Хождение по углям - Аполлинария Михайлова

не хочет, чтобы ты его видела в таком состоянии.

— Но…

Перед Аней просто захлопнули дверь. Не обращая никакого внимания на дождь, девочка с пустым взглядом и головой поплелась обратно, совсем не заметив, как с ее головы сорвался и улетел куда-то далеко шерстяной платок.

* * *

— Почему так, Химира?

Когда-то давно отец Анаис сказал ей, что конь признает в ней своего хозяина, если она будет убирать за жеребцом его денник. Возможно, в словах его был хитрый ход, позволявший сэкономить на прислуге, но Анаис запомнила то, чему учил ее дражайший батюшка, а потому каждый день после появления на свет ее, можно сказать, «фамильяра» она приходила чистить его конюшню. Разумеется, там же была и его мамочка-лошадь, Верея, которая сегодня, когда Анаис пришла к ним в гости, крепко спала. Сначала она не доверяла девочке; постоянно фыркала и непрестанно следила за каждым ее движением, однако постепенно Верея привыкла к ней и спокойно переносила ее присутствие. Анаис не настаивала ни на чем и не трогала жеребенка; отец говорил ей, что придет время, когда лошадь сама признает в ней хозяина, нужно только дать ей время. Однако она пыталась разговаривать с маленькой кобылкой, которая лежала, прислонившись сзади к спящей матери и пристально смотрела за убиравшейся вспыльчивой девочкой.

— Что за отношение у этого Зрящего к людям?! — возмущалась Анаис. — Как к разменной монете! И ведь в него еще верят, ему поклоняются, дают дары… Что за бред! Почему Петька должен стать той самой разменной монетой?! Для чьего-то там испытания… Он человек, в конце концов, а не… испытание.

Химира только мило фыркнула в ответ.

Глава XII

Последний месяц жители Ольха давно не видели солнечных погожих дней. Погода в деревне, особенно сегодня, с невероятной точностью олицетворяла настроение и состояние ольховчан: огромные свинцовые тучи со всей своей тяжестью будто бы наваливались на деревню. Солнца было не видать. Кузнец Васька хаотично и монотонно стучал молотком по наковальне, не замечая своей «работы» и того, что он чуть ли не бил инструментом по собственным пальцам. Позавчера его жена и полугодовалая дочь умерли от «крысиного мора».

Анаис сгорбленная сидела на пеньке, совершенно позабыв о какой-либо осанке. Ее рука сжимала круглый предмет, из-за которого она вчера набросилась на Ависа с кулаками. Теперь рядом с глазом зиял большущий ушиб с кровоподтеком, а губа была разбита, однако Анаис сказала домашним, что она по своему обыкновению неудачно подралась с деревьями. Она твердо решила для себя, что в этот день ни перед чем и ни перед кем не сломается, ни слезинки из ее глаз не прольется.

Внезапно ее загородила своей тенью высокая девушка с черными густыми волосами — Чернавка. Она скорбно посмотрела на Анаис сверху-вниз, тяжело вздохнула и сказала в непривычной для себя манере:

— Пора, Анька.

* * *

Похороны проходили внутри деревни, поодаль от хат, рядом с воротами. Единственные оставшиеся в деревне мужики из последних сил устроили небольшую краду из деревянных брусьев, которая в свою очередь опиралась на груду гранитных камней и несла на себе главного виновника собравшихся вокруг сего сооружения глубоко опечаленных и озадаченных несправедливой судьбой людей. Вокруг крады столпилась почти вся деревня, за исключением тех, кто сам находился при смерти. Так не было и Прасковьи.

Покойника видно не было — по краям брусчатого «алтаря» набросали соломы в качестве ограды. Один из мужиков, который, как и многие другие, с трудом сдерживался в эмоциях, одной трясущейся рукой яростно потирал лицо, другой не менее трясущейся рукой держал самодельный горящий факел, из которого палил густой темно-серый дым, сливающийся, однако, с окружающей его природой. У крады явно кого-то ожидали.

И, действительно, как только к толпе присоединились две молодые девушки, Анаис и Чернавка, факелоносец вопросительно посмотрел на Светку, которая обнимала за плечи свою убивающуюся в рыданиях сестру Раду. Та неуверенно кивнула в ответ. Анаис метнула взгляд на мальчишек, пришедших проводить умершего друга. Никитка стоял слегка поодаль от своей компании — его за плечи сзади приобняла пухленькая розовощекая женщина; его мать, наверное. Авис зло посмотрел на Анаис — она лишь горделиво подняла голову и сжала предмет в руке еще сильнее. Мужчина бросил факел в краду, и она практически мгновенно загорелась.

Дальше каждый подходил к краде, говорил добрые слова, пожелания для умирающего в «новом мире» и клали на «алтарь» съестное или предметы, которые бы покойный забрал с собой.

— Вот тебе, Петька, курочка, — пожелал мясник Гришка, положив небольшую тушу вонючей неочищенной от перьев птицы. — Кто-нибудь тебе ее там сготовит.

— И принес ему тухлую курицу, Гришка, жадный ты безбожник! — проворчала какая-то сердитая баба с грубыми чертами лица.

— Чем богаты, — мрачно ответил тот и, опустив голову, отошел подальше от кострища.

К краде решительно подошла Радка, яростно шмыгая носом и прикрываясь платком от холода. Она положила маленькое железное колечко и произнесла:

— Печально видеть, что твой батюшка снова отсутствует на похоронах. Так же было и с нашей любимой сестрицей. Твоей матушкой. Батюшка не смог приехать и на ее похороны тоже. Он постоянно корил себя за то, что не отдал ей свое обручальное колечко. Позволю исправить это недоразумение. Я надеюсь, что ты найдешь там свою матушку и отдашь ей колечко.

После этого Рада заплакала снова, присев на колени. Светка подбежала и приподняла содрогающуюся от рыданий сестру. К толпе подошли мужики, несшие грубо сделанную деревянную домовину.

— Ну что, все уже закончили? — мрачно и громко спросили они, обращаясь ко всем присутствовавшим людям.

— Нет, я еще! — решительно прокричала Анаис, и на нее все вмиг посмотрели.

— Побыстрее, девка, давай…

— Это же Анечка! — крикнула Светка. — Нельзя с ней так. Она многое для нас сделала. Для Петьки.

Осторожно подойдя к «алтарю», Анаис с напускным безразличием и высокомерием посмотрела на толпу, затем она положила тот самый мячик, из-за которого между ней и Петькой чуть менее года назад состоялся душевный разговор, и сказала:

— Надеюсь, что там ты, наконец-то, найдешь себе настоящего друга, которого ты не смог обрести здесь.

Где-то глубоко в груди Анаис почувствовала яростную силу и злость, выжигавшую ее изнутри. Внезапно столп кострища усилился и резко увеличился в размерах. Тлеющая солома попала на забор и тот начал загораться. Бабы истерично завизжали.

— К колодцу! — кричали бежавшие со всех ног мужики.

Огонь полоснул стоявшую рядом с крадой Анаис, однако боли она не почувствовала. Ее рыжие волосы слились по цвету с кострищем.

— Ведьма! — самодовольно крикнул Авис и