Очерки истории цивилизации - Герберт Уэллс

Многочисленные свидетельства против ортодоксальной христианской космогонии вызвали возмущение и негодование простых интеллигентных людей в западных обществах. Разум многих инстинктивно и иррационально не мог смириться с новыми знаниями. Вся их моральная доктрина была построена на фальшивой истории; они были слишком старыми, чтобы пересмотреть свои взгляды; их моральные убеждения казались им практической истиной, с которой новая истина была несовместимой. Согласие с ней означало для них моральный крах всего мира. Но они пришли к моральному краху потому, что не согласились с ней.

Особенно яростно противостояли новому учению английские университеты, которые по своей структуре были в основном клерикальными. В семидесятых и восьмидесятых годах XIX в. по

всему цивилизованному миру бушевали ожесточенные споры. Об уровне дискуссии и фатальном невежестве Церкви можно судить по описанию в «Книге для заметок» Хэккета заседания Британской ассоциации по развитию науки в 1860 г., на котором епископ Уилберфорс следующим образом подверг нападкам Хаксли, выдающегося соратника Дарвина.

Глядя на «Хаксли с оскорбительной усмешкой, он попросил его объяснить, кто же, по его мнению, произошел от обезьяны — его дед или бабка? Хаксли повернулся к своему соседу и сказал: «Я принял его в свои руки от Господа». Затем он обратился к нам и произнес следующие ужасные слова: «Я не стыжусь, что моим предком была обезьяна, но мне стыдно быть сородичем человека, который использует свои таланты для сокрытия правды». (Другая версия гласит: «Я со всей определенностью заявляю, что человеку нет оснований стыдиться того, что его предком была обезьяна. Если бы у меня и был предок, которого мне следовало бы стыдиться, то это скорее был бы человек беспокойного и разностороннего ума, берущийся за научные вопросы, о которых он имеет смутное представление, с той лишь целью, чтобы затушевать их с помощью бессмысленной риторики и отвлечь внимание аудитории от подлинной обсуждаемой проблемы посредством красноречивых отступлений от темы и умелой апелляции к предрассудкам».)

Это была, несомненно, страстная речь, вызвавшая чрезвычайное возбуждение среди присутствовавших. Одна дама даже упала в обморок, пишет Хэккет... Таков был накал полемики.

Дарвиновское движение застало христианство врасплох, оно было для него совершенной неожиданностью. Формальное христианство столкнулось с очевидно доказанной ошибкой в своих теологических построениях. Священники и епископы с яростью набросились на Дарвина; делались глупые попытки запретить публикацию дарвиновских трудов, пропагандисты новых взглядов подвергались нападкам и дискредитации. Было .много разговоров на повышенных тонах об «антагонизме» религии и науки.

Конечно, во все века в христианском мире были скептики. Император Фридрих II был, несомненно, скептиком, в XVIII в. Гиббон и Вольтер открыто выступали против христианства, а их сочинения оказали влияние на некоторых немногочисленных читателей. Но то были люди единственные в своем роде... Теперь же в христианском мире почти все стали скептиками. Это новое противоречие затронуло каждого, кто прочитал хотя бы одну книгу или услышал умный разговор. Выросло новое поколение молодых людей, столкнувшихся с крайней озлобленностью защитников христианства, которые боролись за свое дело, забыв о чести и справедливости. Новые научные достижения опровергали ортодоксальную теологию, но возмущенные теологи твердили, что удар был нанесен по самой религии.

Непосредственные результаты воздействия этого великого спора на воззрения и образ жизни людей из богатых и влиятельных классов были воистину пагубными. Новая биологическая на-

ука так и не предложила ничего конструктивного взамен прежних моральных устоев. Началось настоящее разрушение морали.

Общий уровень общественной жизни в пределах этих классов в начале XX в. был намного выше, чем в начале XVII, однако в одном отношении — в отношении бескорыстия и совестливости этих классов — более поздняя эпоха явно уступала более ранней. В XVII в. в среде деятельных и владевших собственностью классов процент людей, которые искренне молились, которые, сотворив зло, вновь старались обрести душу, людей, готовых страдать и жертвовать во имя того, что казалось им правильным, был гораздо выше, чем в первые годы XX в.

