Песни и сказания о Разине и Пугачеве - Автор Неизвестен

Сели двое на лошадей и поехали на поляну, давай шубу искать. Не доезжая до одною небольшого кустика, видят: шуба лежит вверх воротником. «Эй, Митька, я шубу нашел!» Несет шубу на руке прямо к атаману. Атаман взял и говорит: «Да, стали от меня воровать! Не ладно, робята. Я на него надеялся, на есаула, ну, а теперь он из веры вышел». А Абсалям за дверьми стоял да слушал. Приходит в комнату и говорит: «Атаман, шубу мне отдай!» — «Как так? ты ее украсть хотел?» — «Нет, я тебе ее не подарю!» — говорит есаул. Сделалась у них боль-шая ссора. Степан говорит: «Не быть тебе

есаулом». — «Не буду я, — отвечал Абсалям, — есаулом, я буду атаманом!» Встал Степан со стулац рассердился, закричал на него: «Пошел вон отсюда!» Есаул повернулся, загнул свое рыло и вышел. «Дай-ка, думает, я оседлаю своею коня и поеду, куда знаю». И уехал в Сызрань, прожил на нем три лета, набрал небольшую шайку в девять человек, стал воровать и разбойничать. Узнал про это Стенька. «Дай-ка я съезжу, разузнаю, как живет Абсалям!» Взял трех с собой и поехал. Приехали в Сызрань, нарядились купцами и спрашивают: где разбойник Абсалямка? Все знали и указали, в какой лес ехать. Стенька подошел к его дому. Абсалямка как увидел, испугался и юворит: «Здравствуй, брат Степан, я очень болен». — «Здорово, Абсалям, вижу я, какая твоя болезнь. Я не за болезнью твоей пришел, а за шубу расплатиться». — «Я теперь весь в твоих руках», сказал Абсалям с покорной головой. Со стоном гворит Абсалям: «Прости, брат Степан, я тоже атаман!» — «Не за тем я к тебе — пришел, чтоб простить, а зачем ты от меня ушел?» Вынул Стенька вострую свою шашку и отсек Абсаляму голову, сел на доброго коня и отправился назад. Приехал домой и сказал: «Ну, робята, поминайте Абсалямку за покой его души. Вот вам жертва!» И отдал им меч. «Я сегодня братался с нём, снес ему голову своей вострой шашкой, ну, да будет про это толковать! Мы нового заведем. Как бы в Астрахань скорее попасть? Что-то мне скучно. Другого есаула нет, это не беда: мы одни исправим дело!» Оседлали новых коней. Стенька ясным соколом полетел. Проезжает он базаром, сам с улыбкой говорит: «Я и вновь здесь явился. Где же мой губернатор лежит? Я приехал к нему поздоровкаться, сказать: есаула пусть он встречает к себе в дом за его добродетель, чтобы мово сына в тюрьму не сажал. Мы после этою разговором займемся. Ну-ка, робята, поглядите, где нам добыча лучше будет! Заберемся мы к богатому купцу; он живет на самом краю, в по л у каменном дому. Нам стены каменны нипочем: дочь-красавица у нею; (мы добра именья набрали, мы красавицу увезли». Привозил Стенька домой. «Вот тебе, любезная моя-сестра моя!

(Это княжна-то.) Я долю не видал сестру, когда бунтовство было, я расстался с ней и сел на легку лодку, за тобой поехал, я время в этом проводил, в Персидское царство ездил, всех знакомых я узнал, купеченство разорял». Вздумал Стенька съездить в путь-дорогу, в Казанскую губерню; мимо Болгар проезжал, про прежнюю вспоминал. «Дай зайду к ней!» Вышел

