Ересь Хоруса. Омнибус. Том II (ЛП) - Абнетт Дэн

Последние мельчайшие крупицы легионера, который был капитаном Тагасом, боевым братом и потерянной душой, прошли сквозь апотекария неуловимым светом и навсегда исчезли. Мерос почувствовал едва заметную частицу личности Тагаса. Варп изменил капитана, психическая сила капсулы медленно исказила его тело, пока несчастный, измученный Тагас не распался в эту неуправляемую энергию. Демоны так долго не позволяли ему умереть, держа его на грани ярости и безумия, что они буквально поглотили его. Отродья варпа поместили воина в тигель ненависти, пока от него не осталась самая низменная, самая порочная часть души. Плоть стала энергией. Личность стала эмоцией.

Своей невероятной алхимией Кирисс и его колдуны сотворили из Тагаса пламя гнева. Они превратили душу обычного воина Кровавых Ангелов в инструмент для уничтожения всего легиона.

Мерос отомстил бы за него, если б мог. Он цеплялся за эту мысль, когда гнев и жажда переполнили его, медленно проникая во все, чем он был. Огонь поглотит его, переделает его разум и характер.

И после того как Мерос добровольно решил пожертвовать собой, он почувствовал присутствие другого разума. Не Тагаса, тот давно растворился, от него осталось только эхо. Нет, это было нечто новорожденное.

Сознание варпа соединялось и росло, обретая жизнь.

Говорили, что безумные волны имматериума были буквально морем эмоций, нереальным отражением материального мира. Если это верно, тогда этот разум был рожден именно так. Гнев и жажда, необходимость и желание, столь могущественные чувства объединились и теперь обрели собственное сознание. Постепенно эта сила проникла и поглотила разум брата Мероса, наполняя его, меняя, становясь реальной. Произошел колоссальный взрыв, и кристаллическая капсула рассыпалась пылающим дождем сверкающей пыли.

Кано споткнулся, почувствовав смерть своего друга. Ощущения были похожи на физический удар. Библиарий пошатнулся, но оперся о сломанную колонну, заморгав от симпатической боли и поднял голову. Кано пристально взглянул через рваную брешь в корпусе «Красной слезы», за пустоши зоны боевых действий, в сторону высоких башен демонического храма. В темных бурлящих облаках полыхнули изумрудные и багровые копья молний, осветив пепельное небо. Жгучие разряды походили на мечи сражающихся богов, преследующих друг друга.

В воздухе повис маслянистый электрический запах сырой психической энергии, яда, который излился из варп-существ, бьющихся в предсмертных муках, и загрязнял мир из места их проникновения в эту вселенную. К сожалению, это была не смерть, а обычный эффект, который он неоднократно ощущал за время Великого крестового похода. Конец Мероса был скорее медленным стиранием его личности из реальности. Психически настроенный разум Кано видел, как это происходит, хотя его тело находилось во многих километрах от Собора Знака.

То, что он наблюдал внутренним взором, было отливом невидимой волны свирепой ненависти и приправленного кровью безумия. Все на поверхности Сигнуса Прайм и в пределах его орбиты окунулось в призрачное излучение гнева, его нереальную ткань, которая обращалась прямиком к сердцу Кровавого Ангела. Покров тьмы, как и огромная черная пелена, которая все еще окутала все скопление Сигнус, возник из антиматерии мысли, и его прикосновение было губительным. Кано трезво рассудил, что эта волна, в конце концов, погубит их всех, лишив даже самых лучших самообладания и разума.

Но сейчас эта тень-что-не-была-тенью отступила, как пелена необузданной ярости спала с глаз боевых братьев. Когда она исчезла, легионеры с поднятыми болтерами и клинками обнаружили, что перестали рычать. Изъян внутри них оставался явным, его сила по-прежнему могучей, но отнятое у IX легиона самообладание наконец вернулось к ним. Как только буря стихла, их поведение изменилось.

Охватившее свыше ста тысяч воинов пламя гнева обратилось в себя, стало насыщенным и отчетливым. Как нерожденная звезда, сжавшаяся из звездного газа и пыли, ярость сконцентрировалась внутри души Мероса. Кано горестно вздохнул, когда он понял всю значимость самопожертвования апотекария.

