Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович

— Красиво! — с восхищением сказал он и подивился тому, как громко прозвучал его голос в прозрачном весеннем воздухе.

Телега въехала на мост, и седоки сошли с нее, чтобы лошади было легче одолеть крутой подъем на том берегу реки.

— Да, красота, — подталкивая рукой телегу, согласился Чуклинов. — Только вот уберечь ее мудрено. Не смотрите, что он большой, город-то. Он, все равно как деревцо, — чуть недосмотрел, не уберег — и зачахнет… Вам куда? В гостиницу?

— Да, пожалуй, лучше всего в гостиницу.

— Она отсюда недалеко, — промолвил Чуклинов и зашагал вровень с лошадью, ободряя ее на крутом подъеме невнятным ласковым бормотанием. — Тяни, тяни, старая, вон-от дом-то наш, вон-от!

— А что, — спросил, размышляя над словами старика, Трофимов, — разве в городе нет порядка?

— Отчего нет порядка? — неожиданно сердито и громко отозвался Чуклинов. — Наш город еще при Иване Грозном в городах значился!

— Выходит, про красоту, что уберечь не легко, вы так, между прочим, сказали? — усмехнулся Трофимов.

— Иначе говоря, зря сказал, так, что ли? — хмуро глянул на него Чуклинов.

По напряженности, с которой прозвучали его слова, Трофимов понял, что случайным своим вопросом задел собеседника.

— Либо зря, либо к слову пришлось. Бывает и такое, — примирительно улыбнулся он.

— Эх, мил человек, Сергей Прохорович, зря да для красного словца в мои годы не говорят. Так-то. — И старик вдруг улыбнулся Трофимову лукавой, понимающей улыбкой. — А тебе я вот что скажу: молод ты еще старика пытать. Поживи у нас, поосмотрись, на то у тебя и глаза есть.

Чуклинов отвернулся и зацокал языком на лошадь.

— Вот и гостиница ваша, — сказал он, когда телега свернула на другую улицу, и указал на старый, купеческой стройки двухэтажный дом. — А вон там, вон за церковушкой той, крыша зеленая виднеется — там я и живу. Пооглядитесь, прошу ко мне на весенний мед да на прямой разговор. Чуклинова дом вам всякий укажет.

Старик остановил лошадь у ворот гостиницы и помог Трофимову снять с телеги чемодан.

— Обязательно приду, Егор Романович, — сказал Трофимов и замялся, не зная, как спросить о плате за проезд.

— Нет, нет! — поняв его замешательство, нахмурился Чуклинов. — Я — не извозчик.

Он взмахнул вожжами, и телега легко покатилась под гору.

— В гости, в гости не забудьте! Буду ждать! — донесся до Трофимова его звучный, сильный голос.

2

Дежурная в гостинице встретила Трофимова торопливой, заученной фразой:

— Номеров нет, могу предоставить койку, предъявите паспорт и командировку.

— Что ж, койку так койку, — согласился Трофимов, выкладывая на стол удостоверение.

Дежурная развернула его и с интересом глянула на Трофимова.

— Для вас, товарищ прокурор, могу предоставить «люкс», или «депутатский».

— Значит, номера все же есть? Ну, давайте какой получше.

— Номер-то один, — смутилась дежурная. — Это только названия два.

— Что ж, давайте оба — начну жить на широкую ногу, — пошутил Трофимов.

Но дежурная даже не улыбнулась.

— Пойдемте, я вас провожу, — заторопилась она.

«Смотри ты, как мое прокурорское звание на нее подействовало», — с досадой подумал Трофимов, поднимаясь следом за дежурной по лестнице.

— Скажите, — обратился он к ней, — неужто я такой уж страшный, что вы даже разговаривать со мной не хотите?

Дежурная, по-своему поняв вопрос, кокетливо повела плечом:

— Нет, почему? Вы мужчина видный…

— Да я не о том вовсе спрашиваю, — рассмеялся Трофимов. — Мне непонятно, почему вы так меня испугались? Что я — серый волк, что ли?

— Какой же вы серый волк? — ободренная его смехом и тоже смеясь, сказала дежурная уже смело, с откровенным любопытством взглянув на Трофимова. Она отперла дверь и посторонилась, пропуская его вперед.