Стенька из лодки и завертывает в дом, в котором было веселье и гулянье. Он заставил стару девку баню истопить. Истопила она баню и побежала на село и сказала старшине: «Стенька парится в бане!» На тот случай идет старый старичок. «Что у вас за сходка?» спрашивает старик. «Вот мы хотим Стеньку изловить». — «Где вам, братцы, его ломать? Тот еще на свете не рожден. Рази мне старые кости потревожить и показать вам Стеньку?» Снял старик свою шапку, три раза перекрестился, подошел к бане и тихим голосом говорит: «Степан!» Громко Стенька отвечал: «Эх ты, старый хрен? Не дал ты мне помыться!» Ну, делать нечего, стал он собираться. Вышли они из бани, Степан на все стороны поглядел, перекрестился и пошел. Старик тихим голосом сказал: «Старшина, давай подводу». Посадил его на телегу, сам сел впереди. Привез до города, спросил полицейских. «Нате вот вам разбойника Стеньку Разина в казамат!» Весь народ сдивовался, что не простой старичок. Он спросил исправника: «Ну, как его сажать?» Исправник говорит: «Надо в железо его сковать!» Взяли в железо его сковали; Стенька тряхнул ногой, и железы прочь полетели. Старик и говорит: «Не поможет вам железо, лучше мне его связать!» Взял моченое льгко, ноги, руки ему связал, посадил его в острог. Трое суток он в нем сидел, на четвертые является губернатор: известен был такой разбойник всей империи. Распаленный губернатор закричал на него громко: «Может ли сидеть такой разбойник, связан мочалами? Заковать его в железы!» И сказал Степан: «Ну, теперь, братцы, прощай!» Нарисовал середь полу, легку лодку и сказал: «Садись, робята, со мной!» Полилась из острогу вода, отворилась дверь, и уехал — Стенька в луга; увез с собой новых двенадцать- человек, вернулся домой к молодой своей жене и к названной сестре (астраханке). И задумал Стенька переправиться в отдаленную дорогу, на Балхинское черное опоре, на зеленый Сиверский остров; и думает Стенька про свою молодую жену, княгиню: «Куда ж я ее возьму её собой? Неужели мне, удальцу, там жены не будет?» (Разостлал Стенька платок, посадил двух девок с собой; под служащих — большой ковер, и сказал: «Грянем, робята! Недалеко: мы сегодня в Астрахань, а на утро будем в Рыбинском». Плыли они путину, молода его жена и сказала: «Куда ты меня завезешь?»— «А не хошь ты со мной ехать, полетай с платка долой!» Словом ее огорошил, — княгиня полетела вплоть до дна. Ехавши губерниями, народ видел его на платке, с девицей. Девица сидит, возмоляется: «Прощайте, нянюшки, мамушки

и родимый мой отец!» Он услышал эти слова, подворотил к левой стороне. «Ох и город мой родной (Симбирской), уж я редко в нем был, а все знаю»; Видит: сын навстречу идет, здороваться с ними называет отцом. «Ах, сыночек Ванюшка, не знашь ли про свою братца?» — «Нету, тятенька, не знаю, я в зачатии нахожусь: архиерей меня в тюрьму посадил». — «Ну, какая честь будет ему, хвала?» — сказал Стенька сыну. Обнялись поцеловались. «Не плачь, сынок, я с ним рассчитаюсь. Я еще не таких видал: Астраханской губернии губернатора с колокольни кидал, и этому не миновать!» Утром рано он встал. Выходит архиерей из алтаря, берет его Степан за руку: «Ну, пойдем со мной за сына рассчитаться!» Взял его на вышний стаж и крикнул: «Сейчас получает наш архиерей за моего сына расчет!» Взял его и выбросил из окна. Народ взбунтовался. «Держи, лови». Но никто не видал, как Стенька весь народ прошел* Взял он сына своего, куды путь лежал, доехал до Рыбинска: город славный, а стоять нельзя. «Оставайся, сынок, здесь, а я поеду, куда вздумал, по свету похожу, разузнаю, где что есть».

Приехал к морю и сказал: «Слава богу!»

Стеньке от роду было девяносто семь лет. Переправился он через море на зеленый Сиверский остров, написал он письмо старшему свому сыну: «Я прощаюсь с вольным светом, и конец мне скоро будет». Построил себе дом близ большой дороги; имел проживанья три года, и кончил Стенька жизнь свою на Сивероком зеленом острове, но дети его не знают, где отец. Пролежал тридцать лет; тень ходила по земле, но народ она пугала и просила, чтоб над ее телом сказали вечную память.

