Дама и единорог - Трейси Шевалье

— Пошли. — Теперь я тащила ее за собой.

Мы успели добраться до улицы Самаритян и уже сворачивали за угол, когда вдруг раздался окрик Жака: «Кристина!»

— Бежим, — шепнула я, обнимая Алиенору за плечи. Мы спотыкались о неровные камни мостовой, налетали на стены и прохожих. — Сюда. — Я подтолкнула ее влево. — Саблон слишком далеко, спрячемся в Шапель. Здесь он нас точно не станет искать.

Мы припустили через площадь — лавочники складывали свое добро, собираясь домой, где их поджидал ужин.

Мы нырнули в церковь. Рядом с входом располагался придел Мадонны. Я подпихнула Алиенору в спину, и она, поняв подсказку, встала на колени так, чтобы ее скрывала колонна, если Жак Буйвол, часом, надумает искать нас здесь. Сама я тоже опустилась на колени и горячо зашептала молитву, затем поднялась с пола и присела на скамью. Ко мне пристроилась Алиенора, и некоторое время мы сидели молча, чтобы успокоить дыхание. Будь на месте Жака кто-то другой, я бы от души посмеялась над тем, какого мы с дочкой задали стрекача. Но сейчас, ей-богу, мне было не до смеха — уж больно несчастной выглядела Алиенора.

Я огляделась по сторонам. В церкви не было ни души. Вечерняя служба закончилась, и прихожане разошлись по домам перекусить на сон грядущий. Мне нравится Уединенная Богородица, она большая, и в ней много света, который проникает через бесчисленные окна, и, помимо всего, нам до нее рукой подать, но Саблон мне все же больше по вкусу. Он буквально в двух шагах от дома, где я росла, и потом, это приходская церковь ткачей. Саблон уступает Богородице в размерах, зато превосходит убранством — и витражи там покрасивее, и с фасада глядят каменные фигуры животных и людей. Но для Алиеноры, к сожалению, всей этой красоты просто не существует.

— Мамочка, — шепнула она, — умоляю, не отправляй меня к нему. Лучше постричься в монахини, чем жить в такой вони.

Запах перебродившей овечьей мочи, в которой вымачивают вайду, чтобы краска была более стойкой, — именно из-за него красильщики из поколения в поколение вынуждены жениться на своих кузинах. В Алиеноре Жак Буйвол углядел свежую кровь, не говоря уже о приданом и возможности породниться с не самым последним lissier.

— Ради чего мне мучиться? Ведь я даже никогда не узнаю, как выглядит краска, которую мне придется делать, — добавила она.

— Ковры ведь ты тоже не видишь, и ничего.

— Да, но они не пахнут так противно. И потом, их можно пощупать. По ворсу я догадываюсь, какие сцены на них изображены.

— У всех мужчин имеются свои недостатки, — вздохнула я, — но разве это не сущие пустяки по сравнению с едой и одеждой, кровом, средствами к существованию и постелью, которыми они нас обеспечивают? Жак Буйвол даст тебе все эти блага, и ты еще Бога будешь благодарить за его щедроты. — Я силилась говорить убедительно, но в душе не верила собственным словам.

— Но почему мне нельзя, как другим женщинам, выбрать мужчину себе по сердцу? От Жака Буйвола все шарахаются, как от чумы. За что мне такое злосчастье?

По телу Алиеноры пробежала дрожь отвращения. Не будет ей счастья с Жаком Буйволом, это ясно как божий день. У меня у самой нутро переворачивалось при одной мысли о том, что Жак Буйвол касается своими синими ручищами моей дочери.

— Это выгодная партия, — сказала я. — И для красильни Жака Буйвола, и для мастерской твоего отца. Жак Буйвол получит постоянный источник заказов, а Жорж сможет покупать синюю шерсть по более сходной цене. Мы с твоим отцом поженились тоже не просто так, а с целью объединить мастерские наших отцов. Моему отцу Бог не дал сына, и он готов был принять Жоржа в семью при условии, что мы обвенчаемся, что не помешало нам жить в ладу.

— Нет тут никакой выгоды, — возразила Алиенора. — Ты и сама это прекрасно знаешь. Вы бы приобрели значительно больше, если бы просватали меня, к примеру, за торговца шерстью или шелком, или другого ткача, или даже художника. Однако вы предпочли человека, у которого такая куча изъянов, что мой недостаток меркнет на этом фоне.

— Это неправда, — соврала я. — Ты наша палочка-выручалочка, и по хозяйству хлопочешь, и в мастерской помогаешь, и сад растишь.

— Я так старалась, — пробормотала Алиенора, — не щадила сил, только бы тебе угодить, но, видимо, все старания напрасны. Ну какому мужчине придет в голову брать слепую, когда полно зрячих? Скольких девушек в Брюсселе поведут под венец охотнее, чем меня! Такая же судьба и у Жака Буйвола. Мы с ним как осадок в винной бочке. Потому-то и предназначены друг другу.