Номер, носящий сразу два громких названия — «люкс» и «депутатский», — оказался маленькой, светлой комнатой, заставленной старинной мебелью: зеленым плюшевым диванчиком и множеством кривоногих круглых кресел.

— Что же вас все-таки во мне испугало? — снова спросил Трофимов у дежурной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А ничего! — независимо и не без озорства сказала девушка. — Просто строго очень на меня посмотрели… Вот и все!

— Ах, вон оно что! Тогда прошу прощения.

Дежурная отошла к дверям и вдруг ласково, как, наверно, говорила ее мать, встречая приехавших к ним в деревню дорогих гостей, сказала:

— Живите у нас подольше.

Сказала и, смутившись, выбежала из комнаты.

Улыбаясь, прислушивался Трофимов к ее удаляющимся легким шагам. Вот где-то внизу прозвучал ее голос: «Дуняша! Дуняша! Беги к директору, скажи…»

Что должна была сказать Дуняша, Трофимов не расслышал. Он прошелся по комнате и остановился у открытого окна.

Сразу же по другую сторону улицы начиналась базарная площадь. Там царило то шумное оживление, какое бывает на весенних базарах, когда после долгой и суровой зимы приходит наконец желанное тепло и в город съезжаются колхозники из самых отдаленных уголков района.

И Трофимова потянуло на улицу, на солнце, захотелось поскорее познакомиться с городом, где предстояло ему жить и работать.

3

Зал заседаний Ключевского народного суда был переполнен.

Прокурор Михайлов, немолодой грузный человек, оторвал взгляд от разложенных перед ним бумаг и посмотрел в глубину зала. Оттуда на него были устремлены сотни внимательных, ожидающих глаз.

«Почему сегодня так много народу? — подумал прокурор. — Дело как дело — ничего особенного…»

— Подсудимый Лукин, встаньте, — сказал судья.

Высокий молодой парень, сутулясь и стараясь ни на кого не смотреть, поднялся со своего места за барьером.

Вглядываясь в его виноватое, застывшее от нестерпимого стыда лицо, Михайлов вспомнил, как несколько дней назад к нему пришла целая молодежная делегация с требованием устроить над Лукиным что-то вроде показательного процесса.

Какой там показательный процесс! Достаточно и того, что он, Михайлов, согласился лично участвовать в рассмотрении этого, на его взгляд, несложного дела.

«Но почему же все-таки оно вызвало в городе такой интерес?» — задал себе вопрос Михайлов.

Он перелистал лежащие на столе бумаги.

«Подсудимый — Лукин Константин Иванович, 1926 года рождения, шофер комбината. Потерпевшая — Лукина Татьяна Павловна, 1928 года рождения, лаборантка на обогатительной фабрике. Так… Другой потерпевший — ее отец, Павел Андреевич Зотов…»

«Зотов?.. Зотов?.. Ах, вот оно что! Ведь этот Зотов — старейший мастер комбината, известный в городе человек. Да и Лукины — кто же в городе не знает старого Лукина, мастера по лесному сплаву, охотника, уральского краеведа? Нашла коса на камень! Впрочем, дело-то само по себе ясное: хватил парень лишнего, повздорил с женой, ударил ее, оскорбил вступившегося за дочь старика, а теперь и стыд и раскаяние… Но вот прямо и честно признать свою вину не желает. Мальчишка! Да как он смел про гордость здесь говорить?»

Прокурор всем своим грузным телом повернулся к подсудимому.

— Так что же, признаете вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

В это время в зал вошел Трофимов. Никто не обратил на него внимания. Молодая женщина, возле которой он остановился, отыскивая свободное место, подвинулась, и Трофимов сел рядом с ней.

— Я был пьян, — тихо, но с упорством, видно уже не в первый раз произнося одну и ту же затверженную фразу, сказал подсудимый. — Я ничего не помню.

— А почему же свидетели отрицают это? — ожесточаясь, возвысил голос прокурор.

— Свидетели сговорились показывать против меня, — еще тише и еще ниже опустив голову, произнес Лукин.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Константин! Говори правду! Правду говори! — послышался из глубины зала глухой мужской голос. — Не унижайся до лжи.

Подсудимый испуганно глянул в сумрак зала и вдруг, точно переломив что-то в себе, выпрямился и дерзко, с вызовом, крикнул: