Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

Алия полагала, что ее приказ схватить Проповедника оставался в тайне — но приказ вернулся к ней в виде слуха. Даже среди ее стражей некоторые не умели хранить молчание. Теперь она надеялась, что стражи не последуют ее новым приказам и не вздумают схватить эту ходячую загадку в плащанице на людном месте, у всех на виду это разнеслось бы по белу свету.

На площади стояла пыльная жара. Юный проводник Проповедника обмотал покрывало своего балахона вокруг носа, оставив обнаженными лишь темные глаза и тонкое пятнышко лба Под покрывалом выпячивалась фильтротрубка стилсьюта. Отсюда Алия поняла, что они пришли из пустыни. Зачем они там прячутся?

Проповедник не защищался покрывалом от иссушающего воздуха. Он даже откинул клапан фильтра на своем стилсьюте. Его лицо распахнуто было солнечному свету и горячей дрожи, видимыми волнами поднимавшейся от плит, которыми была вымощена площадь.

Там, на ступенях храма, группка из девяти пилигримов творила прощальный намаз. На укрытом тенью краю площади находились еще человек пятьдесят, в основном — пилигримы, выполнявшие наложенные из них жрецами епитимьи. Среди глазевших на них можно было различить нескольких рассыльных и немногих купцов, еще недостаточно наторговавших, чтобы закрыть свои лавки на самый пик дневной жары.

Алия, наблюдавшая из отверстия бойницы, ощутила иссушающую жару. Тело и мысль тащили ее в разные стороны, она попала в такую же западню раздвоенности, в которой частенько видела прежде всего брата. Соблазн посоветоваться с самой собой зловещим гудением зазвенел у нее в голове. Барон был здесь: как должно покорный, но всегда готовый поиграть на ее ужасе, когда суждения рассудка переставали иметь силу, а в происходящем вокруг нее терялось ощущение прошлого, настоящего и будущего.

«Что, если это Пол там внизу? — спросила она себя. — Чушь!» проговорил голос внутри нее.

Но в донесениях о том, что говорит Проповедник, сомневаться не приходилось. ЕРЕСЬ! Ее ужасала мысль, что сам Пол может разрушать построение, возведенное на его имени.

А ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?

Она подумала о том, что сказала сегодня утром на Совете, желчно выступив против Ирулэн, настаивающей на том, чтобы принять дары одежд от Дома Коррино.

— Все дары для близнецов будут тщательно обследованы, как и всегда, доказывала Ирулэн.

— А если мы обнаружим, что дары безвредны? — вскричала Алия.

Каким-то образом, для всех эта мысль оказалась самой пугающей, какую можно вообразить — обнаружить, что дары не таят никакой угрозы.

Под конец, они приняли чудесные одежды и перешли к другому вопросу: следует ли предоставить леди Джессике место в Совете? Алии удалось добиться отсрочки голосования.

Она думала об этом, неотрывно вглядываясь в Проповедника.

То, что происходило сейчас с ее Регентством, являлось изнанкой трансформации, которой они подвергали планету. Дюна некогда символизировала власть окончательной и бесповоротной пустыни. Сама эта власть уменьшилась материально, но миф о ее могуществе рос не по дням, а по часам. Только пустыня-океан остается, великая Мать Пустыня внутренней планеты, окаймленная колючим кустарником, до сих пор называемая Свободными Царицей Ночи. После колючек — плавные очертания зеленых холмов, пологими склонами ниспадающих к песку. Все холмы рукотворны. Все они созданы людьми, трудившимися наподобие ползучих насекомых. Зелень этих холмов представляется наделенной почти всесокрушающей мощью тех, кто, подобно Алии, развился и вырос на прежних устоях, среди подернутого серыми тенями песка. Ей мнилось, как и всем Свободным, что пустыня-океан держит Дюну мертвой хваткой, которая никогда не ослабнет. Стоит ей только закрыть глаза — и она видела пустыню.

Открытые глаза видели теперь зеленеющие холмы на краю пустыни, болотистую жижу, устремляющую к песку зеленые псевдоподы — но во всем остальном пустыня оставалась такой же могучей, как всегда.

Алия тряхнула головой и пристально посмотрела на Проповедника.

Тот одолел первый пролет идущих террасами лестниц под храмом и повернулся лицом к почти пустой площади. Алия коснулась кнопки возле своего окошка — кнопки усилителя голосов внизу. В ней поднялась волна жалости к самой себе, такой одинокой предстала она в собственных глазах. Кому она могла доверять? Она-то считала, что до сих пор может положиться на Стилгара, но и Стилгар подпал под влияние слепца.

