Белые пешки - Екатерина Звонцова

дальше?

Это произнес незнакомый голос. Захлопнулась дверь. И раздался звук шагов.

Дэн и раньше встречал в «Бараньем клыке» его – молчаливого голубоглазого бродягу с длинными волосами, неизменно в вареной джинсе или белых рубашках, с серебряным колечком в ухе. Теперь незнакомец шел к доске, не сводя взгляда с лица Валаара. Взгляд не был недружелюбным, полнился скорее сочувствием и интересом. А Валаар просиял. Даже занес ногу, чтобы сойти с клетки, но передумал и ограничился дурашливым поклоном. Он радовался случайному зрителю. Или неслучайному?

– Здравствуй, Лорд, – протянул Зиновий. – Опаздываешь. Доска готова.

– Нет, – возразил Валаар. – У белых не хватает фигуры. Ферзевой пешки.

– Как не хватает? – Тот, кого назвали Лордом, вышел на площадку. Перешагнув букву D, пройдя по клеткам, он встал перед Наташей и небрежно ей подмигнул. – Вот.

Глаза Валаара расширились, оттуда исчезла вся снисходительная глумливость. Мечась взглядом по небритому лицу бродяги, он даже слегка побелел, скривился в полуоскале и опять скрючил пальцы – точно собираясь схватить его за горло.

– Ты? – наконец выплюнул он. – Пешка? Ты?

– А пешка отличается от короля? – будто передразнивая его удивление, отозвался молодой человек. – Ходит на клетку. Слаба. Разница лишь в том, что никто не ограничит ее свободу, ее не нужно защищать. – Он помедлил. – Она может идти куда угодно. Пересечь доску. Стать ферзем, если необходимо. А королю… – В мягком взгляде промелькнула синяя звездная бездна. – Все короли выходят на доску, только чтобы ждать шах, а потом и мат. Другой судьбы у них нет. Разве не так, Ваше Величество?

В улыбке вместо иронии и угрозы была грусть. Валаар сжал кулаки.

– Я не был королем. – Он точно за что-то оправдывался. – Лишь бароном. Всегда.

– Всегда?.. – Бродяга задумался. Кулаки Валаара сжались крепче.

– Делай ход! – почти рявкнул он. – Пора!

Дэн вгляделся в спокойное лицо Лорда. Он начинал понимать, на кого Валаар смотрит с таким непониманием, отвращением, презрением, за которым едва скрывает страх. Но кто тогда прятался под белым королевским плащом?

Незнакомец с длинными русыми волосами поднял руку. Партия началась.

Миттельшпиль

Настоящее сминалось под ударами прошлого и било в ответ. Обращалось в щепки единое пространство, десятки историй разворачивались одновременно. Горел мрак. Чернел свет. На каждом вздохе и крике Хаос сотрясал расчерченную площадку и смотрел в глаза каждому. Из глаз каждого. Положение менялось. Это не были ходы – это была бойня.

Хрупкий мальчик – Принц из колодца – наблюдал, как крысы пожирают околдованную девочку. Мальчик улыбался, слушая не голодный писк и не стоны боли, а отдаленные воззвания отца девочки к Господу. Потом, уже в пустой церкви, мальчик спросил: «Мама, ты теперь заберешь меня? Я отомстил». Но мама не пришла. Вместо нее среди потемневших фресок появился рыцарь в фиолетовом плаще и протянул мальчику руку. «Идем, мой принц. Идем». А вот уже десятилетний Коля Лодзинский, сын проститутки, бил кого-то до кровавых соплей, крича: «Не смей! Не смей! Она не такая!», а потом лежал на детской площадке в кольце угрюмых милиционеров. Рука с перечеркнутыми браслетами жизни мелькнула в брезентовом мешке.

Ника медлила всего несколько секунд, прежде чем свернуть мальчику шею одним быстрым, сильным движением. Дэн не знал, когда она научилась так. Но когда упало тело, увидел, какой она была раньше.

Черноволосая дева шла под венец с молодым, но седым рыцарем, беззаветно верным своему королю, а потом они оба лежали в море крови на самом верху самой высокой башни. Ника. Алеф. Они же – сидели на скамейке под дождем. Со спины казалось, это один толстый человек, накинувший на голову плащ.

Мужчина в милицейской форме, капитан Добрынин, Мясник, тьма которого выплескивалась из попыток защитить свет, свернул шею уже ей. И выстрелил в него.

Мастер из Флоренции поднес к лицу нож. На портрете перед ним была Афродита с цветами и фруктами; в постели напротив – мертвая, будто выпитая кем-то натурщица. Мастер надавил на нож. Реальность окрасилась кровью. И вот учитель сидел, сутулясь, у мольберта; дрожал от самому ему непонятного озноба; говорил уходящему юноше: «Не давай пустых обещаний и не рисуй пустых стен. Обещания причиняют боль, а стены слишком легко превратить в тюремные решетки. Вот так».

Дэн шагнул, занося руку, в которой откуда-то взялся старинный меч, и учитель упал.

Кто-то плечистый и усталый мыл багровые руки в серебряной чаше. Завыл. Упал. Медленно обратился в мраморную девочку с белыми волосами, а та вдруг сорвалась с места, схватила косу с голубым лезвием и кинулась на черную тень. На девчонке был плащ с алой каймой; он развевался как ангельские крылья. Девчонка проиграла бой, закричала, рухнула в бесконечность. Воскресла. Снова пошла. И каждый раз, как заведенная, девчонка шептала: «За Тебя. За Тебя. За Тебя». Дэн быстро глянул на Наташу и произнес, не узнавая своего голоса:

– Ты убиваешь тех, кого он любит. Разве это искупление? Даже ради других?

Наташа только устало склонила голову.

– Я знаю, Дэн. Ты чудо. И спасибо. За твой свет.

Вскоре белый ферзь исчез с доски. Все поверженные фигуры оставались лежать, но королева просто растворилась в воздухе. У нее была роль, растянутая на века, и нынешнюю часть она сыграла. Ее смели бурное море и треск гнущихся мачт.

Капитан Ван дер Деккен бросил небу вызов. Его людей сожрала бездна, а его жизнь переписали заново, чтобы он – хотя бы один из черных – попытался победить Хозяина. И вот Иван Рыков, израненный осколками ложных воспоминаний, наклоняется, закрыв глаза. Его целует черноволосая девушка с бесцветно-зелеными глазами. Они – одно серое, мрачное, постепенно утихающее море.

– Я – настоящее. Слышишь? Слышишь?

Марти крикнула это, поднимая руку с пистолетом и стреляя Рыкову в лоб. Через еще несколько ходов она упала сама, но Дэн не запомнил, кто убил ее. Морриган или Мясник? А может, Ася? Эти трое, по-своему безумные, кружились и атаковали больше всех, не всегда даже разбирая, кого бьют, своих или чужих. И никто никак не мог убить их.

Жизни. Смерти. История – упавшая фигура; упавшая фигура – история. Дэну хотелось отвести взгляд, хотелось бросить меч, но он не мог ни того, ни другого. Партия продолжалась – и он увидел, что Крыс и Рей оба совсем рядом с мертвой Марти.

Рей стремительно шагнул в сторону. Он попытался ударить рыжего врача, за которым проступал ариец в эсэсовской форме. Мужчина свалил его на землю, тяжелым ударом ноги сломал ребра, но бледное лицо было пустым, движение – механическим. Врач уже не сопротивлялся, когда Крыс схватил с доски чей-то