Наше величество Змей Горыныч - Ирина Боброва

Братья в разбирательство включились с радостью, усиливая переполох да шум, разняли драчунов. Взмолился тут Власий, обращаясь к Сварогу:

– Отпусти ты меня, царь небесный, домой, в Лукоморье! Я скотьим богом быть не отказываюсь, но дома сердце мое осталось! Все в саду райском Ирие и знакомо мне, и в то же время чуждо! Тоска меня здесь берет.

– Ну что ж, – Сварог кашлянул, неодобрительно посмотрел на Додолю – та все еще глазками маслеными на скотьего бога поглядывала – и в просьбе Власию не отказал. – Иди к людям, раз уж ты в этом видишь и понимаешь свое счастье. Только запомни вот что: ежели ты в обличье зверином разумное существо жизни лишишь, то навсегда зверем останешься.

Поклонился Власий Сварогу, Ладе-матери и остальным богам да домой отправился.

Эх, в гостях хорошо, а дома лучше! Так думал Власий, оказавшись в родном Городище. Шел он по улочке, с горожанами здоровался, словом-другим перемолвиться останавливался. Всех знал он и любил, в этом Городище выросши с малолетства. И его все знали да любили. И сам Городище ему лучше райского сада казался, красивее во много раз. И когда на коровьей лепешке нога заскользила, ругаться Власий-царевич не стал, спокойно навоз отряхнул да продолжил свой путь к царскому терему. Домой поспел аккурат к обеду.

Сидел он за столом, пищу привычную ел с удовольствием. А сестрицы знай тарелки ему пододвигали, на братов аппетит нарадоваться не могли. Они болтали не умолкая, и Власий вдруг отметил, что сегодня болтовня сестриц ему приятна, а сами сестрицы докуками не кажутся, напротив, милы да веселы.

Елена Прекрасная ела мало, что птичка поклевывала. Остальные мясо зубами грызли, а она ножичком золотым крохи от куска отковыривала да устами сахарными с двузубца снимала, аккуратно при этом манерничая. Двузубец тот вилкой звался, за него царь Вавила купцу Садко большие деньги заплатил. По совести сказать, царь-батюшка и больше бы отдал, так сильно его допекла младшенькая политесом да манерностью. Целый месяц на свой махонький кулачок наматывала отцовские нервы, выпрашивая столовые приборы. По приличиям, оказывается, нельзя даме благородной рот за едой широко разевать, а ложку деревянную иначе в рот не засунешь. И так же достала, что царь купил-таки прибор тот столовый для нее. Если б раньше знать, как зубец тот да ножичек выглядят, то свои бы умельцы сделали, но ни кузнецы, ни ювелирных дел мастера такого прибора столового никогда не видели.

И вот теперь, состроив манерную мордочку, Еленушка следующий кусочек отпилила, губами с вилки сняла да прожевала. Потом ротик полотенцем утерла и взяла со стола махонькую остро заточенную щепочку. Прежде чем кашу пшенную с маслом да медом откушать, давай в зубах этой щепочкой ковыряться. Щепки эти зубочистками назывались и, по словам Елены Прекрасной, были очень полезны для здоровья. Бояре поначалу над Еленушкой посмеивались, но, когда воевода Потап глянул люто, прекратили. О том, что Потап по младшей царевне сохнет, знали все, кроме самого Потапа.

Потапа воеводой назначили, когда он совсем юным был – и двенадцати годов ему тогда не исполнилось. Назначили потому, что обнаружились у него большие способности к стратегии и тактике и ум государственного масштаба. Помимо ума отличался Потап богатырской силой и телосложение имел соответствующее. Плечи – косая сажень, сила богатырская, в бою, конном ли, пешем, равных Потапу не было. По праву звание высокое носил и не кичился своим положением. С лица он красавцем не был, но и уродливостью тоже не отличался. А что лицо его грубое, будто из дерева топором вытесано, да в шрамах – то для богатыря не помеха, а, напротив, достоинство. Одежду Потап носил простую, по-военному сдержанную, не фасонистую. Рубаха да порты, сапоги крепкие да кольчуга с перевязью. И меч неизменно при нем. Сосредоточен и серьезен муж сей – ни тебе движений лишних, ни жестов размашистых. Если беседа дел военных или государственных не касалась, то и слова лишнего не вымолвит.

Марья Искусница тоже зубочистку в руках вертела, но по причине, не имевшей никакого отношения к политесу и манерности. Она на поверхности каши чертила что-то непонятное, опять, наверное, конструкцию какую-нибудь придумала. И так Марьюшка была погружена в свое дело, что будто и не слышала ничего вокруг и не видела.

Купец Садко старался всеми силами привлечь внимание Марьи Искусницы, но та его долгосрочно игнорировала и знаков внимания не замечала. Да и купца самого всерьез тоже будто не воспринимала. Царь Вавила по этому поводу не огорчался. Кому другому Садко был бы желанным зятем, особенно если учесть, сколько золота из царской казны в его мошну купеческую перекочевало. Но для своей дочери желал Вавила в мужья принца французского или английского – не меньше. Чтобы стала Марьюшка королевой большой и сильной державы. А Садко хоть и хороший человек, но простой купец.

А вот Василиса Премудрая и кушанья за обе щеки успевала уплетать, и замечать все, и беседу со всеми сразу вести, еще и сестер изводить насмешками. И она-то уж своего ухажера без внимания не оставляла, то и дело пихая его в бок локтем.

Вавила недовольно поморщился – кого-кого, а Ивана-дурака за своим столом он меньше других хотел видеть. Дурак – он и есть дурак, люди зря таким прозвищем не обозначат. Лицо у Ванюши глупое, улыбка к ушам лопухастым ползет, нос конопатый, а волосы лохмами торчат. Глаза синие, доверчивые да наивные, умом-разумом не замутненные. Статью Иванушка-дурачок, конечно, заметен, плечи богатырские, кулаки что молоты кузнечные, но все равно странно – и что в нем Василисушка нашла? Вавила этого не понимал, да только Иван-дурак за Василисой Премудрой словно хвост за собакой бегал. Всегда рядом был. Бояре нашептывали, что в зятья дурня придется брать, но Вавила от таких шепотков да пророчеств отмахивался. Говорил, что у старшенькой просто страсть к просветительству, а у Ваньки, соответственно, тоже страсть – к обучению. Бояре только головами покачивали да в бороды посмеивались, точно зная, что в скором времени обучение да просвещение на второй план отойдут, а страсть-то на первый выйдет.

– Еленушка, ты не боишься щепками этими язык занозить? – спросила Василиса у младшей сестры.

– Фи-и, сестрица, какая ты неманерная! – ответила Еленушка и брезгливо скривилась. – Эти щепочки, к твоему сведению, зубочистилками называются. Они для здоровья дюже полезные. Вы вот ими не пользуетесь, так потом не жалуйтесь, когда флора испорченная во рту заведется.

– Ну главное, чтобы фауна испорченная во рту не завелась, – небрежно сказала Марья Искусница, не отрываясь от своего занятия, – а уж флору мы как-нибудь прожуем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});