Склероз, рассеянный по жизни - Александр Ширвиндт

А когда начались события в Крыму, мне позвонили, что там идут манифестации и очередная запланирована у памятника-трубки.

* * *

Я человек азартный. Лет двадцать пять тому назад мы были на гастролях в Атлантик-Сити с театром Чехова. Там в каждом казино свой огромный концертный зал. У меня сохранилась афиша, где написано: «12 июля – Лайза Миннелли; 20 июля – «Чествование», в ролях: Александр Ширвиндт… 25 июля – Майкл Джексон».

Жили мы тут же, в отеле при казино. А кругом – автоматы, и рулетки, и покер, и блек-джек… Но я решил взять себя в руки и искушению не поддаваться: мол, приехал сюда работать и зарабатывать. И все бы ничего, но нам выдали талоны на питание в столовку для крупье. Идти туда нужно было через игровые залы, а вокруг все сияет, манит…

Короче, были мы там пять дней, сыграли три спектакля, за каждый из которых мне заплатили по тысяче долларов. А домой я приехал из этого Атлантик-Сити, задолжав три тысячи, то есть проиграв весь свой гонорар плюс еще столько же. Поэтому сейчас, если кто-то из близких видит меня около подобного заведения, сразу вяжет и уводит в другую сторону.

В начале 60-х, когда я только-только учился гибнуть на бегах, мой доверчивый и интеллигентный папа попросился со мной на ипподром, чтобы вникнуть в суть этой пагубной страсти.

На бегах тогда существовали ростовщики. Был знаменитый сеньор Помидор – с красным лицом. Он круглые сутки торчал на бегах – ходил с авоськой, в которой лежали бутылка кефира и бутерброд.

В чем смысл гибели на бегах? Я проигрываю, проигрываю, проигрываю, а в 13-м заезде бежит лошадь – и я «точно» знаю, что она придет. А денег уже нет. И тогда – к сеньору Помидору: 3–5, 5–8, 8-12. Трешку берешь – пятерку отдаешь и так далее. Поскольку тогда это преследовалось, Помидор чужим не давал – а завсегдатаев он знал наизусть.

Я все спустил, у папы денег нет. А Помидору я был должен и подойти к нему не могу. Посылаю папу. И папа своей наивностью произвел такое титаническое впечатление на Помидора, что тот дал ему денег.

Помню одного отставного генерала железнодорожных войск. Приходил на ипподром в черной шинели до пола, посверкивая генеральскими погонами. В авоське – подшивка программок. Собирал их годами. Генерал по ним смотрел все резвости лошадиных дедушек, бабушек, мам – кто и когда пришел, летом или зимой, при какой погоде. Он все это сверял (компьютеров не было) и решал, есть ли надежда на данную кобылу.

Существует такое поверье: кто первый раз в жизни на ипподроме просто тыком ткнет в лошадь, обязательно угадает. Никогда никто ничего не угадывал. Хотя экспериментировали нередко. Собираемся компанией человек десять и, предположим, в Женский день, когда ничего понять невозможно, играем. Правда, по одному билету – всех со всеми. На всех со всеми неожиданно могли случиться очень большие выдачи. С нами – Гриша Минников, замечательный конферансье из Баку. Впервые на ипподроме. Выигрываем одну и отправляем Гришу взять выигрыш. Второй заезд проходит – он опять к кассам. Третий – он вновь получает. И слух по всему ипподрому среди аборигенов: «Мужик какой-то неизвестный угадывает во всех заездах». А на круг все равно в пух проигрались.

8 Марта едут одни бабы: ветеринары, конюхи, другие службы. Высчитать даже прожженным игрокам ничего невозможно. Кто собьется, кто сразу на конюшню отправится. Непредсказуемо. Но девочки едут с таким азартом. Были блестящие женщины-наездницы – Евгения Лихобаба, Алла Ползунова, которые выезжали и делали мужиков, как хотели.

Когда меня однажды на ипподроме усадили в качалку и дали «порулить», я понял, что такое беговая лошадь. Ее трогаешь – и такое ощущение, что от тебя уезжает паровоз. Какая силища! Удержать – ох как не просто.

Помню, как на ипподроме решили внедрить русские тройки. Из Якутии приехал Пупко, который там, в Якутии, ездил на тройке. Так что русские тройки на ипподроме внедрил Моисей Гидальевич Пупко.

При помощи второго тестя Державина – Буденного – я был пущен на правительственную трибуну ипподрома – как партнер родственника Буденного. Потом, когда Михал Михалыч с Буденным развелся, меня вышвырнули вниз.

На трибунах обреталось немало знакомых. Актер Пров Садовский стоял с пятью секундомерами в руках и еще одним на пузе. Все проездки фиксировал. Профессионал. Или руководитель Малого театра Михаил Иванович Царев с вечно поднятым воротником, чтобы его не было видно. На бега приходило огромное количество людей из Малого театра – актеров, оркестрантов. Отношение к Цареву было неоднозначное. Его дико боялись, но уважали. А на ипподроме тогда работал наездник второй категории – Царев. И когда была проездка и показывали лошадей, все начинали орать: «Сбейся, царевская морда! Сбейся! Сбейся, гад!» Кому орали?