Я промолчала. Она вместо меня изложила доводы, но мало заметно, что они ее убедили. С угрюмым видом она теребила подол. Я придавила ее руки своей, останавливая шевелящиеся пальцы.

— Все это еще вилами по воде писано. — Я отодвинула ее ладони в сторону и принялась расправлять помятое платье. — Я переговорю с отцом. В любом случае без тебя мы не справимся с новым заказом. Жак Буйвол наверняка ушел. Надо поспешить, пока наш пирог не съели.

Булочник уже возвратился домой, и семья в полном сборе сидела за столом. Жена согласилась продать нам пирог, но взяла с меня обещание доставить ей корзинку гороха из сада Алиеноры. Пироги с говядиной закончились, остались с каплуном, которые Жорж не очень жалует.

Мы уже подходили к дому, когда Алиенора вдруг шарахнулась вбок, как норовистая лошадь, и вцепилась мне в руку. В воздухе опять витал запах овечьей мочи. Должно быть, Жак Буйвол случайно наткнулся на нас на Верхней улице по дороге к Жоржу. Не сомневаюсь, что он намеренно выбрал час ужина, рассчитывая, что его пригласят откушать.

— Спрячься у соседей, — прикачала я. — Как только он уйдет, я тебя позову. — Я подвела ее к дверям ткача, который жил за два дома от нас, и она прошмыгнула внутрь.

Жак с Жоржем пили пиво в саду. Если на улице нет холода, мы не пускаем его в комнаты, и, думаю, он уже привык к подобному обращению. Рисунки «Звука» и «Обоняния» по-прежнему красовались на стене, но самого художника и след простыл. Где бы Жак Буйвол ни появлялся, всегда повторялось одно и то же.

— Привет, Жак, — поздоровалась я, вступая в сад и думая: «Только бы меня не стошнило».

— Что это вы от меня бегаете? — прогрохотал он. — Ты и твоя дочь?

— Ты это о чем? Мы с Алиенорой ходили за пирогом, а перед тем заглянули в Шапель. Мы очень торопились, чтобы поспеть к булочнику до закрытия, потому бежали, но совсем не от тебя. Можешь остаться с нами поужинать — отведаешь пирога.

Хочешь не хочешь, приходится проявлять любезность — тем более он, по всей вероятности, наш будущий зять.

— Нет, бегаете, — повторил Жак. — И зря. Где твоя дочь?

— В гостях.

— Bien.

— Жак хочет с нами поговорить об Алиеноре, — вступил Жорж.

— Сейчас меня волнует вовсе не она, а твой убогий заказ. — Жак Буйвол махнул в сторону «Звука». — Видишь, тут синего кот наплакал, да еще эти цветы, занимающие почти весь фон. Эта мода на мильфлёр, как пить дать, сведет меня в могилу, сплошное красное да желтое. А на этом ковре, похоже, синего еще меньше.

Он уставился на набросок «Обоняния», изображающий в законченном виде только лицо и плечи дамы.

— Ты говорил, на коврах будет много синего — по крайней мере половина травы. А теперь я вижу какие-то жалкие островки и вместо синего все красное.

— Взамен травы мы добавили деревья, — ответил Жорж. — У них будут синие кроны.

— Все равно мало — половина листьев желтая. — Жак Буйвол смерил Жоржа сердитым взглядом.

Ему и впрямь посулили более щедрый заказ. Накануне мы с Жоржем сидели дотемна, все прикидывали, сколько синей шерсти пойдет на все ковры. Утром Жорж послал к Жаку Буйволу Жоржа-младшего, чтобы сообщить об итогах наших бдений.

— После нашего разговора рисунки пришлось поменять, — спокойно объяснил Жорж. — Совершенно рядовая ситуация, и потом, я ничего определенного не обещал.

— Ты заморочил мне голову и должен возместить убытки, — стоял на своем Жак.

— Никто не возражает против ужина в саду? — оборвала его я. — Приятно время от времени поесть на воздухе. Мадлен, неси пирог!

— Жак, ты ведь понимаешь, что я не могу давать тебе заказ, исходя из твоих нужд, — сказал Жорж. — Работа есть работа. Все течет, все меняется.

— В таком случае вы ничего не получите, пока не выполните мое условие.

— Шерсть ты пришлешь завтра утром, как мы договорились. — Жорж медленно цедил слова, словно делал внушение неразумному ребенку.

— Сначала дайте обещание.

— Что ты хочешь?

— Вашу дочь.

Жорж исподтишка взглянул на меня.

— Мы еще ничего не обсуждали с Алиенорой.

— А что тут обсуждать? Вы даете за ней приданое, и она становится моей женой. Так ей и скажите.

— Алиенора нам самим нужна, — вмешалась я. — Эти ковры — самый крупный заказ из всех, которые поступали доселе, и каждый человек у нас на вес золота. Без Алиеноры мы не поспеем к сроку, и тогда синяя шерсть вообще не понадобится.