— Знаешь, как он считает? — спросил ее Стилгар. — Я слышал, как он отсчитывает монеты в уплату своему проводнику. Странным это было для моих ушей Свободного, и жутким. Он считает: «шак, ишкай, кимса, чаксу, пича, сукта» и так далее. Я не слышал подобного счета с давних дней в пустыне. Отсюда Алия поняла, что Стилгара нельзя посылать с поручением, которому следует быть исполненным. И ей следует быть поосмотрительней со своими стражами, склонными любое чуть подчеркнутое словцо от Регентства воспринимать как беспрекословный приказ.

Что он там делает внизу, этот Проповедник?

Окружающая рыночная площадь под защитными балконами и изгибами аркад и так представляла яркое и пестрое зрелище: торговцы не убрали разложенные образцы товаров, оставив их под присмотром нескольких мальчиков. Кое-кто из торговцев остался — зарясь на пропахшие спайсовыми хлебцами монеты из глубинки и на то, что позвякивало в кошельках паломников. Алия разглядывала спину Проповедника. Поза у него была такая, словно он собирался заговорить, но что-то сковывало его речь.

«Почему я стою здесь, наблюдая за этой развалиной, за этой обветшалой плотью? — спросила она себя. — Не могут эти смертные обломки быть „сосудом великолепия“, как некогда называли моего брата».

Ее наполнило разочарование, граничащее с гневом. Как может она выяснить что-либо о Проповеднике, вызнать наверняка, НЕ ЗАНИМАЯСЬ ВЫЯСНЕНИЕМ? Она в ловушке. Она не осмеливалась показывать, что проявляет к этому еретику хоть нечто большее преходящего любопытства.

Ирулэн это чувствовала. Лишась своей знаменитой выдержки Бене Джессерит, она истошно вскрикнула в Совете:

— Мы не в силах больше хорошо относиться к самим себе!

Даже Стилгар был шокирован.

В чувство их привел Джавид:

— У нас нет времени на такую чепуху!

Джавид прав. Что за дело, как они относятся к самим себе? Все, что их касается, зиждется на имперской власти.

Но Ирулэн, обретя самообладание, заговорила еще более уничтожающе:

— Говорю вам, мы утратили что-то жизненно важное. А утратив это, утратили с тех пор и способность принимать правильные решения. Сегодня мы их принимаем с налету, словно кидаемся на врага, — или ждем-пождем, а это форма капитуляции; и позволяем, чтобы нами двигали решения других. Разве забыли мы, что мы — те самые, кто сотворил истоки нынешних течений?

И — надо всем — вопрос о том, принимать ли дар от Дома Коррино.

От Ирулэн надо будет избавиться, решила Алия.

Чего ждет этот старик там, внизу? Он называет себя проповедником. Почему он не проповедует?

Ирулэн не права насчет того, что мы разучились принимать решения, сказала себе Алия. Я ДО СИХ ПОР СПОСОБНА ПРИНИМАТЬ НАДЛЕЖАЩИЕ РЕШЕНИЯ! Тот, кто обязан принимать решения о жизни и смерти, должен или воистину их принимать или вечно попадать под маятник Пол всегда говорил, что застой наиопаснейшее среди всего неестественного. Единственно, что постоянно изменчивость. Значима только перемена.

«Будет им от меня перемена!» — подумала Алия.

Проповедник благословляюще воздел руки.

Немногие остававшиеся на площади потянулись поближе к нему, и Алия отметила медлительность этого движения. Да, разошедшиеся слухи, что Проповедник вызывает неприязнь Алии. Алия наклонилась поближе, к иксианскому громкоговорителю возле своего шпионского отверстия. Громкоговоритель донес до нее бормотание голосов на площади, шум ветра, шарканье ног по песку.

— Четыре послания я вам несу! — проговорил Проповедник.

Его Голос чуть не оглушил Алию, и она убавила мощность звука.

— Каждое послание — определенному человеку, — сказал Проповедник. -Первое послание — Алии, владычице этого места, — он указал себе за спину, точно в направлении отверстия, за которым она находилась. — Я принес ей предостережение. Ты, хранящая в своем лоне секрет долголетия, обменяла свое будущее на пустой кошелек!

?Как он смеет?» — подумала Алия. Холод пробежал по коже от этих слов. — Второе послание, — произнес Проповедник, — Стилгару, наибу Свободных, верящему, будто он сможет преобразовать власть племен во власть Империи. Мое предостережение тебе, Стилгар: самое опасное из всего сотворенного — это жесткий этический кодекс. Он обратится против тебя и отправит тебя в изгнание!

«Он заходит слишком далеко! — подумала Алия. — Я должна послать за ним стражу, невзирая на последствия!» — но руки ее остались неподвижны. Проповедник обратился лицом к храму, поднялся на вторую ступень и опять повернулся к площади, все это время он не отрывал левой руки от плеча проводника. Затем он провозгласил: