Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

— Что ты имеешь в виду? — потребовал Тайканик.

— Будь осторожен, когда говоришь, — сказал Фарадин. — Про какую слабость ты говоришь?

— Ты не дал ни малейшего намека на то, каким может быть общество, которое ты мог бы предпочесть, — сказал Проповедник. — Ты не принимаешь во внимание надежды своих подданных. Ты не имеешь даже малого представления о форме Империи, которой ты добиваешься. — Он повернул лицо, закрытое маской, к Тайканику.

— Тебя больше притягивает власть, а не то, как ею пользоваться и как избежать опасности, которые она уготовила. Таким образом, твое будущее заполнено явными таинствами: спорящими женщинами, кашлем и ветреными днями. Как ты можешь создать эпоху, если не можешь видеть каждой мелочи? Твой здравый ум не будет служить тебе. Вот в этом-то и есть твои слабости. Фарадин долго изучал старика, удивляясь глубоким выводам, которые были результатом его мысленной деятельности, постоянству таких подвергнутых сомнения понятий. Мораль! Цели общества! Это были мифы, которые должны были существовать параллельно с верой в восходящее движение эволюции.

Тайканик сказал:

— Достаточно произнесено слов. На какой цене вы остановились, Проповедник?

— Данкан Айдахо — вал, — сказал Проповедник. — Подумайте, как лучше использовать его. Ему цены нет.

— О, у нас для него есть подходящая миссия, — ответил Тайканик. Он взглянул на Фарадина. — С вашего разрешения, Мой Принц?

— Отошлите его до того, как я изменю свое решение, — сказал Фарадин. Потом, глядя на Тайканика: — Мне не нравится, как ты обошелся со мной, Тайк!

— Прости меня, Принц, — сказал Проповедник. — Твой верный Башар выполняет волю Бога, даже не подозревая об этом. Откланявшись, Проповедник удалился, и Тайканик поспешил проводить его. Фарадин смотрел им вслед и думал: «Я должен узнать, что это за религия, которой отдается Тайк». И он грустно улыбнулся.

Глава 15

?И он в своем видении увидел доспехи. Доспехи не были его собственной кожей: они были сильнее, чем пласталь. Ничто не могло проникнуть сквозь его доспехи: ни нож, ни яд, ни песок, ни пыль пустыни или ее изнуряющая жара. В своей правой руке он содержал силу, чтобы вызвать кориолисову бурю, чтобы вызвать землетрясение и превратить все в ничто. Его глаза были прикованы к Золотой Тропе, а в левой руке он держал скипетр абсолютной власти. А там, где обрывалась Золотая Тропа, его глаза устремлялись в вечность, которая, как он знал, должна быть пищей для его души и вечно существующей плоти.»

?Хейхия: Сон моего брата» из «Книги Ганимы».

— Лучше будет, если я никогда не стану Императором, — сказал Лито. -Я не намекаю на то, что совершил ошибку своего отца и заглянул в будущее, приняв стакан спайса. Я говорю, что это все из-за эгоизма. Моя сестра и я отчаянно нуждаемся в том времени, когда мы сможем узнать, как жить таким, как мы?

Он умолк, вопросительно посмотрев на Леди Джессику. Интересно, каков будет ответ их бабушки?

Джессика изучала своего внука в тусклом свете светильников, которые освещали ее апартаменты в съетче Табр. Все еще было раннее утро, это был ее второй день пребывания здесь, и ей уже успели доложить, что близнецы провели целую ночь вне съетча. Что они там делали? Она плохо спала в эту ночь. Это был съетч ее ночных кошмаров — но за его стенами, не было пустыни, насколько она помнила. Откуда взялись все эти цветы?. И воздух, окружавший ее, казался слишком сырым.

— Объясни, дитя, что это значит: вам нужно время, чтобы познать себя? — спросила она.

Он слегка покачал головой, зная, что это был жест взрослого человека в детском теле, напоминая себе, что он должен вывести эту женщину из равновесия.

— Во-первых, я не ребенок. О… — Он дотронулся до груди. — Это тело ребенка, и это не подлежит сомнению. Но я не ребенок.

Джессика покусывала верхнюю губу. Ее Герцог, который так давно умер на этой проклятой планете, смеялся над этой ее привычкой. «Это твой необузданный ответ». Так он называл это покусывание губы. «Это говорит мне о том, что ты встревожена, и я должен поцеловать эти губы, чтобы снять с них это волнение».

Теперь ее внук, который носил имя ее герцога, успокоил ее лишь одной улыбкой и фразой:

— Ты встревожена: я вижу это по твоим дрожащим губам.

Необходимо было глубокое знание одной из дисциплин Бене Джессерит, чтобы создать хотя бы видимость душевного равновесия. Она овладела собой и спросила:

— Ты насмехаешься надо мной?

