Генерал-адмирал. Тетралогия - Роман Злотников

А к войне с использованием полевой фортификации вообще никто не готовился. Считалось, что в столкновении между европейскими армиями будет преобладать мобильный характер боевых действий, чему подтверждением служили Австро-прусская и Франко-прусская войны, доказавшие крайнюю слабость даже капитальных крепостей перед современными средствами воздействия. Что уж говорить о полевой фортификации? Что же касается Русско-японской, то успех использования полевой фортификации русской армией в той войне объяснялся особыми условиями театра и уникальностью сложившейся обстановки, когда для достижения решительной победы в войне одной из сторон конфликта, а именно русскими, достаточно было всего лишь успешно обороняться.Все остальное-де решил флот.

Так что русская армия вообще была едва ли не единственной по-настоящему готовящейся к современной войне — с массированием огня артиллерии, с широким использованием стрельбы с закрытых позиций, с развитой полевой фортификацией. Большинство военных теоретиков других стран снисходительно объясняли это некими психологическими сдвигами в мозгах русских военных вследствие как раз Русско-японской войны.

Мол, вцепились в вариант действий, сработавший один-единственный раз в уникальных, строго ограниченных условиях, и всё никак не могут вырваться за его пределы и осознать его ограниченность…

Кроме того, и армия тоже пока еще к войне была совершенно не готова. Причем как по уровню обученности, так и по наличию вооружения. Согласно новым штатам, у нас должна была резко повыситься насыщенность подразделений пулеметами, а частей и соединений — артиллерией, при этом общая численность личного состава подразделений, частей и соединений от батальона до дивизии включительно должна была заметно сократиться. Например, по новому штату вместо одной из четырех стрелковых рот в каждом батальоне формировалась пулеметная рота, вооруженная «носимыми» пулеметами Мосина-Федорова, численностью всего шестьдесят человек, то есть почти в четыре раза меньшей, чем штатная стрелковая. [47]Вследствие чего в распоряжении командира батальона сразу же оказывалось двенадцать пулеметов — по одному на каждый из оставшихся в батальоне стрелковых взводов. Не как в покинутое мною время, когда пулемет имелся в каждом отделении, но тоже очень неплохо. Хотя, скажем, немцы, проведя в 1906 году испытания сходных по характеристикам с пулеметами Мосина-Федорова ружей-пулеметов Мадсена, отозвались о них весьма пренебрежительно. Мол, не пулемет, а слабая имитация — дорого, затратно, а толку чуть, только способствует бесполезному расходованию средств военного бюджета и патронов. Лучше уж производить надежные и точные MG08 — в боевых условиях каждый из них стоит четырех, а то и пяти «мадсенов», а по цене обходится всего в пару таковых…

В полку же вместо одного из четырех батальонов теперь имелась пулеметная рота, вооруженная пулеметами Максима, а в состав бригады вошел артиллерийский дивизион восьмидесятисемимиллиметровых пушек. В дивизионной же артбригаде на вооружении состояли уже стосемимиллиметровые гаубицы. А новый, недавно принятый на вооружение корпусной дуплекс из стотридцатимиллиметрового морского орудия, основной задачей которого считалась контрбатарейная борьба, и стопятидесятидвухмиллиметровой гаубицы, имеющих однотипный лафет, состоял на вооружении в корпусной артбригаде. Но если с восьмидесятисемимиллиметровыми орудиями и пулеметами Максима у нас все уже, в общем, было в порядке, то пулеметов Мосина-Федорова и стосемимиллиметровых гаубиц не хватало еще даже на армию мирного времени. Причем не хватало, считая не только те, что уже имелись в частях и соединениях, а даже если бы мы подчистую выгребли все, что уже было заложено на мобилизационных складах. Более же крупные калибры вообще были представлены жалкими десятками стволов, которых в лучшем случае хватало лишь для использования в качестве учебных пособий. Ибо графики оснащения войск новым вооружением были рассчитаны до 1912 года.

Ну и куда тут воевать? Черт, как же это я все время впростак-то попадаю? Нет, ни на какое послезнаниепри таких изменениях уже невозможно надеяться, но даже мои собственные прикидки, сделанные вроде как с учетом изменившихся условий, отчего-то все время оказываются куда более оптимистичными, чем реальность. Ну почему так-то?..