Мерос был воином с хорошей репутацией, но никогда не считался тем, кого называли чемпионом, героем легиона. Он был просто одним из рядовых Кровавых Ангелов — верных, благородных сынов Терры и Ваала, самоотверженных и готовых к битве. Готовых к смерти.

Кано закрыл глаза, но не мог заблокировать видение. Телепатическая волна слишком сильно привлекала его внутренний взор абсолютным притяжением своего воздействия. В сердцах Кано начала медленно расти холодная уверенность, и он приготовился. Ощущение было знакомым. Он видел это раньше.

Кровавый Ангел вспомнил, как палуба под ногами раскололась, подобно хрупкому льду, и он упал в лишенный пола зал из черного воздуха.

— Нет, — отрицание шепотом покинуло его уста. Слово прозвучало слабо и тихо, это было неожиданное понимание, воспоминание и сожаление. Это была истина.

Он вспомнил кричащую человеческую фигуру, поднимающуюся из тьмы прямо к нему. Воин в тяжелом доспехе, который излучал красное адское сияние и блестел влажным багрянцем.

Странствующий в бесконечной ментальной бездне психического мира Кано понял, что означало пережитое в келье медитации видение. Глаза были знакомы ему. Некоторым образом он всегда знал, кто это был. Все двигалось, вращалось, как миры вокруг солнц, событие за событием, все приближало этот момент.

Мерос преобразился, извиваясь в хватке адского свечения, пылающая сила впитывалась каждым атомом его сущности. Плоть лица исказилась в пустую, ничего не выражавшую маску. Его доспех стал темным и изуродованным, сочленения испускали пар, оболочка тряслась, словно стараясь сдержать то, что никогда не должно было находиться в этой реальности. В тени варпа Кано увидел пару призрачных, пропитанных кровью крыльев, на миг развернувшихся из израненной спины апотекария, смазав сломанные кости потоком призрачной крови, затем они исчезли.

Брат Мерос скончался, и родился Красный Ангел.

Расколовшаяся кристаллическая матрица зазвенела, как диссонирующие колокола, медь и кристаллические осколки превратились в смертоносную шрапнель. Кирисс бросился вперед, подняв руки, словно в мольбе, испуская вопли на непонятном языке. Пронзительный, нечеловеческий голос оглушал звуком гибнущей эмоции, столь адского и жуткого обмана, что самые порочные из человеческих сердец не смогли бы вынести его.

Демон выл, рыдал, подобно овдовевшей женщине, в приступе великого гнева круша все вокруг. Наконец он обернулся и выплюнул желчные слова Кровавым Ангелам, которые взяли его на прицел.

— Вы, блеющие, невежественные животные! Как вы осмелились разрушить все это? Вы наши пешки! Это Сигнус Демоникус, наш плацдарм, наше поле битвы! Делайте то, что вам велено! — мелодичный голос Кирисса сломался и стал жестким и злым. То же произошло с покрытым узорами татуировок лицом демона, нежно-розовая козлиная морда приобретала новые, жуткие оттенки.

— Марионетки не имеют права бунтовать! Берите то, что мы даем, преклоняйтесь…

Крылатая тень прервала слова зверя, белые крылья разорвали туман, мелькнул красный клинок примарха. Кирисс отступил и завизжал, вопль лился чередой высоких и низких звуков, хихикающей атональной сиреной, которая отшвырнула Кровавых Ангелов мощью гравитационной пушки. Руки-клешни присвоенной плоти вытянулись, щелкая и разгребая землю, и демон словно из воздуха извлек оружие, выкованное из цельного слитка мерцающего серебра.

Ралдорону, Кассиилу и остальным не нужны были приказы, чтобы броситься в атаку, они знали, как и их враг, что это последний оставшийся демон. Болтерные снаряды хлестнули по твари, вырывая куски плоти из извращенного тела.

Кирисс закружился в безумном пируэте, пытаясь убить всех, кого мог. Обильные слезы лились по его морде, слюна забрызгала губы и трясущиеся груди.

— Вы должны любить нас! — заревел он. — Мы дали вам кровь и ненависть, а вы будете любить нас за это!