чем учителя, ему дало самообразование и рассказы отца, умнейшего, как говорили тогда соседи, человека. Недоучившегося в школе способного отрока пристроили в ту же Уголовную палату, где работал его родитель, поначалу писцом. Потом он перебрался в Киев, где посещал лекции в университете. Затем стал работать в фирме мужа своей тетки «Шкот и Вилькенс». Это позволило будущему писателю много ездить по стране, встречаться с самыми разными людьми, изучать их характеры. «…Это самые лучшие годы моей жизни, когда я много видел и жил легко», – позже вспоминал Лесков.

«Я не изучал народа по разговорам с петербургскими извозчиками, а я вырос в народе, на гостомельском выгоне, с казанком в руке, я спал с ним на росистой траве ночного, под тёплым овчинным тулупом…», – отмечал писатель. Обогащенный жизненным опытом, он скоро перебрался в Петербург, где решил начать литературную карьеру.

Жертва доноса

В столице молодой литератор начал с сотрудничества с газетами и журналами, строчил в них очерки, репортажи, рассказы. Публикуя их под самыми разными псевдонимами, порой курьезными: Стебницкий, Николай Горохов, Кто-то, Проезжий, Любитель часов и т. п. В 1862 году в столице участились пожары, которые народная молва приписывала студентам. Лесков написал об этом статью, но ее смысл извратили, обвинив молодого писателя в том, что он будто бы сочинили на студентов донос. Все от него отвернулись. А тогдашний кумир молодых умов и либеральной интеллигенции Писарев вынес приговор: «Найдется ли хоть один честный писатель, который согласиться работать в одном журнале с Лесковым?».

В результате Лескова отказывались публиковать многие журналы. Единственным, кто печатал его работы, был Михаил Катков, редактор журнала “Русский вестник”. Но и с ним писателю было невероятно сложно работать, редактор правил практически все произведения Лескова, а некоторые и вовсе отказывался печатать.

Обескураженный и разбитый Лесков был вынужден уехать за границу. То было время появления нигилистов, казалось модным находиться в оппозиции к власти, все, что она делает, отрицать, проповедуя «хождение в народ». Однако Лесков, который к 35 годам сам исходил и объездил чуть ли не всю Россию, знал русского человека много лучше тех, кто никогда не покидал столицы. Он был уверен в бесперспективности революции и написал повесть «Некуда», где эти самые нигилисты, которым восхищалась «просвещенная молодежь», были изображены в карикатурном виде.

И это вызвало уже настоящую ярость радикалов, которые обвинили писателя в «клевете на молодое поколение» и стали его травить, называя Лескова «шпионом III-го отделения», будто написавшего повесть по заказу жандармов. Возмущенный Лесков издал роман «На ножах», где изобразил нигилистов уже с неприкрытой ненавистью.

Писатель будущего

Когда писатель вернулся в Россию, то в своих романах, повестях и рассказах – «Соборяне», «Запечатленный ангел», «Очарованный странник», «Леди Макбет Мценского уезда» и т. д. стал уже изображать «другую Россию». Лесков создал целый «иконостас» святых и праведников, людей с мятущейся и тонкой душой, занятых поисками Бога и вечной истины. Волшебник слова и непревзойденный рассказчик, Лесков показывает пеструю галерею образов русских людей, благодаря которой его потом стали ставить в один ряд с Толстым, Тургеневым и Гоголем, называть самым национальным писателем России.

Иван Флягин в его «Очарованном страннике», например, – настоящий былинный русский богатырь, в образе которого писатель показал нравственную и физическую силу русского человека, его душевную щедрость, любовь к родине.

«Мне за народ помереть очень хочется», – говорит в итоге своих странствий Иван, в котором воплотились основные черты национального русского характера. Разве не эту же мысль повторил много лет спустя в «Белом солнце пустыни» кинематографический, даже внешне так похожий на него, таможенник Верещагин: «Мне за державу обидно»?

Лесков вовсе не был «этнографическим писателем», каким его почему-то называют некоторые критики. Как и Достоевский, показывая подрывную, разрушительную роль революционеров-нигилистов, называя их «мошенниками от нигилизма», разоблачая их, в то время как «прогрессивная общественность» ими восторгалась, Лесков пророчески предсказал трагическое будущее России. Первым это понял Лев Толстой, назвав Лескова «писателем будущего». «Читая его, чувствуешь Русь!» – восторгался он.

Как в России чистили ружья

Однако про эти пророчества Лескова сегодня мало кто, кроме литературных критиков, помнит. Ирония судьбы в том, что больше всего известно и популярно до сих пор его небольшое шутливое произведение о Левше, «подковавшем блоху», которому сам автор не придавал особого значения – именно его постоянно переиздают, ставят по нему фильмы, фразы из него сделались поговорками. А ведь когда «Левша» появился в печати, то подвергся сокрушительной критике с обеих сторон. Либералы и демократы обвинили Лескова в национализме, а сторонники власти сочли чрезмерно мрачным изображение жизни русского народа.

Поначалу этот сказ печатался с предисловием автора (потом писатель сам его снял). В нем Лесков объяснял, что в произведении на самом деле «изображается борьба наших мастеров с английскими мастерами, из которой наши вышли победоносно и англичан совершенно посрамили и унизили. Здесь же выясняется некая секретная причина военных неудач в Крыму…». Как известно, в Крымской кампании Россия потерпела поражение от англо-французских войск. Но какое отношение эта реальная война имеет к выдуманному автором сказу о подкованной блохе?

Оказывается, самое непосредственное. Вспомним, что перед смертью Левша попросил передать царю вызнанный им в Англии секрет о том, что англичане кирпичом, как у нас, ружейные стволы не чистят, поскольку от того ружья стреляют потом хуже. Но совет мастера императору не