Плеске покосился на меня, потом на Сазонова, вздохнул и решил принять первый удар на себя:

— Ваше величество, принимать решение, конечно, вам, но я должен заявить, что в настоящий момент мы к войне совершенно не готовы.

— Так считает министр финансов, — усмехнулся Николай. — Что ж, это вполне понятно. Война — всегда расходы. — И он повернулся ко мне.

Ну еще бы, я ж не только военный министр, но еще и генерал-адмирал, да и вообще председатель Совета министров. Ну кого еще спрашивать, как не меня-то?

Но Эдуард Дмитриевич, который прекрасно представлял себе, в каком состоянии находится наша армия и сколь многим ее еще предстоит оснастить, рискнул еще раз вызвать огонь на себя, попробовав этак деликатно, осторожно отвести угрозу от меня. Он уже твердо считал себя членом моей команды…

— Дело не только в экономии, ваше величество, все дело в структуре бюджета. Дело в том, ваше величество, что соотношение статей расходов в разные времена и в разных условиях неодинаково. В какое-то время государство уделяет большее внимание армии, в какое-то — развитию транспортных путей, в какое-то все силы бросаются на структурные преобразования хозяйства, а на всем остальном государство сколь возможно экономит. На армии мы в этом году отнюдь не экономим, но многое нацелено именно на развитие страны. Причем это развитие не ограничивается одним лишь этим годом, а спланировано на несколько лет вперед. И дело не в том, что этот бюджет неправилен — нет, ежели нам удастся исполнить его и еще пару последующих в необходимом виде, наше государство получит столь мощный толчок, что сможет выделять на различные нужды — военное дело, образование, медицину и так далее — куда большие деньги, чем если бы все развивалось своим чередом. Но в данный момент, — Плеске развел руками, — ежели нам ввязаться в войну, получится, что едва ли не половину бюджета мы просто закопали в землю без всякой пользы.

Николай зло зыркнул в мою сторону. Я молчал — а что тут скажешь? Прав был незабвенный Виктор Степанович Черномырдин: хотели как лучше, а получилось как всегда…

Тут в разговор вступил Сазонов:

— Ваше величество, я бы тоже рекомендовал сколько возможно воздерживаться от войны. Во всяком случае, пока мы не согласуем позиции с союзниками. Ведь, кроме французов, мы находимся в секретном союзе и с англичанами. Надобно уточнить, как настроен действовать сэр Асквит. [48]

Ну, насчет секретности данного союза я имел очень большие сомнения. Скорее всего, немцам было все известно. Просто они надеялись на сволочную природу «джентльменов», всегда воспринимавших любые договоры как никчемные бумажки и в любой ситуации действовавших не в соответствии с принятыми на себя обязательствами, а лишь руководствуясь собственными интересами. Более того, я был совершенно уверен, что нынешний демарш немцы предприняли, все тщательно просчитав и решив, что англичане ограничатся словесными громами. Как, впрочем, и мы. Ибо еще и во многом благодаря инициированной мною программе глубокой дезинформации немцы считали нас ну совершенно не готовыми к войне. Армия все еще небоеспособна, резервов нет, производство новых образцов вооружения только разворачивается, да и те образцы, по их мнению, не очень. После «мадсенов» они закупили для испытаний и наши пулеметы Мосина-Федорова, вот только на проданных им образцах материал ствола и затвора был немного другим, да и качество обработки некоторых поверхностей отличалось от серийных образцов в худшую сторону. Поэтому при испытании закупленные немцами пулеметы регулярно клинило, вследствие чего немцы посчитали их худшим вариантом «мадсена», еще менее приспособленным к жестким условиям современного боя. Ну да для того все и делалось…

Но вот ведь в чем ужас: все получилось аккурат как у мачехи в сказке «Двенадцать месяцев», когда «врешь-врешь, да ненароком правду соврешь». Да, в настоящий момент мы к войне совершенно не готовы!

— А что скажет наш военный министр и председатель Совета?

— Я бы тоже рекомендовал воздержаться от любых шагов, которые немцы могли бы использовать в качестве предлога для начала военных действий, — сухо заявил я.

— То есть, ваше высочество, вы также утверждаете, что страна к войне не готова? — явно поддел меня племянник.