— Насмехаться над тобой? Никогда. Но я должен объяснить тебе, что мы очень сильно отличаемся друг от друга. Позволь напомнить тебе о тех оргиях, происходивших много лет тому назад, когда старая Преподобная Мать передала тебе ее собственные жизни и воспоминания. Она передала тебе длинную цепь, каждое звено которой подразумевает отдельную личность. Ты до сих пор имеешь всех в своем распоряжении. Поэтому ты знаешь кое-что из того, что мы с Ганимой испытываем.

— А Алия? — спросила Джессика, дразня его.

— А разве ты не говорила об этом с Гани?

— Я хочу обсудить это с тобой.

— Очень хорошо. Алия отрицала то, что было с ней, и, наконец, стала тем, чего они больше всего боялись. Это опасно для любого человека, но для нас, предрожденных, это хуже, чем смерть. И это все, что я хочу сказать про Алию.

— Итак, ты не ребенок, — сказала Джессика.

— Мне миллионы лет.

Джессика кивнула, на этот раз спокойнее, но с ним она была более осторожной, чем с Ганимой. А где была Ганима? Почему Лито пришел один?

— Послушай, бабушка, — сказал он. — Мы — это последствие! Мерзость и мы — разве это надежда Атридесов?

Джессика не обратила внимания на вопрос.

— Где твоя сестра?

— Она отвлекают Алию, чтобы оградить нас от беспокойства. Это необходимо. Но Ганима рассказала бы тебе больше, чем я. Разве ты не заметила этого вчера?

— То, что я заметила, это мое дело. Почему ты лепечешь про Мерзость? — Лепечу? Не обращайся ко мне на своем Бене Джессеритском жаргоне, бабушка. Тем же самым я тебе отвечу, слово за слово. Я хочу большего, чем дрожание твоих губ…

Джессика встряхнула головой, чувствуя холодность этого… лица, в жилах которого текла ее кровь. Она пыталась противостоять его тону и спросила:

— Что ты знаешь о моих намерениях?

Он усмехнулся.

— Ты не должна спрашивать, совершил ли я ошибку, как мой отец. Я не выглядывал за пределы нашего сада времени, по крайней мере, не пытался. Оставь абсолютные знания будущего для моментов deja vu, которые может испытать любой человек.

Я знаю, какую западню готовит предвидение. Жизнь моего отца говорит мне, что я должен знать об этом. Навсегда пойманным, как в ловушку, этим будущим. Это разрушает время. Настоящее становится будущим мне нужно гораздо больше свободы, чем эта.

Джессика не знала, что ответить. Это чудовищно! «Мой любимый Лито!» Эта мысль потрясла ее. На мгновение ей показалось, что детская маска сейчас упадет и обнаружатся те дорогие черты… Нет!

Лито опустил голову и смотрел исподлобья, изучая ее. Да, ею можно управлять. Он сказал:

— Когда ты думаешь о предвидении, ты ничем не отличаешься от других. Большинство людей представляет, как было бы хорошо, если бы можно было знать завтрашний курс цен на китовый мех. Или будет ли Харконнен когда-нибудь еще управлять своим Домом Гайди Прайм. Но, конечно, мы знаем о Харконненах без предвидения, не так ли, бабушка?

Она не захотела снизойти до его насмешек над кровью Харконненов, которая передалась ему от его далеких предков. — Кто такой Харконнен? — спросил он. — Кто такой Зверь Раббан? Это один из нас, а? Но я отклоняюсь от темы. Я говорю об общепринятом мифе предвидения: знать будущее абсолютно! Полностью! Какие судьбы могли бы быть созданы, а какие потеряны благодаря таким абсолютным знаниям, а? Толни верит в это. Они верят, что если откусить маленький кусочек, то будет хорошо, а если большой, то будет намного лучше. Как замечательно! И если ты дашь любому из них полный сценарий его жизни, то какой это будет жуткий подарок. Что за скука! Он будет иметь абсолютное знание о любом моменте его жизни, который он проживает. Никакого отклонения! Он мог бы предвосхищать каждый ответ, каждое высказывание — еще и еще, и еще, и еще, и еще и…

Лито покачал головой.

— Незнание имеют свои преимущества. Вселенная, которая таит в себе неожиданности, вот чего я хочу!

Это была длинная речь и, когда она слушала его, то была очень удивлена, что его манера говорить, его интонации напомнили ей его отца ее потерянного сына, даже сами Идеи: это были вещи, о которых мог бы говорить Пол.

— Ты напоминаешь мне своего отца, — сказала она.

— Тебе это причиняет боль?

— Некоторым образом, но и в то же время убеждает, что он продолжает жить в тебе.