Проезжал один из приказчиков с красным товаром; поднялась грозна туча, и ударил сильный дождь; он от дождя и заехал в дом Стеньки Разина. Стень подошла и шипом говорит: «Иди, возьми в такой-то комнате золота мешок и под таким-то звеном, под забором лежит Стенька Разин; скажи над нем вечную память, а прежде сведи коней со двора!» (А то землетрясение будет). Неустрашимый разносчик разыскал золота мешок, накалил его на горб, повез со двора и думает: «ладно ли так будет?» Воротился назад, разыскал труп Стеньки Разина, впопыхах скоро сказал три раза вечную память; сам бегом со двора побег, пал на лошадь, тронул коня вожжой, но едва отъехал, — потряслась земля, и провалился труп Стеньки и закрылся землей. О Стеньке рассказу конец, а будем говорить о старшем сыне Афоньке.

Услыхал Афонька о смерти отца, и вздумал он съездить на Балхинское черно море, на зеленый Сиверский остров. Подъехал к морю, тихо было; сел в небольшую лодку и отправился сам на остров. Вдруг буря поднялась, раскачала лодку его. Тут-то Афонька страху найма лея! Чуть не захлебнулась его лодка. Дошел до отцовского дома — стоят одни голые стены. Посмотрел на эти стены, сам заплакал и пошел; тихо во слезах слово сказал: «Смерть отца я не застал! Ну, прощай, отец! Теперь я до смерти не увижу тебя!» Отправился на море; поглядел— лодки нет. Вот беда и торе! Кто-то лодку угнал. Едут два перевозчика, он и крикнул: «Братцы, посадите меня». Те подъехали и говорят: «Что дашь за перевоз? Мы отвезем». — «Сколько возьмете?» — «Ну, садись!» Он сел в лодку и думает: «Денег у меня ни гроша, чем я расплачусь с ними?» Один у него в кармане кистень. Вынул он его тихонько; перевозчики сидят впереди, веслами гребут, друг на друга глядят. Загляделся один перевозчик, взял Афонька — цоп его в< ухо кистенем. Этого убил до смерти, а другого из лодки рышиб, сам сел в весла и поехал, куды надо. Преезжает на свою сторону, идет путем-дорогой, попадается ему артель средних мужиков; идут с золотых приисков. Афонька говорит: «Здравствуйте, робята! Куда ходили?» — «Идем с работы». — «А мне таких людей надо! Я иду третий день не жрамши, хоть на кусок хлеба добьюсь себе!» Мужики друг на дружку взглянули и оговорят: «Неужто мы живые одному в руки дадимся? Это вздор!»— «Ну, как же, мужики, денег много у вас?» — «Да есть у кажнего по сотняжке», — смеются между собой. «Ну, что ж, давайте мне на дорогу!»— говорит Афонька. «Эх, ты, дурак! Мы сами глядим, где бы взять». — «Да ведь с вами нечего так говорить: вы не знаете, кто я!» Вынул из кармана кистень и говорит: «Ну-ка, я примусь за прежнюю работу!» Тут Афонька развернул руку и дал одному плюху, а трое с испугу упали. «Я с вами вот как обойдусь». Поколотил всю артель, а деньги отобрал. «Будет мне на дорогу!» Идет и посмеивается, сам себе говорит: «Я теперь где ни взойду, голодом не умру». Пришел в свой дом: запустел, никого нет. . И так досада его взяла, что из терпенья он вышел. «(Где мои подданные товарищи, которые со мной были?» Вздохнул он тяжело и сквозь слезы сказал: «Прощай, моя изба! Больше я в тебя не приду!» Забрал все добро, сел на доброго коня. Проехал не больше пяти верст; стоит в лесу огромный дом. Он въехал в него, выбегает к нему навстречу его есаул и говорит: «Здравствуй, брат Афанасий! Как твое здоровье? Где ты столько время был?» — «Неужто ты, брат, не знаешь, где я был? Я отца хоронил!» — «Ну, милости просим в наш дом.