Путь ( 2 книга - 6 книга) (СИ) - Игнатов Михаил Павлович "Аорорн"

Я не нашёл почти ничего из богатств леса, оставленных Волками для проверки таких самоуверенных юнцов, как я. Гнетущее открытие. Вдвойне неприятно оказалось слышать это из уст Риквила. Возможно, потому я и сорвался при расставании с Волками? Выместил на нём свою обиду? Этого тоже не буду отрицать. Ни к чему. Я не такой уж и добрый человек. Когда жизнь прижала меня, без промедления использовал Флаг со страдающей душой. Хорошо, хоть, что до сих пор не притронулся к сектантским пилюлям. И не выкинул их, как грозился когда‑то, зато щедро одарил ими других.

Я тронул кисет. Неважно. Не пройдя проверки Волков, я проложил собственный путь к добыче и силе: Царь‑черепаха и Фонтан. Вот уж точно, Ключ. Сейчас передо мной другое испытание. Город тоже оказался совсем не таким, каким мне его описывали и Гунир, и Мириот и болтуны на рынке. Потому что у них были другие глаза. Глаза, смотревшие на город издалека или и вовсе его не видевшие, люди пересказывавшие по десятому разу чужие домыслы. Мириот говорил, что здесь всё без изменений, словно Древние отошли на час. Парни на экзамене в лесу травили байки про зверей, заполонивших его развалины. Я считаю, что приукрасили они все.

Чистые ухоженные улицы, ровно подстриженные вечноцветущие кусты и цветы, которых я не видел ни в одном из сборников ватажников о небесных травах, тех, что впитывают энергию. А ничем иным, прожив сотни лет в Миражном эти кусты и цветы быть не могли.

Низкие изгороди не могли скрыть от любопытного взгляда дворов поместий. Я видел там за эти дни плодоносящие и цветущие одновременно сады, беседки, звонкие ручьи и манящие пруды, в которых плескалась рыба. Я видел статуи. Статуи столь искусно сделанные, что в первый раз я решил, что гляжу глаза в глаза живому Древнему. Даже в смертельных схватках моё сердце не замирало, словно боясь ударить. При виде мужчины, стоявшего в трёх метрах от низких, символических ворот, оно поступило именно так.

В первое мгновение я решил было, что передо мной живой человек. Видел, как ветер шевелил его волосы и одежды, видел гордо поднятый подбородок и изогнутые в намёке на улыбку губы. Мгновения сливались друг с другом, утекая сквозь пальцы, когда я понял одну вещь: стоящий напротив меня не моргал; его грудь не двигалась; на плечах заметен лёгкий налёт пыли, разрушающий его идеальность; а взгляд так и не скользнул мне за спину на замершую там маму и Лейлу; да и сами глаза больше похожи на драгоценные камни, что резко выделяются на фоне белоснежного каменно‑неподвижного лица. Затем я осознал, что мужчина стоит на небольшой площадке, постаменте, выступающем из узорно‑мощённой дорожки.

Статуя. Статуя невероятной работы, при первом на неё взгляде заставляющая спутать её с живым человеком, да ещё и облачённая в одежды. Судя по вздоху облегчения, что раздался позади, это понял не только я, но и мама. Лейла ещё спрашивала, зачем статуи получили волосы и цветные глаза. Но что мы могли ей ответить, если и для нас с мамой это осталось загадкой? Такие статуи мы встречали ещё трижды, в самых больших поместьях на нашем пути, и каждый раз печать изъяна в виде пыли на их одеждах выдавала, что город всё же лишён хозяев.

Ещё это делали звери, которые пусть и не часто, но встречались на улицах. Именно они сильнее всего разрушали образ вечного порядка древнего города: там гнездо на крыше поместья, здесь валяющиеся кости на мостовой, на уходящей в сторону Братьев улице вытоптанная тропинка сквозь изгородь. Не говоря уж о более неприятных и низменных вещах. С одной стороны, это хоть как‑то оживляло город, который своей безлюдностью давил и пугал. Куда делись все его жители? Будь даже здесь их кости, это не так бы тревожило, как полная неизвестность. С другой, эти самые звери, оживлявшие город, невероятно осложняли мне жизнь. Будь их хоть на самую малость больше, и я бы не справился, не сумел защитить маму и сестру.