Рядом в директорских ложах сидели Старостин, Яншин… Как-то в Доме актера на юбилее Михаила Яншина на сцену вышла лошадь. Организовал это Саша Аронов, был такой симпатичный режиссер, тоже беговик. И сидел на сцене Яншин, а рядом стояла несчастная лошадь. Она с ипподрома пешком пришла на пятый этаж. Высокие этажи, старый дом – ступеньки, ступеньки. Как добрела, до сих пор не понимаю. Зато юбиляр был совершенно ошарашен.

А однажды я с ипподрома отправился на юбилей «Сатирикона». На следующий день в газете появилась заметка:

Александр Ширвиндт один, без Михаила Державина, вышел на сцену нетвердой походкой, вытянув за собой тележку с каким-то грузом. «Я с ипподрома», – гордо сообщил Ширвиндт. После чего он долго навешивал на слегка растерявшегося Константина Райкина всяческие лошадиные принадлежности: сбрую, хомут с пестрыми ленточками, шоры. Когда Райкин был полностью экипирован для забега, Ширвиндт снял с телеги увесистый мешок. Как заклинание промямлив: «Чтобы ты всегда помнил, где ты живешь и с чем тебе предстоит сражаться», он вывалил прямо на подмостки кучу навоза. Наверное, это бутафория, предположили зрители. Но тут раздался запах. Потом долго убирали (хотя пахло до самого финала). Ширвиндт тоже помогал под бурные аплодисменты зала. Талантливому шуту позволено все.

В тот день на ипподроме были какие-то большие бега, меня там слегка напоили. Я уже опаздывал на юбилей, а нужно было что-то подарить Косте. Я взял сбрую, но понял, что ее будет маловато. И мне накидали огромный мешок свежего ипподромного навоза с овсом. Выходил на сцену я не сразу, а в зале было жарко, и я немножко созрел. Когда пошел запах, меня вместе с этим говном вымели.

* * *

С возрастом мы все время преодолеваем разного рода пороки, и, когда наконец все преодолено, образуется огромное количество времени, которое нечем занять. Тут выручает рыбалка.

Вообще-то я урбанист, потому что вынужден быть городским. И если куда-то выбираюсь, то это не море и не Майами, а какая-нибудь тихая заводь средней полосы. Мой отдых – только под нашим кустом и чтобы никого не было. Лица наших комаров мне приятнее.

Несколько лет назад меня все же совратили. В последний момент накрылась моя заводь на Валдае, я в панике дал слабину, и меня повезли отдыхать в Черногорию. Чисто, уютно и бессмысленно.

Как и в Швеции. Однажды вывезли меня туда на рыбалку. Мы искали, где бы остановиться, и обнаружили целый архипелаг сдающихся коттеджей. Никаких глухих заборов, колючих проволок. Только правила пользования коттеджем и ключи от дома, висящие на калитках. Ну это же застрелиться можно от такой жизни! Скукотища! А у нас действительно интересно. Только страшно. Страшно за детей, за внуков, за собак. И немножечко – за себя.

Многие считали рыбалку смыслом существования. Михаил Степанович Державин, отец Михал Михалыча, блестящий вахтанговский артист, был знатный рыбак и увлек сына сызмальства. Стилистика рыбалки у нас – полюсная. Я с рассвета плюхаюсь в складной «стульчак» и тупо сижу вне зависимости от клева. Михал Михалыч мечется по побережью, меняя кусты на трясину, переоснащает удочки, пробует блеснить…

Корифеем и фанатом рыбалки был народный артист Советского Союза Николай Крючков. К старости он соглашался сниматься в фильмах в том случае, если рядом с натурой оказывался водоем.

Замечательными рыбаками были Гриша Горин, Вячеслав Тихонов… Удивительный поэт-песенник Леня Дербенев рыбачил зимой и летом. Ловил подо льдом, под айсбергами, в унитазе, когда ничего другого не было. Не мог жить без удочки.

Однажды он и меня потащил на подледную рыбалку. Зимой, как известно, ловят на мотыля – такой маленький красненький червячок, которого и летом-то не надеть на крючок. Сейчас все оснащены, есть даже специальные резервуарчики с подогревом от батареек, а тогда, сорок лет назад, мотыля засовывали в презерватив и держали его за щекой!

Ездили мы с Леней рыбачить и летом. Как-то отдыхали с ним и Державиным в Сортавале. Внизу – Ладога с судаками и щуками и прилепившийся к скале Дом творчества композиторов. Со скалы мчится маленькая речушка, где мы всласть ловили небольшую форель. Но кто-то из местных подсказал, что, если забраться высоко на гору, там есть скальные озера и можно поймать громадных черных окуней. Мы навьючились как мулы: надувная красная лодка, рюкзаки со снаряжением, снасти, прикормка… Словно альпинисты, почти по отвесной скале стали карабкаться вверх.