После 1859г. произошла настоящая утрата веры. Подлинное золото религии во многих случаях было выброшено вместе со столь долго хранившим его изношенным кошельком и утрачено навсегда. Ближе к концу XIX в. грубая и искаженная версия дарвинизма везде стала основой мировоззрения великого множества «образованных» людей. Короли, собственники, правители и вожди XVII в. действительно считали в глубине души, что они господствуют по воле Бога; они действительно боялись его, они привлекали священников, чтобы те решали их проблемы в отношениях с Богом; когда они вели себя неподобающим образом, они старались о нем не думать. Но к началу XX в. старая вера королей, собственников и правителей уже поблекла в разъедающих лучах научной критики.

В конце XIX в. богатые и влиятельные люди считали, что они господствуют благодаря Борьбе за существование, в которой сильные и хитрые берут верх над слабыми и доверчивыми. А еще они верили, что должны быть сильными, энергичными, безжалостными, «практичными» и эгоистичными, потому что Бог был мертв. Им казалось, что он всегда был мертв. Подобные воззрения не имели ничего общего с новыми научными данными.

Вскоре эти люди вышли за рамки первых грубых и упрощенных интерпретаций дарвинизма, гласивших, что каждый человек — сам за себя. Они решили, что человек — это такое же социальное животное, как и индийская охотничья собака. То, что человек есть нечто гораздо большее, чем собака, они не замечали. По аналогии с собачьей стаей, где для общего блага необходимо запугивать и подчинять молодых и слабых, они считали, что и в человеческой стае крупные собаки должны запугивать и подчинять. Подобные воззрения породили пренебрежение к идеям демократии, преобладавшим в первой половине XIX в., и вызвали восхищение людьми властными и жестокими.

Весьма характерным для тех времен было то, что мистер Киплинг увел детей средних и высших классов британского общест-

ва назад в джунгли изучать «закон», а в своей книге «Стоки и компания» с явным удовольствием описал, как трое мальчиков подвергли пыткам двух других, обманув и связав своих беспомощных жертв, чтобы выведать их недобрые намерения.

Стоит поподробнее рассмотреть этот эпизод из книги «Стоки и компания», потому что он ярко характеризует политическую психологию Британской империи конца XIX в. Историю второй половины XIX в. нельзя понять, не уяснив того вывиха ума, который этот эпизод иллюстрирует. Два мальчика, которых подвергли пыткам,— это задиры, что уже является оправданием для их мучителей, подстрекаемых к продолжению насилия священником.

Ничто не может остановить то рвение, с которым они (и мистер Киплинг) принялись за работу. Перед тем как приступить к пыткам, необходимо, для оправдания, изобразить определенное моральное негодование — и все будет в порядке. Если на вашей стороне власти, то вас ни в чем нельзя будет обвинить. Такова простая доктрина этого типичного империалиста. Но каждый задира, в меру своих возможностей, также следовал этой доктрине с тех пор, как животное под названием «человек» стало достаточно разумным, чтобы проявлять сознательную жестокость.

И еще один важный момент в этой истории. И директор, и помогающий ему священник изображены как непосредственные участники этого дела. Они хотят, чтобы это издевательство произошло. Вместо того чтобы употребить свою власть, они используют этих мальчиков — героев в глазах мистера Киплинга,— чтобы наказать двух других. Директор и священник и слышать не хотят жалоб возмущенной матери. И все это мистер Киплинг представляет как ситуацию весьма желательную.

Здесь мы находим ключ к пониманию самой отвратительной, наиболее реакционной и в конечном счете гибельной идеи современного империализма — идеи молчаливого преступного сговора между законом и незаконным насилием. Как царизм в конечном итоге довел себя до катастрофы в результате тайного поощрения громил-черносотенцев, жестоко убивавших евреев и других людей, считавшихся враждебными царю, так и британское имперское правительство скомпрометировало свое доброе имя поощрением незаконного вторжения доктора Джеймсона в Трансвааль перед Англо-Бурской войной, похождений сэра Эдварда Карсона (впоследствии лорда Карсона) в Ирландии, о чем мы вскоре расскажем, и молчаливым попустительством британскому правительству Ирландии в так называемых «репрессиях», предпринимаемых приверженцами существующего режима против преступников, или предполагаемых преступников, из радикальной организации Шин фейн.