Звери оказались слишком умны, слишком сильны, слишком быстры. Понимая, что проигрывают, многие словно сходили с ума, бросаясь на моих родных, в попытке убить хоть их. И отсылать далеко от схватки семью было нельзя. Дело даже не в опасности встретить ещё одного зверя, нет, у каждого из них своя территория в этом городе и ещё не случалось такого, чтобы кто‑то вмешался в чужую драку. Беда оказалась в самом Миражном. Он и впрямь подходил под своё название. Нельзя просто прийти к намеченной цели – она расплывалась миражом. Невозможно даже вернуться – позади всё сменялось, словно пройдённого пути и не было, словно мы стояли на месте, а город мчался мимо нас так, как этого хотелось ему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вот и приходилось нам не отдаляться друг от друга больше чем на сотню шагов. Мы уже научились различать безопасные участки – главное, чтобы и у меня, и у них по сторонам стояли дома с одинаковой черепицей и одноцветными изгородями. Город переносился с места на место кусками, кварталами, улицами.

Первые два дня я уверенно шёл по карте – отбил у огромного Кота неизменяемый перекрёсток, выждал нужные цвета на улице строго по записанному совету и рванул дальше, пытаясь успеть пройти как можно больше до миража, как мы стали называть появление фиолетовой пелены, приносящей изменения улиц.

Да и сам город вокруг нас сменялся, открываясь с невиданной до этого стороны. Теперь я понимал, почему Мириот словно извинялся, давая наставления, советы и вручая мне карту. Кроме неизменных перекрёстков и подписанных мест, в остальном она оказалась бесполезна. Что я видел с высоты Небесного Исполина? Бесконечные ряды невысоких поместий, расчертивших клетками пространство и уходящих вдаль к подножию Братьев. Что я видел сейчас, углубившись в Миражный? Я видел башни в десятки этажей, огромные поместья, мимо ограды одного из них можно было идти сотни вдохов; просторные парки, засаженные высокими деревьями; гигантские здания, в одной из комнат которых могла уместиться вся Школа Ордена.

Не мне судить, но казалось – мне удавалось приближаться к цели, тем более что она даже на карте была велика и занимала целый квартал. Пусть мы и переносились раз за разом, но половина таких изменений сдвигала нас всё дальше к центру города, а значит и к нужному кварталу. Один раз я даже заметил этот Павильон с его алой крышей с вершины уличного фонтана. Но затем удача закончилась. Сначала частота миражей выросла, полностью соответствуя рассказу Мириота – чем дальше от границ города, тем сложнее двигаться к цели, и мы перестали успевать дойти до очередного перекрёстка и мираж стал заставать нас посреди улиц. После я влип в череду схваток, в которых дважды лишь амулеты защиты спасали Лейлу. Затем... Затем улицы словно вымерли.

Уже два дня мы не встречали ни одного зверя. Мама уже даже не косится по сторонам, словно все трудности и риски прошлых дней остались позади и не могут повториться. По мне – опасное заблуждение. Странная вещь вообще происходит.

Когда Лейлу едва не ранили первый раз, то я так испугался, что словно преодолел преграду в своей боевой медитации. Да и сложно было не испугаться, когда огромный паук плюнул в неё паутиной. Вероятно, он оказался восьмой звёзды Возвышения, даже небольшого кусочка его нити, коснувшегося её кожи, хватило, чтобы сестра покрылась волдырями. В первый миг я решил, что это яд и в ярости, в два хода уничтожил зверя, вокруг которого до этого прыгал едва ли не сотню вдохов.

Но главное – на следующий день я начал ощущать лёгкий тёплый ветерок, что дул на меня, когда очередной зверь только собирался прыгнуть к моей семье. И вот насколько мама выглядела спокойной, настолько же мне было неуютно последние два дня. Ветра опасности нет, но что‑то словно давит на меня со всех сторон, заставляя постоянно озираться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Леград, – мама легко поняла, что меня тревожит. – Ну что ты в самом деле, в этом городе даже мне легко обнаружить зверя. Они и не скрываются.

– Рассказывали, что время от времени они выбираются охотиться за город. Значит, в любой момент могут попасться навстречу.

– Леград, а как звери это делают, когда весь город плывёт в миражах?