Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас

его глаза. Из дома вышел Хуанка и посеменил к машине.

– Готовы, ребята?

Мы сели в машину, и Хуанка включил зажигание. Песня, которая звучала, когда он приехал, снова вырвалась из динамиков на секунду, прежде чем Хуанка заглушил ее быстрым нажатием пальца.

Мы ехали по тихим улицам Восточного Остина, где рядом с развалюхами стояли новые дома, и различие между ними было визуальным напоминанием об эффектах джентрификации[99]. Свернув налево по указателю Ф-35[100], чтобы добраться до въезда Ф-35 Юг, Хуанка снова ткнул указательным пальцем в магнитолу. Динамики взорвались звуками тяжелого бита. Все грохотало. Потом музыка прекратилась. Кто-то взвел боёк пистолета и несколько раз выстрелил. Потом бит вернулся, и мужской голос начал читать рэп по-испански. Он говорил об убийстве своих врагов и о том, как разбогатеть на улице. Я повернул голову и уставился в окно.

– Так куда мы едем, Хуанка? – спросил Брайан.

– Дон Васкес хочет, чтобы заглянули к El Milagrito. Дополнительная защита для нас.

– А что такое El Milagrito?

Хуанка посмотрел на Брайна так, словно про El Milagrito знают все, а он – последний недоумок в мире, только сейчас услышавший об этом.

– Если ты никогда не видел El Milagrito, то тебя ждет приятное удивление.

Брайан не сказал на это ни слова, и я повернулся и посмотрел на него. Он сидел, прижав голову к стеклу, с открытым ртом, похожим на миниатюрную пещеру, заполненную пеньками, поросшими мхом. Он сидел, обхватив свое тощее тело руками, как это делала Анита, когда путь был долгим. Этот мудозвон уснул, не дождавшись ответа на свой вопрос, впрочем, он со своим тощим телом и нездоровой кожей был больше похож на покойника, чем на спящего.

Хуанка был одним из тех чуваков, которые либо любят рассказывать истории, либо чувствуют, что звук их голоса бесконечно лучше неловкого молчания. Брайан спал, а Хуанка заговорил о жизни на улице и начал рассказывать мне странную историю. Я молчал. Как только Хуанка закончил рассказ о парне, который, предположительно, убил шестерых человек голыми руками и исчез, будто его и не было, он сразу же перепрыгнул на странную историю о нескольких колумбийцах, которые пытались перебраться на территорию Техаса, принадлежавшую картелю Хуареса. Хуанка и некоторые его друзья получили хорошие деньги за то, что отловили их, отрезали ноги и руки, чтобы истекли кровью до смерти. Они получили инструкцию записать все на телефоны, а потом отправить запись нескольким высокопоставленным членам картеля. И эти ребята, сделав дело, отослали видео заправилам колумбийцев. Вот почему в Техасе почти нет бизнесменов из Колумбии.

Хуанка не закрывал рта. Все истории были более или менее одинаковыми. Он сам убил одного чувака. Он с приятелем убил чувака. Он заработал немного денег. Картель попросил его сделать кое-что. Пистолеты. Наркотики. Деньги. Смерть. Еще несколько таких историй, и мы уже оказались на окраине Сан-Антонио, где трафик стал плотнее и медленнее. Прошло несколько минут, и Хуанка ненадолго съехал с Ф-35 на вспомогательную дорогу. В конечном счете мы остановились у заведения, называвшегося La Cocinadela Abuela[101]. Он поставил машину перед входом и заглушил движок.

– Ну, ребята, как насчет позавтракать? Я с голоду умираю. Я плачу, pendejos.

Стон, раздавшийся с заднего сиденья, выражал согласие Брайана. Я ничего не сказал, но кислотное бурчание в моем пустом желудке вдруг стало явственным, словно одного упоминания о еде хватило, чтобы вызвать это чувство.

Хуанка вышел из машины и захлопнул дверь. Я повернул голову посмотреть на Брайана. Он тер глаза.

– Где мы, приятель?

– В Сан-Антонио. Ты слышал, что говорил Хуанка? Сейчас похаваем чуток, а потом поедем свечи зажигать. Ты в порядке?

– Устал как хер знает что. Наверное, нужно съесть что-то, прежде чем…

Он не докончил фразу. Я знал, что он имеет в виду.

– Ну, тогда пошли.

Мы вышли из машины, потянулись. Хуанка стоял у дверей, ждал нас. У него было лицо человека, собравшегося в кино или в молл, а не на дело, над которым стоит запах смерти. Улыбка молодила его и контрастировала с татуировкой на лице и руках. Под ярким техасским солнцем собрание изображений и слов, покрывавших его кожу, было грубо очевидным.

Мы вошли внутрь. По декору сразу стало ясно, что время здесь остановилось где-то в конце семидесятых. Молоденькая и до смешного худенькая девица с длинным черным хвостиком на затылке подошла к нам.

– Buenos días y bienvenidos a La Cocina de la Abuela. ¿Mesa para tres, señores?[102]

Хуанка улыбнулся ей в ответ. Я сказал «да». Девица попросила нас идти за ней.

Она показала на маленький столик в дальнем углу. Мы выдвинули из-под него стулья и сели. Брайан и я с одной стороны, Хуанка с другой, напротив меня. Как только наши задницы коснулись сидений, молодая женщина снова подошла к нам, положила на стол салфетки, приборы, спросила насчет выпивки. Мы попросили воду. Хуанка и я попросили еще и кофе. Девица улыбнулась и ушла упругими шагами, напомнив мне, что молодые без толку расходуют свою юность.

Меню лежали между солонкой, перечницей и бутылкой соуса сальса. Мы схватили каждый по брошюрке и целую минуту в молчании изучали их.

Desayuno completo.

Chilaquiles.

Huevos rancheros.

Huevos divorciados.

Huarache.

Machacado[103].

Меню было коротким и простым, но завтрак они подавали правильный. Когда молодая женщина вернулась, на ее подносе было множество стаканов с водой со льдом. Всем по huevos divorciados. Я был уверен, что был единственным, кто воспринял это как грустную шутку, и не только из-за двух соусов[104].

Как только официантка ушла, Хуанка водрузил локти на столик, поднес ладони к лицу, словно собираясь молиться, и подался вперед. На нижней стороне его правого предплечья была татуировка, изображающая Сатану, который позирует перед машиной с низкой подвеской, в одной руке у него бутылка с бухлом, а в другой – большой пистолет. Все это было окружено крестами, пистолетами, женщиной в бикини и с ангельскими крыльями и изображением Девы Марии с пистолетами в обеих руках. На его левой руке было изображение ухмыляющейся Катрины[105], плавающей в табачном дыму рядом с лицом Иисуса. Еще я увидел несколько слов, написанных курсивом, но разглядеть буквы мне не удалось, две руки, соприкасающиеся ладонями словно в молитве, как у него самого в данный момент, и какой-то огонь близ запястья. Там было еще много чего, на обеих руках, но он начал говорить, и я остановил взгляд на его лице.

– Я ожидаю,