Дети войны. Народная книга памяти - Коллектив авторов

Нас – детей, ребят и подростков – в семейном лагере было, наверное, больше пятидесяти человек. Молодежь ходила на задания, в разведку или на посты. Собиралась группа: обычно, двое подростков и кто-то из старших, как правило старики. Надо было следить за переправой, чтобы никто чужой не пришел на остров. В дневное время девчата дежурили, ночью – мальчишки 12–14 лет. И бегали с донесениями, когда надо было что-то передать из боевого отряда в семейный или наоборот. Оружия нам не давали, но стрелять из карабина учили.

Надо было следить за переправой, чтобы никто чужой не пришел на остров. В дневное время девчата дежурили, ночью – мальчишки 12–14 лет. И бегали с донесениями, когда надо было что-то передать из боевого отряда в семейный или наоборот. Оружия нам не давали, но стрелять из карабина учили.

Еще помогали мамам по хозяйству, стирать, готовить. У нас было в отряде девять коров, мы с девчонками ходили их доить. А потом это молочко давали раненым и больным. За больными надо было ухаживать, даже комаров отгонять, он же не может, если ранен.

Малыши до десяти лет ходили в лесную школу. Был такой обыкновенный шалаш, в нем жили две учительницы. Одну звали Любовь Грицева, она арифметику преподавала, а другую – Мария Шляхтенко, она была литератором. Сама стихи сочиняла, песни разучивала с ребятами. Писали карандашами на старых газетах, на обрывках бумаги, бересту заготавливали и на ней тоже писали. А в летнее время просто дорожку такую расчищали на земле и палочками писали, задачки решали. Оценок никому не выставляли. Если хорошо учился – хвалили, а если отставал по какому-нибудь предмету – пожурят, и все. Предметы какие? Русский язык, арифметика, физкультура, пение. Мы потом концертики такие устраивали для своих пап и мам: и пели, и танцевали, и стихи читали.

Из одежды на тебе только то, в чем пришел в отряд. Правда, было такое правило: если обносился, можно было прийти в деревню, в любой дом, попросить свежее белье, а свое – оставить. У меня порвалась обувь, так командир нашего семейного лагеря дал мне солдатские ботинки. В тех ботинках я еще год ходила после освобождения. В них и в школу пошла, в шестой класс… В основном, люди носили такие резиновые ботинки, «сиговцы» их еще называли, или валенки, у кого были. А летом – все босиком.

Вши донимали. Там же бани нормальной не было. Мылись через месяц, через два. Землянка была, стоял «парник» [25]. Кипятили воду – носили с болота – и мылись… Какие-то порошки врач выписывал – от вшей, – мы их в воду сыпали. А стирали на золе – называлось это «лух». Обвязывали ушат полотном, сверху сыпали золу. Воду кипятили и заливали. И одежда, и белье очень хорошо отстирывались.

1 мая 1944 года меня и еще двух девушек приняли в комсомол. Это такое событие было! Я такая гордая ходила…

Имеешь оружие – в отряд зачисляют, Нет оружия – добывай

Пархимчик Владимир Васильевич, 1925 г. р

Подростком после окончания восьмого класса воевал в партизанском отряде «Беларусь» (Минская область).

Дело было зимой 1942 года. Летом накосили сена на Диком болоте для наших коров, а зимой на двух санях дядька, отец и я поехали за этим сеном. Дядька в снегу – снег глубокий был – нашел овечьи шкуры замороженные. Достали, стали рассматривать. Только ехать назад – выходят двое партизан. Они, оказывается, за нами все это время наблюдали. Отвели нас в отряд, в землянку. Там допросили, кто мы, откуда, зачем? Составили бумагу: каждый дал клятву, что не расскажет, что видел партизан… Домашние волновались, что нет нас долго, под утро только вернулись. О том, что случилось, – ни слова!

К тому времени я окончил восемь классов Шацкой средней школы. В Шацке стоял сильный гарнизон немецкий. Казармы у них были в зданиях школы и больницы. Там рядом сад большой. И в этом саду окопы были отрыты, точки пулеметные. Ко мне прислали связного из партизанского отряда и дали задание: разведать, какого возраста немцы в гарнизоне, в какой форме, чем занимаются? И я ходил.

Самым интересным для нас, подростков, было оружие. На районных соревнованиях я хорошо стрелял из мелкокалиберки, и мне дали значок «Ворошиловский стрелок». Тогда перед войной учили разбирать оружие, особенно винтовку хорошо знал… Когда наши отступали, через деревню шли поодиночке, группами – оружие бросали, особенно тяжелое. И там много чего осталось. Найдешь карабин, если патроны есть к нему – идем стрелять. Цель какую-то в елки поставим и палим. У нас же глухомань, что еще делать пацану? Станковый пулемет в деле попробовали. И разобрали, и собрали. Все сами. В поле родителям поможешь – и снова в лес… Гранаты бросали. Только проверим сначала, чтобы близко никого не было.

В одном месте там бугорок был и окопы. Раскопал я «лисьи норы» на том бугорке, песок легкий, и нашел сейф развороченный с деньгами советскими.

Если бы знал, что они могут пригодиться, можно было бы насобирать. Они еще после войны в ходу были, те деньги.

Раскопал я «лисьи норы» на том бугорке, песок легкий, и нашел сейф развороченный с деньгами советскими. Если бы знал, что они могут пригодиться, можно было бы насобирать. Они еще после войны в ходу были, те деньги.

Пулемет нашел «максим». Разобрал. Ствол отдельно, тележку отдельно. Закутал в плащ-палатку и спрятал. И патроны. Сейчас уже не помню, три или четыре металлические коробки. В болоте валялось много оружия. Можно было целый полк вооружить!

Стал гранаты и патроны домой носить. От деда остались ульи. Но не такие, домиком, а выдолбленные, из толстого дерева. Я туда стал их складывать. Мама нашла и вынесла за деревню, в яму, где глину копали. А мне – фартуком по ушам, чтобы не носил больше!

Однажды к нам в деревню пришли немцы. Я в огороде спрятался, в высокую ботву, а мама – осталась. И я видел, как один немец бил мою маму. Спрашивал: где твой гаденыш? С ними был мой одноклассник – переводчиком. У нас в классе почти у каждого «именушка» была. Меня за мою шустрость звали Молекула. А этого переводчика, у него лицо такое скуластое было, – Чингисхан… Никогда не забуду, как били маму. Она потом едва отошла… После этого и ушел в лес.

Как было: оружие имеешь – в отряд зачисляют, нет оружия – добывай! И добывали, кто как мог. У меня револьвер был и винтовка СВТ (7,62-мм самозарядная винтовки Токарева. – Ред). И штык, но не трехгранный, а кинжалом. Эта винтовка мне была тяжеловата. И тогда командир взвода предложил мне и еще одному партизану поменяться. У него была кавалерийская винтовка – она укороченная. Вот с этой винтовкой и револьвером я и бегал. Но патронов к револьверу не было. Так приспособились барабан рассверлить под автоматный патрон.