Бентли Литтл, Глория - Бентли Литтл

но теперь она могла сказать, что он был построен из не совпадающих досок, взятых из других мест, и покрыт лаком и белой краской, которая начала выцветать и скалываться.

Мужчина потянул за деревянную ручку, и дверь в сарай открылась. Он отошел в сторону, приглашая ее войти.

— После вас, — сказал он.

Глория покачала головой.

— Я не пойду туда.

Впервые на губах мужчины заиграл намек на улыбку.

— Я так и знал! Я войду первым.

Он шагнул в сарай, и Глория услышала его шаги по деревянному полу. Внутри было темно, солнце светило на западную сторону сарая, а не на дверной проем, выходящий на север, поэтому она не могла видеть, что находится внутри.

— Пойдемте, — послышался голос мужчины из пристройки. — Смелей!

Нет. Она поставила точку в этом вопросе, особенно с детьми на руках. Куда ей деваться? Но ей было любопытно узнать, что находится в маленьком домике.

Глория отпустила руки своих сыновей.

— Оставайтесь на месте, — сказала она им. — Мамочка скоро вернется!

Она шагнула вперед, положила одну руку на край открытой двери, другую на дверную раму, наклонилась, чтобы увидеть интерьер.

Это было святилище.

Алтарь. Ее алтарь.

Персиковые волосы на ее шее зачесались, когда она уставилась на собственный огромный портрет в рамке, висевший на задней стене. По бокам висели или были прикреплены другие ее фотографии, рисунки и фотографии. Сарай оказался больше, чем казалось вначале, — он был узким в ширину, но уходил назад гораздо дальше, чем она могла себе представить, — и все же единственная комната была небольшой. В центре сарая был приподнятый участок пола, и на этом прямоугольном участке стояли на коленях двое мужчин и смотрели на нее с выражением благоговения. Рядом с ними стоял человек, который привел ее сюда.

— Ч-что это?

Мужчина снова улыбнулся.

— Это Глория.

Он произнес ее имя так, словно она сказала какую-то ласковую глупость.

С нее было достаточно, но, отвернувшись, намереваясь взять своих сыновей, вернуться к машине и убраться отсюда, она обнаружила, что мальчиков нигде не видно.

Ее сердце учащенно забилось.

— Брэдли? — позвала она. — Лукас?

Глория обвела глазами небольшое сборище, выстроившееся на краю участка, но увидела только взрослых, никаких признаков ее мальчиков.

— Брэдли! — позвала она снова. — Лукас!

— Где мои дети? — потребовала она объяснений. В ней бурлила ярость. Ее кулаки были сжаты, глаза пылали, когда она надвигалась на собравшуюся толпу, и ее крики, вероятно, были слышны на всем пути обратно в "Ла Кочина". — Где мои мальчики? Что вы с ними сделали?

— Брэдли! — кричала она во всю мощь своих легких. — Лукас!

Позади нее, из дверного проема сарая, заговорил мужчина с усами.

— Нет никакого Брэдли. Или Лукаса.

— О чем ты говоришь, сумасшедший сукин сын? — Она кричала так громко, что у нее болело горло.

— У вас нет таких детей, — спокойно сказал он.

— Брэдли! Лукас!

Она повернулась к нему лицом. Он уже направился к ней, а за ним, выйдя из дверного проема сарая, стояли на коленях двое мужчин. Оуэн Портис и Чарльз Уистер.

Как она узнала их имена?

У Глории голова шла кругом. Что, ради всего святого, происходит?

— Просто подождите, — сказал мужчина с усами, оглядываясь на них.

Рассел. Его звали Рассел. Вот почему он был так знаком. Конечно они виделись раньше. Но вот где?

Глория побежала прочь от адской пристройки.

— Брэдли! Лукас! Дети!

— Нет! — крикнул Рассел ей вслед. — Остановись!

Глава седьмая

Иногда Глория думала: Хорошо было бы родиться в маленькой семье.

Она не очень-то верила в это, не очень понимала, почему ее вообще посетила такая мысль, но в такие суматошные праздники, как этот, Четвертое июля, когда ее сестры, брат и все их семьи приехали к ней домой, когда она провела почти всю предыдущую неделю, заперевшись на кухне, а Бенджамин пропустил большую часть праздника, работая над барбекю на заднем дворе, Глория не могла отделаться от мысли, что было бы облегчением взять отпуск на год, просто провести день вместе, посмотрев марафон "Сумеречной зоны", сходить на пляж или в кино, без десятков навязчивых родных и их родственников.

Если бы у них с Бенджамином были свои дети, она, возможно, чувствовала бы себя по-другому. Не то чтобы она не любила своих племянников и племянниц — конечно, любила, — но становилось утомительно, когда столько их бегало по дому целый день, а после того, как все уходили, всегда оставался ущерб, который нужно было подсчитывать. Когда-то, думала она, хотя бы раз, было бы здорово отметить праздник в чужом доме, прийти гостем и уйти, когда удобно, и не оставаться до самого конца и убирать за собой. Но дом Джанин находился в новостройке и не имел ни переднего, ни заднего двора, Майра с детьми после развода жила в двухквартирном доме, а закрытый поселок Пола не одобрял подобные сборища; Глория даже не была уверена, разрешает ли его авторитарная ассоциация домовладельцев устраивать барбекю.

Джанин вошла на кухню с пустой миской.

— Сальса закончилась! — объявила она. — У вас есть еще? Это хит сезона!

Глория провела половину прошлой ночи, готовя эту сальсу с нуля по рецепту, который ей дала подруга Лупе, но она должна была знать, что ее семья будет просто поглощать ее, не обращая внимания не только на подлинность вкуса, но и на то, сколько труда на это было затрачено. С таким же успехом она могла купить галлон самого американизированного дерьма в "Коско" и вылить его в миску. Посолить и подать к столу.

— Извини, — сказала она. — Это все, что я приготовила.

Она намеренно подчеркнула тот факт, что приготовила его сама, но, как обычно, это замечание пролетело мимо ушей Джанин.

— Я проверю кухонный шкафчик, — сказала ее сестра. — Может, у тебя там что-нибудь есть.

Там была маленькая баночка с фасолевым соусом, который один из ее коллег подарил ей в знак благодарности в конце последней выставки, но прежде чем Глория успела сказать: "Оставьте это, пожалуйста. Я храню ее как сувенир", Джанин уже взяла банку с полки.

— Выглядит съедобно! — И она ушла.

Обескураженная, Глория отошла к раковине и выглянула